Хо Ши Мин в молодости
19 мая — день рождения Хо Ши Мина (1890—1969), лидера вьетнамской революции и президента страны («Северного Вьетнама») в 1946—1969 годах. Выигравшего две войны — у Франции, а затем у США (последняя война, впрочем, закончилась победой уже после его смерти, но решающий перелом в войне случился ещё при жизни Хо Ши Мина). Он говорил об этой парадоксальной войне малого народа против вооружённой до зубов колониальной армии: «Война плохо вооружённой армии против армии современной, оснащённой по последнему слову техники, похожа на битву между тигром и слоном. Если тигр остановится, слон ударит его своим могучим хоботом. Но тигр днём прячется в джунглях, появляясь лишь по ночам. Он запрыгивает на слона, рвёт когтями его спину, а потом снова исчезает в джунглях».
При этом Хо Ши Мин не питал ненависти ни к французскому, ни к американскому народам. Он говорил: «Вьетнамский народ никогда не ставит знак равенства между американцами, стремящимися к справедливости, и их правительствами, на совести которых немало преступлений, совершённых в отношении вьетнамского народа... Те, кто покушается сейчас на нашу национальную независимость и свободу, — это люди, предавшие забвению Декларацию независимости Соединённых Штатов, где записано, что "все люди рождаются равными", и зафиксированы их неотъемлемые права — "на жизнь, на свободу и стремление к счастью"».
В борьбе за независимость Хо Ши Мину пришлось пройти сквозь тюрьмы... Вьетнамский императорский суд в 1929 году заочно приговаривал его к смерти. О тюремном быте его написанное с добродушным юмором стихотворение:
На каждого миска воды в темнице.
А что с нею делать — сам назначай:
Заваришь чай — не хватит умыться,
Умоешь лицо — не заваришь чай.
Вот ещё несколько заветов от «дедушки Хо», как его ласково называли соотечественники:
«Иди в первых рядах, когда трудно, и занимай последнее место, когда речь идёт о вознаграждении».
«Революционное движение подобно приливу, а надёжные активисты подобны сваям, которые удерживают песчаные наносы, когда волна схлынет».
«Нужно писать только о том, что сам видел и прочувствовал».
А это интервью 1923 года, взятое Осипом Мандельштамом у этого человека, носившего тогда имя Нгуен Ай Куок.
«— А как отразилось в Индо-Китае движение Ганди? Не дошли ли какие-нибудь волны, отголоски? — спросил я Нюэна-Ай-Кака.
— Нет, — отвечал мой собеседник. — Анамитский народ, крестьяне, живёт погружённый в глубокую кромешную ночь — никаких газет, никакого представления о том, что делается в мире; ночь, настоящая ночь.
Нюэн-Ай-Как — единственный анамит в Москве, представитель древней малайской расы. Он почти мальчик, худой и гибкий, в вязаной шерстяной телогрейке. Говорит по-французски, на языке угнетателей, но французские слова звучат тускло и матово, как приглушённый колокол родной речи.
Нюэн-Ай-Как с отвращением произносит слово «цивилизация»: он объехал почти весь колониальный мир, был в северной и центральной Африке и достаточно насмотрелся. В разговоре он часто произносит «братья». Братья — это негры, индусы, сирийцы, китайцы. Он написал письмо Рене Марану, офранцуженному негру, автору густо-экзотической Батулы и поставил вопрос ребром: хочет или не хочет Маран помочь освобождению колониальных братьев? — Рене Маран, увенчанный французской академией, отвечал сдержанно и уклончиво.
Хо Ши Мин — глава вьетнамского государства
— Я из привилегированной анамитской семьи. Эти семьи у нас ничего не делают. — Юноши изучают конфуцианство. Вы знаете, конфуцианство — это не религия, а скорее наука о нравственном опыте и приличиях. И в основе своей предполагает «социальный мир». Мальчиком, лет 13-ти, я впервые услышал французские слова: свобода, равенство и братство — ведь для нас всякий белый — это француз. И мне захотелось познакомиться с французской цивилизацией, прощупать, что скрывается за этими словами. Но в туземных школах французы воспитывают попугаев. От нас прячут книги и газеты, запрещают не только новых писателей, но даже Руссо и Монтескьё. Что было делать? Я решил уехать. Анамит — крепостной. Нам запрещено не только путешествовать, но и малейшее передвижение внутри страны. Железные дороги построены с «стратегической» целью: по мнению французов, мы ещё не созрели ими пользоваться. Я добрался до побережья — ну и уехал. Мне было 19 лет. Во Франции шли выборы. Буржуа обливали друг друга грязью. — Судорога почти физического отвращения пробегает по лицу Нюэна-Ай-Кака. Тусклый и матовый, он загорается блеском. В больших зрачках тяжёлая вода, он косит и смотрит зрячим взглядом слепого.
