Приезд Долли Облонской в особняк Вронского имел для Л.Н. Толстого особое значение. При помощи этого обстоятельства он будто хотел выразить некие тонкие моменты восприятия пространства. Его задача состояла в том, чтобы как можно ярче выразить феномен ауры или духа особняка, в котором стали жить Анна Каренина и Вронский.
Пожалуй, ни одно жизненное пространство в романе автор не описывал с такой чрезмерной детализацией и пристрастием. Будто весь дом открылся перед читателем глазами Долли Облонской, которая внимательно оценивала в нем каждый нюанс. Кроме того, эпитетов для описания предметов интерьера Л.Н. Толстой точно не пожалел и воображение само создает нужные иллюстрации. Непомерно много звучат следующие из них: новое, роскошное, дорогое. Приведу некоторые выдержки этого пространства:
….разбегались глаза на этот элегантный, невиданный ею экипаж, на этих прекрасных лошадей, на эти элегантные блестящие лица…
….прекрасный с колоннами дом, выступающий из разноцветной зелени старых деревьев…
комната, за которую надо было извинять, была преисполнена роскоши, в какой никогда не жила Долли
… все производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах…
В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью Александровну, еще больнее поразила ее….Все это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое.
…Обед, столовая, посуда, прислуга, вино и кушанье не только соответствовали общему тону новой роскоши дома, но, казалось, были еще роскошнее и новее всего.
В противовес этому материальному великолепию идет совсем иное описание людей, поддерживающих данное пространство. Здесь и лицемерная приживалка княжна Варвара со снисходительным и покровительственным тоном, здесь и условно порядочный лицемер Свияжский, которому что-то нужно от Вронского, здесь и два бездельника Тушкевич и Весловский, цель жизни которых это слоняться по чужим домам и развлекать собою скучающих господ.
И дочка Вронского и Карениной описана довольно странно, будто речь о некой сильной породе, отдаленной от человеческой:
…. девочка, с крепеньким, обтянутым куриною кожей, красным тельцем, несмотря на суровое выражение, с которым она посмотрела на новое лицо…
… как ползала эта девочка, тоже очень понравилось ей. Ни один из ее детей так не ползал. Эта девочка, когда ее посадили на ковер и подоткнули сзади платьице, была удивительно мила. Она, как зверок, оглядываясь на больших своими блестящими черными глазами, очевидно радуясь тому, что ею любуются, улыбаясь и боком держа ноги, энергически упиралась на руки и быстро подтягивала весь задок и опять вперед перехватывала ручонками.
Все описано так, будто само пространство и семейная система, в которую попала эта девочка фактом рождения уже обрела все необходимые свойства для гомеостаза и включилась в выравнивание баланса сил.
И с персоналом, судя по подаче автора, явно какой-то непорядок:
...франтиха-горничная, в прическе и платье моднее, чем у Долли, была такая же новая и дорогая, как и вся комната…
Автор здесь определяет ее как продолжение интерьера, как олицетворение чего-то неодухотворенного и неживого.
....нарядная, высокая, с неприятным лицом и нечистым выражением англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями, вошла в дверь
…такую несимпатичную, нереспектабельную англичанку…
А это речь о гувернантке, задача которой вдыхать бытийность в ребенка. Просто посмотрите на эпитеты. В палитре эпитетов Толстого «нечистый» встречается как синоним порочный, отрицательный, испачкавший совесть и прочее.
Одним словом, людей здесь можно обозначить как змеиное логово, которое только ждет когда сюда забредет некто живой и наивный, которого можно очаровать эти великолепием или купить за деньги, чтобы потом незаметно ослабить.
Разговор между обедавшими, за исключением погруженных в мрачное молчание доктора, архитектора и управляющего, не умолкал, где скользя, где цепляясь и задевая кого-нибудь за живое...
Выходит, что толковые люди в лице доктора, архитектора и управляющего были рукотворно погружены в мрачное молчание «приятными» собеседниками и они уже не включались в разговор, чтобы их ненароком не полоснули едкими замечаниями.
Это те, еще не порушенные люди, которые по незнанию и ради денег были приманены в этот дом, чтобы в итоге основательно ослабнуть и разрушится. Это та еда и ресурс, которым тайно распоряжается эта пассивно-агрессивная семейная система. Одним словом, на глубинном уровне этой семейной системы с такими людьми на орбите все пространство будет пронизано кодами разрушения и как только переведутся носители достойных качеств, пригодных для разрушения, то здесь неминуем застой, как начало деструктивного процесса.
Каждый член семьи, гость, челядь этого дома и этой семейной системы пропитаны тонким ядом, будто автор зашифровал здесь некую разрушительную природу или подобие серпентария, где змеи чувствуют себя хорошо, а все живое, что случайно попадет сюда, будет слабеть и опустошаться. Отношение автора к этим людям выдает присутствие в них явной разрушительной природы. И дело здесь не в богатстве, оно ни хорошо, ни плохо само по себе, вопрос том, как оно себя поддерживает и кем.
Само пространство сначала своей новизной, роскошью и блеском стягивает внимание Долли и очаровывает подобно анестезии, а затем все эти люди одним своим присутствием и концентрацией негативно влияют на нее и выливаются в резкое желание срочно уехать.
Долли приехала именно к Анне, но и в ней она замечает нечто новое, роскошное, дорогое, но ненатуральное, пустое, интерьерное.
Анна взяла своими красивыми, белыми, покрытыми кольцами руками ножик и вилку и стала показывать (принцип работы жатвенных машин). Она, очевидно, видела, что из ее объяснения ничего не поймется, но, зная, что она говорит приятно и что руки ее красивы, она продолжала объяснять.
Иными словами Анна каждым своим движением как бы несла посыл: Посмотрите, как я прекрасна; бесспорно, я очаровательна, давайте приковывайте на меня внимание, впадайте в подвисшее состояние и восхищайтесь мною. Вот они мелкие признаки и детали хищения человека, который изнутри оброс пустотой. Такие посылы важно замечать и не поддаваться через усилие воли.
Эта новая черта молодости кокетства неприятно поразила Долли….
Дарья Александровна видела, что Анна недовольна была тем тоном игривости, который был между нею и Весловским, но сама невольно впадала в него…
Это кокетство также раскрывает природу этой дезориентации женщины. Оно как бы звучит так: Я в меньшей степени мама, именно потому, что теперь я в большей степени подобие гейши и свое внимание отдаю чужакам, потому что мне самой это доставляет удовольствие, а все остальное нынче скука.
Вот она эта грань перехода в плоскость разрушителя. И ее замечает Долли и начинает видеть ту пропасть, которая растет между ними и с которой она уже начинает усредняться, медленно втягиваясь в ее пустоту. Ей становится некомфортно и поэтому она принимает решение, срочно уехать.
Рекомендую к прочтению:
Любила ли своего сына Анна Каренина и почему она равнодушна к дочери?
Измена допускается, развод презирается. Логика нравов в романе «Анна Каренина»