Ася смотрела на небольшую толпу снующих вокруг людей и злилась на себя всё сильнее. Им было весело - объединенные общим делом, они не замечали ни холодного ветра, ни нудного моросящего дождя. Периодически наливали из огромного термоса чай, жевали бутерброды, оживленно переговаривались, ни на минуту не переставая наблюдать за процессом съёмки. Под их взглядами Ася всё больше сжималась, мечтая оказаться подальше отсюда. И улыбка выходила деревянная, не улыбка – гримаса...
О фотопроекте «Мрачные сказки осени» Ася узнала из интернета. Просматривая нескончаемую фотоленту с застывшими мгновениями чужой интересной жизни, она случайно набрела на страничку с изумительно красивыми сказочными кадрами. Это были не просто портреты, а мини-постановки – костюмированные съемки на природе, в огромных парках и даже в лесу. Асе так сильно захотелось принять участие в подобном мероприятии, что она написала фотографу личное сообщение. Цена была запредельной, но ей сделали скидку – в проекте оставалось свободным одно место.
Свою страничку в сети Ася вела вяло: ни интересных событий, ни красивых фотографий у неё не водилось. Изредка щёлкала на телефон цветы у подъезда, деревья в парке, всякую мелочь. Селфи не выкладывала никогда. Да и нечего было выкладывать - она не любила фотографироваться: терялась перед камерой, не могла «держать» лицо, глаза сразу начинали таращиться и слезиться. Нефотогеничная – таков был давнишний вердикт школьного фотографа. Ася когда-то приняла его и смирилась.
Стылый ветер сильнее взметнул подол длинной юбки, разметал пряди рыжего парика, швырнул в лицо горсть колючей крупки – погода разладилась окончательно. Ася сильно замёрзла в одном чёрном платье, а чая ей никто не предложил. Попросить сама она не могла. Не решалась. Подслушанный недавно разговор коллег словно поменял что-то в голове - Ася стала стыдиться себя: своего возраста, своего поведения, своей внешности.
Нет, всё-таки она идиотка! Терпит неудобства за свои же деньги – вот бы на работе лишний раз поржали! И образ ей придумали неприятный – мрачный макияж уродовал лицо, парик так сильно давил на голову, будто хотел врасти в кожу. Парик ей выбрали чудовищный: длинные спутанные волосы, на которые были наверчены алые бусины ягод и колючие ветки – словно терновый венец.
- Ася Дмитриевна, проснитесь! – пропела Ниса, шустрая девочка-фотограф. И кто-то засмеялся рядом с ней. – Ну, спойте что-нибудь, попрыгайте! Отомрите уже, Ася Дмитриевна! И подойдите к Катюше, она поправит мэйк. Готовьтесь. Сейчас будем продолжать!
Ася Дмитриевна… А ведь ей только сорок пять! Боже, куда она попала!
Команда Нисы состояла из мальчиков и девочек лет двадцати. Участники проекта – шесть человек - тоже оказались как на подбор: молодые, красивые, яркие, и лишь она – белой… нет – старой! старой вороной затесалась между ними.
И ведь сама, сама напросилась, да еще и деньги заплатила. Хороший подарок себе сделала, ничего не скажешь!
О том, что её считают старой, Ася узнала недавно. Она устраивала скромное чаепитие по случаю дня рождения – проставлялась, как говорили у них. Старалась не разочаровать коллег суетливо резала-раскладывала-угощала-наливала. Выскочив в очередной раз за какой-то надобностью, она невольно услышала раздающиеся из-за неплотно затворенной двери смешки, обрывки фраз:
– Правильно, шеф! Омолаживать коллектив надо!
- Да у нас одна старуха только…
- Ну, она не совсем старая, неухоженная скорее... губы не сделала, реснички не наращивает, без маникюра...
- В зал не ходит... не подкачанная совсем!
- Косметики – ноль! Как так можно-то?!
- Старая, старая…
Ася хмыкнула – наверное уборщицу теть Пашу обсуждают, больше у них в коллективе никого старого и неухоженного она не знала – и уже приготовилась войти, но застыла, услышав голос шефа:
- Нет девочки, возраст для женщины это главное. Ухоженная–неухоженная – всё поправимо. Но возраст – это приговор. Вы ещё юные пташечки. А наша Ася пошла на закат.
