Снова и снова я возвращаюсь к теме красоты и теме пошлости. Когда идешь ясным погожим днем и вдруг видишь девушку с неестественно надутыми губами. Это выглядит уродливо очень. Как бы человек не был одет при этом, это сразу бросается в глаза.
Ведь на самом деле юная девушка без косметики выглядит моложе и красивее, чем с обилием макияжа. Откуда и отчего пошла такая мода на эти уродства, иначе не назову, на большую грудь, попу, уменьшение носа, губы, словно все под копирку стали похожи на кукольных Барби или просто на силиконовых кукол, что продаются в специализированных магазинах.
Были симпатичные девочки – певицы Анна Седокова или Юля Волкова, но решили они улучшить внешность. Как вам изменения?
Эта мода на стандартные внешности от глупости, ведь изменения нужны, если действительно слишком большой нос или сутулость, или слишком большая грудь и проблемы найти купальник и прочее. Пошло, скучно, неинтересно выглядят такие женщины, это заметно даже если чуть-чуть изменили лицо, тело.
Яркая косметика, большие губы и прочее нисколько не украшают женщин, а лишь уродуют. Посмотрите какие были советские девушки почти без косметики с приятными улыбками, открытым взглядом. Это и есть настоящая красота, не нужны никакие улучшения, если нет такой улыбки и таких глаз. Красота идет из души, от сердца, от добрых слов и поступков, все остальное лишь подчеркивает изъяны и не делает совершенней вашу внешность….
Понятия о красоте подменили - уродство становится нормой, искажая для многих подростков подлинную красоту.
Мои любимые стихи Саши Черного как нельзя лучше передают что такое Пошлость
Лиловый лиф и желтый бант у бюста,
Безглазые глаза — как два пупка.
Чужие локоны к вискам прилипли густо
И маслянисто свесились бока.
Сто слов, навитых в черепе на ролик,
Замусленную всеми ерунду, —
Она, как четки набожный католик,
Перебирает вечно на ходу.
В её салонах — все, толпою смелой,
Содравши шкуру с девственных идей,
Хватают лапами бесчувственное тело
И рьяно ржут, как стадо лошадей.
Там говорят, что вздорожали яйца
И что комета стала над Невой, —
Любуясь, как каминные китайцы
Кивают в такт, под граммофонный вой,
Сама мадам наклонна к идеалам:
Законную двуспальную кровать
Под стеганым атласным одеялом
Она всегда умела охранять.
Но, нос суя любовно и сурово
В случайный хлам бесштемпельных «грехов»,
Она читает вечером Баркова
И с кучером храпит до петухов.
Поет. Рисует акварелью розы.
Следит, дрожа, за модой всех сортов,
Копя остроты, слухи, фразы, позы
И растлевая музу и любовь.
На каждый шаг — расхожий катехизис,
Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи,
Некстати поминает слово «кризис»
И томно тяготеет к глупой лжи.
В тщеславном, нестерпимо остром зуде
Всегда смешна, себе самой в ущерб,
И даже на интимнейшей посуде
Имеет родовой дворянский герб.
Она в родстве и дружбе неизменной
С бездарностью, нахальством, пустяком.
Знакома с лестью, пафосом, изменой
И, кажется, в амурах с дураком…
Ее не знают, к счастью, только… Кто же?
Конечно — дети, звери и народ.
Одни — когда со взрослыми не схожи,
А те — когда подальше от господ.
Портрет готов. Карандаши бросая,
Прошу за грубость мне не делать сцен:
Когда свинью рисуешь у сарая —
На полотне не выйдет belle Hélène.