Уреаплазма
Образ ответ пришел в виде двух чашек под чай. Одна глиняная, другая тонкая из фарфора.
Пояснение образа
Программа: Стоять за стеклом, ждать принца, который возьмёт и испьёт из фарфоровой чашки.
Телесная усталость от точённости. Ощущение себя только тонким фарфором, уход в сильную точённ
ость: «Я только для событий аристократического характера». Данное восприятие создаёт "отпиливание" своего потока от земли. А такой поток даёт нам чувственность и чувствительность.
Из-за этого невкусно жить. Когда люди пытаются сделать тончайший фарфор из грубой глины, то им приходится снять очень много массы. Иллюзия, что в высшем сословии настоящее счастье, а остальная жизнь неяркая, невкусная. Желание, чтобы пространство не приносило события, которые связаны с обычной жизнью.
Фарфор это образ жажды женщины ощущать принадлежность к аристократическому высшему обществу. Это чувство вытекает из уязвлённости, желания доказывать, что является болезненным восприятием. Однако, там полная несвобода действий, все в ошейниках, все в условностях. Страх, что опора на желание быть обычной чашкой означает отказ от изящной формы фарфора. Но кто решил, что изящно, а что не изящно?!
Здоровое восприятие.
Настоящая плошка из глины живая, несёт информацию о том, откуда она. Грубое изделие принадлежит всему миру сразу (не к одному эгрегору), здесь больше энергии. В итоге, точёная чашка стоит ненужная за стеклом, а все пьют из грубой чашки. Опираемся на желание быть в обиходе, быть той, из которой пьют каждый день, ставят в грязную мойку, опять берут и т.д.
Тело против того, чтобы быть хрусталем, хрупкой посудой, чтобы тратилось столько внимания на сохранность. Флора призывает отказать от этого состояния. Хочется быть грубым сосудом, который постоянно в активном использовании.
Бьем фарфор со всей дури через дикие танцы, дикий секс, проявленность одичания – дикие кривляния, выкручивания. С кайфом, с удовольствием, с наслаждением опираемся на свое дно, на свою реактивность. У Кларисы Эстес есть описание первозданной дикой женщины, бешенной части природы. Опираемся на свою первозданность как на что-то вкусное, хорошее. Грубые, страстные чувства, пощипывания, отпускания себя без оглядки на окружающее, чувствование себя, извивание червем, попытка почувствовать в себе низшие состояния.
В этом состоянии женщина подходит к мужчине и говорит: «Я тебя отпускаю от всех условностей. Живи меня, лейся таким, каким хочешь, возьми из меня любую форму, которая тебе желанна. Сбрось все настройки, которые до этого в тебя вложили. Я подхожу к тебе с этим первозданным и прячу тебя под свою юбку от всего жесткого мира, который тебя истончает, который превращает тебя в фарфоровую чашку. Я дарую тебе полную свободу! Будь как я. Я выдыхаю в тебя силу своей первозданности, силу своей тьмы, в которой можно все, на что только у тебя расширится фантазия. Где мать тебя выкрутила в проволоку, я снимаю все запреты. Будь, резвись через мое тело, сделай все, что тебе хочется сделать, позволь себе тот секс, который ты хочешь себе позволить. Живи себя в меня и меня в себя. Сам поток жизни тебе рассказывает и диктует, точит из меня как из глины форму любви, страсти и секса. Возьми меня как глину. Я не брезгую быть для тебя этой глиной. И я позволяю себе слепить из твоей первозданности то, что я хочу».
Тело отрубает, выжигает все виды стараний: «Прочь всех, кто указывает мне путь тонкой фарфоровой чашки! Благословляю тех, кто желал мне этого, стать первозданной глиной».
Позволение себе оживлять мужчину: царапать глазницы, если он мертв умением видеть; если он не подключен к внешнему божественному, то выдирать ему волосы.
Так диктует мне поток первозданности. Я не корректирую свою дикую природу, я ее выдаю так, как она меня несет на себе - как волна, как на коне, как проводник этого чувства.
Если он испытывает чувство вины и хочет, чтобы ему дали по морде, то ты не боясь, делаешь это для него, говоря: «Смотри, я тебя чувствую, ты хочешь получить сейчас от меня!».
Но если ты фарфоровая чашка, то блокируешь эту первозданность. Ведь чашка культурная, она чья-то собственность и стоит для любования. И в итоге, кто-то подходит и разбивает эту чашку.
Как занимается сексом хрустальная чашка, и как неистово скачет на члене дикая, первозданная женщина. Она себя принимает полностью, и мужчина принимает со всеми ее проявлениями в сексе.
Когда мужчина чувствует первозданную глину, то наливается страстью и хочет слиться, хочет усилить женщину своим сексуальным потоком. Тогда он берет ее там, где она стоит, вообще не спрашивая. И для нее как комплимент. Она понимает, что такая классная, что у него сносит планку от нее, не может устоять от ударившей в голову спермы. По нему течет такой поток, что его всего распирает. И весь мир пропадает: он только ее выбирает в данный момент. Это искреннее признание в любви – когда мужчина не может себя контролировать, настолько вкусная женщина своей тягой, что он за тридевять земель готов к примчаться.
Что хочет поток первозданности, то хочет сама природа через эту женщину. Так происходит рождение великой души. Чем больше дна у людей, которые зачинают, тем выше зачатый дух, и шире его крона при жизни. Сила не в хрустальности, а в мощном корне.
Мужчина приходит дикий, а женщина готова сожрать его всего со всем диким, со всей ненавистью к миру, внутренним криком боли. Она глотает его со всем его родовым каналом, как самка богомола, и не боится его. Глотает и говорит: «Приходи еще раз, и еще раз».
Разрешай себе накормить свою первозданность, ненасытность. И если тот мужчина не хочет приходить, испугался, обращайся к пространству: «Пространство тащи мне подобного! Я взываю! Я голодная, я хочу удовлетворить свою жажду!»
Разреши своей матке притягивать мужчину, подобного себе по силе, чтобы его выпуклость жажды давать была равносильна твоей вогнутости жадности брать.
Влияние. Печень и поджелудочная редактируются.