И все засмеялись, соглашаясь с его безжалостным вердиктом.
Ася стара.
Слова преследовали её весь день, стучали молоточками в голове – стара-стара-стара. Она с трудом «держала» лицо, разговаривая с коллегами, через силу улыбалась шефу, занималась привычной рутинной работой, а в голове продолжало отбивать ритм – стара-стара-стара.
Но как же так! Она ведь даже не подозревала об этом! Считала себя молодой, думала, что впереди – вечность! И счастье обязательно нагрянет, и молодость не закончится никогда. Она всегда старалась выглядеть «на уровне», стрижку носила дерзкую – под ноль. Стильно и удобно, благо ей шла такая прическа. Косметики использовала минимум – ей всегда нравилась умеренность и неброскость. Ася была уверена, что нравится людям. Что все видят ее такой, какой привыкла видеть себя сама.
Как же так получилось, что время для нее словно застыло? Как там сказал кто-то – мне всегда двадцать шесть? Или - вечные тридцать?
Дома она долго разглядывала себя в зеркале, обнаруживая все новые морщинки и пигментные пятнышки, тихо плакала в ванной, капала успокоительное. И некому было утешить, ободрить, обнять. Ночью, завернувшись в плед и бездумно листая интернет, увидела объявление о костюмированном фотопроекте. С переодеваниями, визажистом, с выездом в лес, на природу. Увидела и тут же решила подарить себе праздник. Ведь фотограф должен быть профи, уж он-то сумеет разглядеть в ней привлекательные черты, сумеет так выстроить кадр, что она будет в нем не красавицей, конечно, но вполне себе ничего. И пусть время неумолимо, но у нее останутся воспоминания о себе другой, молодой. А это важно – она поняла сейчас – это очень важно!
- Ася Дмитриевна, вам плохо? – Ниса внимательно разглядывала её. – Не нравится мне этот образ. Мама подвезла другие костюмы. Сейчас поэкспериментируем, и всё отснимем заново.
- Верните мне деньги и отпустите домой, - чуть было не взмолилась Ася, но слова застряли в горле.
Нет, только не это! Только не сейчас!
Через поляну к ней направлялось видение из кошмарных школьных лет – Олька Иванова, старшая сестра Асиной одноклассницы. Она шла не спеша, с ворохом ярких тряпок в руках, заметно располневшая, но всё такая же эффектная, самодовольная, нахальная.
Узнала, – обреченно поняла Ася, увидев знакомую змеиную улыбку.
-Ки-и-ирка? Ты-ы-ы? Вот так встреча, Кирюся! После стольких лет!
Фамилия Аси была Киреева, и все школьные годы с легкой руки Ольки её называли Кирка, Кирюся, а чаще всего Кира-дура.
– С молодёжью тусишь? – глазки-буравчики обшарили лицо, фигуру, подсчитали, прикинули, заметили палец без кольца и припечатали категорично. - Сдала ты, Кирка. Постарела, подурнела. Разведенка? Или никто не взял?
Не дожидаясь ответа, Олька попеняла дочери:
– Это не ведьма. Вы её в клоунессу превратили. Сейчас переоденем, метлу в руки дадим, платок навертим на голову. Жаль, кота нет… Грим смоем, она и без грима сойдет за свою отечественную бабу Ягу! Как вам идея? – она хохотнула, и вокруг загоготали, соглашаясь, и Ниса тоже неуверенно хихикнула следом.
Олька повернулась к Асе, подмигнула густо накрашенным глазом:
- Дорогая, мы сейчас всё исправим. Воплотим твое жизненное кредо.
Она говорила что-то ещё, но Ася не слушала – задрав подол ненавистного платья, она пошла прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от этой поляны, от этих людей, от своего позора и глупости.
- Ася Дмитриевна…- долетел до нее голос Нисы, но Ася лишь отмахнулась и прибавила шаг.
Она не различала дороги – злость гнала её вперед.
Как можно быть такой наивной дурой! Такой тупой идиотиной! Чем она думала, записываясь на съемки? Чего ожидала от них?
Ася отчаянно ругала себя, хлестала словами словно пощёчинами, норовя ударить побольнее.
Может, ее сглазили? Как-то на работе рассказывали о таком. Да Ася не прислушивалась, не интересно было, не верила она в подобные истории.