— Когда пришли французы, все порядочные старые семьи разбежались. Сволочь, которая умела прислуживаться, захватила брошенные дома и усадьбы; теперь они разбогатели — новая буржуазия — и могут воспитывать детей на французский лад. Если мальчик идёт у нас учиться к католическим миссионерам, это уже отбросы, подонки. За это платят деньги. — Ну, и идут низколобые тупицы, всё равно, как если бы шли служить в полицию, жандармерию. Католическим миссионерам принадлежит у нас 5-я часть всей земли. С ними могут потягаться только концессионеры.
— Что такое французский колонизатор? О, какой это бездарный и недалёкий народ. Первая забота — устройство родственников. Затем — нахватать и награбить как можно больше и скорее, а цель всей этой политики — маленький домик, «свой домик» во Франции.
— Французы отравляют мой народ. Они ввели обязательное употребление алкоголя. Мы берём немного хорошего рису и делаем хорошую водку, — когда придут друзья или в семейный праздник предков. Французы брали плохой дешёвый рис и гнали водку бочками. Никто не хотел у них покупать. Слишком много водки. Тогда губернаторам предписали по количеству душ населения сделать обязательную водочную раскладку и заставили насильно покупать водку, которой никто не хотел.
Мне наглядно представилось, как спаивают этот нежный народ, любящий такт и меру, ненавидящий излишества. Врождённым тактом и деликатностью дышал весь облик Нюэн-Ай-Кака. Европейская цивилизация работает штыком и водкой, пряча их под сутану католического миссионера. Нюэн-Ай-Как дышит культурой, не европейской культурой, быть может, культурой будущего.
— Сейчас в Париже группа товарищей из французских колоний — 5-6 человек из Кохинхины, Судана, Мадагаскара, Гаити издают журнальчик «Пария», посвящённый борьбе с колониальной политикой французов. Это совсем маленький журнальчик — каждый сотрудник доплачивает на его издание из своего кармана, вместо того, чтобы получать гонорар.
Бамбуковая трость с вырезанным на ней воззванием незаметно обошла все деревни. Её пересаживали с места на место — и сговор состоялся. Он дорого обошёлся анамитам, были казни, полетели сотни голов.
— У анамитского народа нет священников и нет религии, в европейском смысле. Культ предков — чисто социальное явление. Никаких жрецов. Старший член семьи или деревенский старейшина совершает поминальные обрядности. Мы не знаем, что такое авторитет жреца или священника.
— Да, интересно, как французские власти научили наших крестьян словам большевик и Ленин. Они начали преследовать коммунистов среди анамитов в то время, как никаких коммунистов и в помине не было. И, таким образом, вели пропаганду.
Анамиты — простой и вежливый народ. В благородстве манер, в тусклом, матовом голосе Нюэн-Ай-Кака слышен завтрашний день, океанская тишина всемирного братства.
На столе рукопись. Спокойный, деловой отчёт. Телеграфный стиль корреспондента. Он фантазирует на тему:
Конгресс Интернационала в 1947 году. Он видит и слышит порядок дня, он там присутствует, он ведёт протокол.
Делегаты V Конгресса Коминтерна в Москве. 1924 год. С сигаретой — Хо Ши Мин, через одного человека от него — Л.Д. Троцкий. "Мне так и не довелось встретиться с Лениным, и это было самой большой горестью в моей жизни", — говорил Хо Ши Мин
Хо Ши Мин, Михаил Суслов, Леонид Брежнев на отдыхе в Крыму. 1959 год
На прощанье Нюэн-Ай-Как что-то вспоминает: — Да, у нас был ещё один «мятеж». Его поднял анамитский царёк Зюнтан. Против увоза наших крестьян на французскую бойню. Зюнтан бежал. Теперь он в эмиграции. Скажите и о нём».
Хо Ши Мин на обложке журнала «Time». Изображался американцами среди ядовитых змей, как один из самых опасных врагов США. На обложке журнала справа, отпечатанной уже после его смерти и победы Вьетнама в войне с США, он назван «victor» (победитель) и задан риторический вопрос: «Кто следующий в Азии?»
Основатель современного Вьетнама в гробу. И никто не смеет требовать его закопать... Хотя сам он, в отличие от Ленина, действительно просил распорядиться своим телом иначе: кремировать и развеять пепел над Вьетнамом. Но народ решил иначе
Мавзолей Хо Ши Мина. Никому не приходит в голову стыдливо драпировать его в праздничные дни
Во Вьетнаме, в отличие от бывшего СССР, не стыдятся своего прошлого
Памятник Хо Ши Мина в городе Хошимине (бывший Сайгон) ночью
То же днём