Самое ужасное, что ей придется вернуться! Сумка, личные вещи – всё осталось в машине у Нисы. Самой ей не выбраться отсюда – слишком далеко заехали они в глушь. Ася застонала от досады, представив, что ждет её по возвращении.
Смешки. Взгляды. Слова.
Ей опять придется пройти через унижение!
Она этого больше не вынесет!
Всё бы, всё бы отдала, только бы не позориться! Только бы исчезнуть!!
Только бы всё изменить!!!
Наверное, она споткнулась, или ноги заскользили по мокрым листьям, но Ася с разбегу упала на землю, в глазах на миг потемнело. Почти сразу вскинувшись, она принялась отряхиваться. Не хватало еще испортить чужое платье!
Как могла, Ася оттерла испачканный подол, помассировала ушибленную ногу. А потом постояла с закрытыми глазами, медленно вдыхая терпкий горьковатый воздух и стараясь успокоиться, собрать по кусочкам разбитое вдребезги самообладание.
Надо возвращаться, - обречённо решила она и, повернувшись, замерла в потрясении.
Леса не было. Деревья исчезли!
Огромное поле засохших подсолнухов простиралось перед ней.
Выстроившись высокими рядами, они терялись вдали, полностью растворяясь в бесцветной мути тусклого неба. Узкий проход между ними начинался от того места, где стояла Ася.
Застыв в изломанных позах, подсолнухи напоминали декорации к фильму ужасов, и страшно было представить, что ей придется двинуться по растрескавшейся земле мимо них.
Здесь, на краю поля, Ася отчетливо почувствовала чей-то взгляд. Это ощущение пронзило ее, и почти сразу же она заметила крошечную фигурку, появившуюся впереди на тропинке.
К ней издали приближалась женщина – маленькая, худая, в коротком летнем сарафане. Она шла медленно, босиком, тяжело припадая на одну ногу. Бесцветные выбившиеся из узла волосы висели тусклыми прядями вдоль узкого лица. Странное это было лицо – размалеванное как у матрешки. Густобровое, с бурачными ровными кругами румян и алой щелью накрашенного рта.
И эта выпала из возраста? Или просто местная чокнутая? – мелькнула не ко времени возникшая мысль.
Женщина оказалась очень маленькой – не доставала до плеча невысокой Асе. Приблизившись, проговорила нараспев:
– Палочку свою ищу. Потеряла палочку. Ты палочку мою не видала? Хорошая палочка. Крепкая. Из косточки.
- Н-н-нет – с трудом разлепив губы, пробормотала Ася, не в силах отвести взгляд от лица странной тётки. Вблизи оно выглядело ещё ужаснее – покрытая мелкими трещинками шероховатая кожа казалась деревянной и напоминала искусно подогнанную маску. И глаза были совсем белые, без зрачков.
- Да ты не прячешь её? – с подозрением спросила тётка. - Точно не видела? Мне без палочки нельзя!
Она пошла вокруг Аси, причитая:
- Как же я буду без палочки! Хорошая была палочка. Как раз в длину твоей ноги. Может отдашь мне ногу на новую? Пожалей бабушку, отдай! – бледной птичьей лапой она неожиданно вцепилась в подол Асиного платья.
Ася отшатнулась, замотав головой. Но вырваться не удалось – хватка у тетки была крепкой.
- Ты головой не крути, а плати раз пришла! За проход заплатить нужно. Ну? – тётка с силой дернула за платье, ткань затрещала. - Плату давай, иначе духи осени не пропустят тебя!
- К-какие духи? – переспросила уже мало что соображающая Ася.
- А ты посмотри вокруг…
В тот же миг рябь прошла по рядам подсолнухов. Они словно зашевелились, потянулись к Асе, выставив вперёд иссохшие листья-руки. Чем дольше она смотрела на них, тем отчётливее ей представлялось, что они смыкаются всё плотнее, надвигаются на неё с тихим мертвенным шелестом.
- Ну? Будешь платить? – вновь спросила тетка.
- Чем платить? – абсурдность ситуации вызвала какой-то ступор.
- А чего не жалко, то и давай… Мне бы на палочку ножку… Или ручку… Что не жалко, говорю… Я ведь и сама могу взять… - тётка угрожающе придвинулась к Асе, и та, попятившись, содрала с головы парик, выставила вперед, словно защищаясь.
- Волосы! Волосы не пожалела для бабушки… - восхищенно зацокала, забормотала сумасшедшая. Она выхватила парик, а после рявкнула. - Чего застыла? Проходи!
И Ася пошла, а потом побежала по узкому проходу, ведущему в неизвестность. Ужас подхлёстывал её, подгонял вперед. И подсолнухи поворачивали вслед свои ссохшиеся многоглазые лица, следя за её перемещениями.
Казалось, тропинке не будет конца, но внезапно она оборвалась, и Ася выскочила на обычную сельскую улочку - за покосившимися штакетниками ютились остовы увядших цветов, облетевшие деревья обреченно поникли… А дома… Странные это были дома - неправильные, ненастоящие, призрачные.
Они словно ускользали от Асиного взгляда, дразнили ее, то отчетливо проступая сквозь туманную муть, то снова исчезая за ее пеленой. Она не могла сфокусировать на них взгляд.
Ася закружила по улице, пытаясь сориентироваться, понять, что делать дальше и чуть поодаль заметила еще один дом – старый, приземистый, но вполне реальный. Не задумываясь, Ася кинулась к нему.
Она вдруг отчетливо представила себя со стороны – отчаявшаяся, лысая, в заляпанном грязью платье… Ну и пусть! Ей бы только узнать про обратную дорогу и вернуться назад, к группе. Теперь это не казалось таким ужасным, как раньше. Теперь ей хотелось вернуться обратно!
Ася робко стукнула в дверь. Раз, другой… Ничего. Тогда она заколотила изо всех сил, закричала:
- Есть кто дома? Хозяева! Откройте, пожалуйста!
Дверь слегка подалась внутрь, из приоткрытой щели пахнуло сладковато-затхлым кошачьим духом.
Ася сморщилась и вновь позвала:
- Здравствуйте. Мне бы дорогу узнать…
В ответ из глубины помещения раздалось непонятное шипение и треск, будто радиопомехи.
А потом неожиданно грянуло:
…Время сажать… время сажать...
наступили сроки…
Пусть созреет урожай,
урожай высокий…
Гнусавый искаженный голосок, запинаясь, снова и снова выводил странно знакомые слова песенки.
- Значит, в доме кто-то есть, - Ася осторожно протиснулась внутрь и оказалась в небольшом узком коридоре, пустом и запущенном. Покрытые пятнами выцветшие обои по низу были изодраны в клочки. В торце на тумбочке горела свеча, за ней в окружении искусственных цветов рядком сидели куклы. Композиция напоминала самодельный алтарь. Но Асю поразило не это. Она узнала кукол. Это были ее куклы!
Синий Мишка с оторванным ухом, сшитый мамой из мягкой фланельки. Целлулоидная кукла без имени с тряпичным телом. И резиновый гном с обкусанной кисточкой на колпачке.
Этого просто не может быть! Ася даже зажмурилась на мгновение! Последний раз она видела игрушки лет сорок назад, когда гостила у прабабки.
В то лето прабабка, перешагнувшая столетний рубеж, начала понемногу «чудить», и сильно напугала маленькую Асю. После этого случая девочку к ней не привозили.
Вскоре дом перешел родителям, но так и оставался нежилым - мотаться за тридевять земель, в другой город было не с руки.
Теперь Ася вспомнила коридор, расходящийся от тумбочки в обе стороны. Налево должны быть кухня и ванная комната, направо - спальня и зАла, кажется, так называли парадную комнату в доме прабабки.
Что происходит? Каким-то непонятным, непостижимым образом она оказалась здесь? Как? Как такое возможно?!
Ася осторожно прошла вперёд, взяла в руки мишку – он был совсем ветхий, из прорех шубки посыпалась труха, слежавшиеся комки ваты…
И в этот момент что-то изменилось.
Странная слабость сковала её. Это было незнакомое ощущение, вовсе не похожее на усталость. Тело не слушалось, ноги стали как ватные...
Неужели какой-нибудь вирус? Или это из-за стресса? Последнее время она принимала успокоительные. Может, это побочный эффект?
Собравшись с силами, Ася двинулась вперед вдоль стены, осторожно ступая по заскорузлому от грязи полу.
Некому помыть, сама ни с чем уже не справляюсь… – мысль мелькнула и пропала.
Но Ася испугалась. Это была чужая мысль, непонятно откуда возникшая в её голове!
…Время сажать…время сажать
наступили сроки…
Пусть созреет урожай,
урожай высокий…
Странная песня всё так же продолжала звучать. Сквозь спотыкающийся злорадный речитатив теперь проступал новый звук, усиливающийся с каждой секундой ее продвижения в глубину дома – ровный непрерывный вой.
Сейчас, сейчас, я накормлю своих дорогих кошек…
Ася похолодела от ужаса. Эти мысли… Откуда они в её голове?!
Неужели она сходит с ума? Как и прабабка в старости? Больше всего Ася боялась, что когда-нибудь печальная наследственность начнет проявляться и у нее.
Мне нужно покормить кошек!…
И Ася медленно побрела в сторону кухни, словно подчиняясь чьему-то приказу.
На плите в замызганной кастрюле клокотало какое-то варево.
Вонь, исходящая от него, уплотнилась и заполнила крошечное помещение. Сквозь мглу с трудом просматривалась убогая обстановка: холодильник в тёмных потеках и пятнах, полка с немудрящей посудой, стул с продавленным сиденьем возле небольшого стола. На столе обнаружились перевернутая чашка с отбитой ручкой и вазочка с окаменевшей халвой. Халву Ася очень любила. Но вид кошачьих шерстинок, приставших к лакомству, вызвал у неё отвращение.
Скоро, мои деточки, скоро... Рыбка вот-вот сварится. Изголодались, бедняжечки…
Опять! Да что с ней происходит?!
- Это не мои мысли. Не мои! Я ненавижу кошек. У меня нет кошек! – забормотала Ася.
Она и правда не любила кошек! Их независимый и коварный нрав, вонючие метки, противные голоса вызывали у нее стойкое неприятие. За мягкой меховой шкуркой скрывались безжалостные убийцы, ловкие и хитрые. Из них никогда не получалось друзей и людей они терпели только за корм.
Дышать становилось всё труднее. Желудок скрутило узлом – замутило так сильно, что она зажала рот. С неимоверным усилием Ася вытолкнула себя из кухни. Нужно было поскорее уходить.
Но сделать это было непросто. Ася словно потеряла ориентацию, утратила чувство реальности и не могла приблизиться к двери, не могла выйти. Что-то не пускало её, удерживало здесь, внутри.
…Время сажать…время сажать
наступили сроки…
Пусть созреет урожай,
урожай высокий…
Под жуткое неумолчное пение она продолжила обход дома. Остановилась возле ванной, с усилием повернула дверную ручку и вошла.
Что-то метнулось ей под ноги, что-то мягкое и пушистое, какое-то небольшое животное… Одно, потом ещё и ещё…
Ася по-прежнему была одна, но казалось, что вокруг вьется невидимый хоровод кошек.
Она слышала их!
Ощущала!
Кошки наскакивали на неё, терлись о ноги, орали требовательно: мау, мау, мау…
А потом Ася заметила старуху. Та стояла поодаль и смотрела. Невысокая, истощенная до хрупкости, почти прозрачная…
- Здравствуйте. Простите пожалуйста, дверь была открыта. Я заблудилась… я ничего не понимаю…– забормотала Ася оправдания.
Старуха тоже как будто смутилась, беззвучно задвигала губами.
Под ногами бабки разноцветным клубком вились кошки.
Смутная догадка, поразившая Асю, была столь ужасна, что пришлось зажать рот, подавляя крик… Старуха в точности повторила это движение.
Она что… смотрит в зеркало?! И там в глубине – она? Это её отражение??
Всё-таки Ася закричала. Не в силах замолчать, она ощупывала лицо, трогала голову, рассматривала руки… Кожа ощущалась по прежнему гладкой, под пальцами покалывал начинающий отрастать ёжик…
Зеркало обманывало её! Это морок, иллюзия, обманка…
Облегчение подобно взрыву сотрясло Асю. Она расплакалась, и по лицу старухи также потекли слезы…
Нет, нет, этого не может быть…
Господи, спаси!
Ася закрестилась, забормотала молитву... А в унисон зазвучали иные мысли – сбивчивые, бессвязные, той, другой… Состарившейся, беспомощной и отчаявшейся… Но тоже… её?
Во что я превратилась… Какая жалкая изношенная оболочка… Это несправедливо… Несправедливо! Ведь там, внутри, я совсем не изменилась, осталась все той же девчонкой… хочу жить… жизнь пронеслась как миг, а я и не заметила этого, проворонила все! …Нужно было решиться и попробовать то средство. Теперь поздно... мне остается лишь перечитывать прабабкино письмо и ненавидеть себя за слабость…
Мысли душили ее, раздирали изнутри.
Жизнь – это вовсе не дар, а чья-то жестокая шутка…
Подавленная и потрясённая, Ася медленно вышла из ванной. Невидимые кошки не отставали, но она перестала обращать на них внимание. Каждый шаг давался все труднее, и в зАлу она добралась с усилием переставляя непослушные ноги.
Голубые колокольчики на обоях выцвели от времени и были едва различимы. Клочки бумажек, пустые пузырьки от лекарств, старые тряпки валялись на полу, собрались кучками на смятой постели…
Старый проигрыватель на столе упорно продолжал крутить голубую мягкую пластинку. Та заедала и с перерывами на треск повторяла вновь и вновь:
Время сажать…время сажать
наступили сроки…
Теперь Ася вспомнила песенку из старого советского мультфильма. Она часто слушала её в детстве. И коллекцию хранящихся у прабабки голубых пластинок вспомнила тоже – такие продавались когда-то давно, вместе с детскими журналами. Их покупала для неё мама.
Почему я не выбросила этот хлам? Старый прабабкин проигрыватель… От него совсем не толку… Как и от меня… Как и от меня… Но эта песня всегда будет напоминать о том, что свой шанс я упустила…
На столе рядом с проигрывателем помещался разворошенный альбом.
Старые фото ее семьи – вот молодая прабабка, вот бабушка и она, Ася, совсем ещё кроха, вот счастливые улыбающиеся родители, вот фотографии унылых школьных лет…
А вот – она в нелепом ведьминском наряде с терновым венцом, венчающем рыжий парик! Растерянно немного виновато смотрит в кадр… Вид нелепый и смешной. Неудавшиеся фотографии нынешней фотосессии. Ни одной удачной. Ни одной!
На обратной стороне её почерком выведено одно только слово – ДУРА!
Среди фотографий затесался листок… Коричневые пятна на мятой кремовой бумаге… Тот самый, который когда-то совала ей прабабка.
Ася узнала его и давние переживания отчетливо всплыли в памяти…
…Прабабка почти все время сидела неподвижно в кресле у окна. Она была погружена в себя, что-то шептала неразборчиво, понятное и адресованное ей одной. Она совсем перестала реагировать на окружающих, лишь иногда играющая неподалеку Ася ловила на себе её пристальный враждебный взгляд. Как-то раз она схватила пробегавшую мимо девочку за плечо, сжала острыми ногтями, рванула к себе:
- Вот, вот, – она протягивала сжавшейся от ужаса правнучке смятый листок. – Посади! Не упусти время! Не повторяй моих ошибок! Я не смогла, струсила когда-то… Теперь жалею… Как же жалею! Чужая жизнь никчемна, поверь…
Ася смотрела на листок – ровные ряды букв, выписанных аккуратным почерком, расплывались… но она не стала надевать лежащие рядом очки. Она помнила их и без того... Затвердила за столько лет…
Чтобы не стариться, следует вырастить цветок со множеством имен, одно из которых самое известное – синтарин. Корень его – источник вечной молодости и жизни. Вырастить синтарин можно из особого семени – человеческого сердца. Сажать нужно осенью, чтобы по весне приготовить настой. Жизнь за жизнь…
Асе казалось – она сходит с ума… Чужие мысли и чувства полностью завладели ею теперешней.
У нее нет будущего. Нет и не будет. Дни – одинокие, тусклые, безрадостные – скоро оборвутся, канут в никуда. И с ними исчезнет и она. Впереди – темнота, небытие. Она растворится в ней, перестанет чувствовать, видеть, быть! И ничего не исправить, ничего не вернуть…
Слепой звериный ужас зародился где-то внутри, выплеснулся наружу в жутком крике:
- Нет! Не хочу! Не хочу! Не надо!..
Она смахнула со стола фотографии, из последних сил толкнула проигрыватель… загрохотав на прощание, он, наконец, замолчал…
В наступившей тишине громко и отчетливо раздался скрип открываемой двери. Давешняя странная тетка вошла в комнату. Сквозь волосы рыжего парика, напяленного задом наперёд, слепо сощурилась на Асю.
- Ну что, готова, дЕвица? Будем сажать? Нынче самое время.
- Что-о-о сажать? – просипела Ася, уже понимая, что имеет в виду жуткая старуха.
- Дык сердце… сердце сажать! Осень – самое время для посадок. Под зиму хорошо примется, а весной урожай собирать станешь, - ощерилась та голыми бескровными деснами.
- Чье... сердце?
- Да вот хотя бы ее, – и, обернувшись, показала рукой.
Каким-то непостижимым образом они оказались на улице.
Чуть поодаль, на земле перед домом лежала Ниса. Она лежала на боку, свернувшись калачиком, и не подавала признаков жизни.
- Что вы с ней сделали?
- Я? Ничего. Всё делать будешь ты! Я лишь подготовила, подсобила тебе маленько.
- Она мертва??
- Живехонька! И ждет тебя. Пора начинать. Возьми, – тётка протянула Асе нож. – Что вылупилась? Бери, говорю, – и она вложила нож в руку Аси, сжала ее пальцы.
- Ты только сердце не повреди. Я бы подмогнула, но ты сама должна, – и она противно захихикала, запела. – Сама садик я садила, сама поливала…
От ужаса и непонятности происходящего Ася мало что соображала. Она хотела спросить, где она, что с ней? Как получилось, что она оказалась здесь… Состарившейся и беспомощной, в своем безрадостном будущем? Хотела спросить и не могла.
Непонятная сила вновь управляла ею, влекла вперёд. И Ася тщетно пыталась сопротивляться.
Ниса лежала к ней спиной и тихо скулила от ужаса.
Ася медленно приблизилась к девушке, обошла вокруг, склонилась низко. Та смотрела перед собой застывшим пустым взглядом. Ася поняла, что Ниса давно в обмороке, а противный скулеж издает она сама. Тетка крутилась рядом, возбужденно прицокивала:
- Делить будем поровну: сердце - тебе, все остальное заберу я.
Она беспрестанно облизывалась, длинный тонкий язык змеёй мелькал во рту.
Из-за слез Ася почти ничего не видела. Она отчаянно пыталась сопротивляться, но рука двигалась сама, подчиняясь иному приказу. Ася никогда не думала, что управлять своим телом так трудно, практически невозможно. И когда казалось, что неизбежное уже не остановить, она, наконец, смогла разжать пальцы, и нож упал вниз…
- Ася Дмитриевна, Ася Дмитриевна! – голос долетал до Аси откуда-то издалека.
Что-то холодное лилось на нее сверху, смывая слёзы.
Опять дождь идет, – подумала Ася и с трудом разлепила глаза.
Над ней склонилась испуганная Ниса. Она держала в руках бутылку, поливая из неё водой Асино лицо.
- Ну, слава богу, мы уже испугаться успели! Хорошо ты мать головой приложилась! - Олька смотрела насмешливо, без капли сочувствия.- Куда тебя понесло? Обиделась что-ль? Так на правду не обижаются, Кирюся.
Ася с трудом приходила в себя… Ее затрясло от холода. Голова без парика заледенела.
Что это было с ней? Сон? Явь? Та страшная женщина... и она сама... внезапно постаревшая. отчаявшаяся...
- Ты так грохнулась, что парик улетел куда-то. До сих пор парни не найдут. Учти, тебе придется оплатить его стоимость.
Ася медленно и осторожно села, голова слегка кружилась, но тело повиновалось ей, как раньше. Ниса поддержала ее, помогла подняться.
- Когда в возрасте, нужно быть осторожнее, Ася Дмитриевна, - бормотала она.
- Детка, я младше твоей матери, - хотела сказать Ася, но у нее не получилось. Горло словно залепило песком, язык с трудом ворочался во рту.
Она опустила руку в карман и вздрогнула, коснувшись ножа.
А еще в кармане лежал смятый листок.
Ася вытащила его и поднесла к глазам.
- Время сажать! – было накарябано там.