В поиске нового места для убежища прошла пара недель. Верный последователь Джа всё ещё приходил в себя – вновь заплёл дреды и покрасил их, вернулась вечная сигарета в уголке рта. Только вот было ощущение, что что-то сломалось в человеке. Надломилось. Ещё больше я ужаснулся, когда узнал, сколько ему было лет – всего двадцать пять, немногим старше меня, а выглядит на все сорок.
Когда новое место для Убежища было найдено, все переехали туда. Ладно, не все. Лишь «ветераны», в числе которых были и мы с Че. Всего семь человек.
Первые несколько недель обязательно должны были пройти тихо. Познакомиться с соседями. Примелькаться. Показать, что мы спокойные (ха-ха), тихие (ха-ха), адекватные (ХА-ХА). Найти работу поближе к дому. Сразу заплатить за энное время вперёд, чтобы нас, в случае форс-мажоров, не выгнали сразу.
Конечно, на это время наши тусовки не прекратились. Не прекратились, но стали гораздо более тихими, локальными. «Ветераны», бывшие до этого просто соседями, теперь становились друзьями. Да что там говорить, это уже было похоже не на тусовки, а на обычные посиделки после работы. Единственным безработным, но о котором мы все безропотно заботились, был наш целитель. Постоянно сидящий в углу и хлещущий одну бутылку вина за другой, он лишь слушал наши разговоры, да изредка вставлял фразы.
Мы хотели ему помочь. Хотели, но не могли – банально не знали, как. Каждый из нас чувствовал своеобразный долг перед этим человеком. За всё, что он раньше делал нам, за всю помощь, которую он оказывал, за моральную поддержку. Единственным же способом хоть как-то поддержать своего товарища, я видел лишь в шахматах. Мы играли. Играли каждый раз, когда у меня было свободное время и силы. Играли молча, без бесед и диалогов. Просто играли.
Во время одной из подобных партий Че вдруг спросил у меня:
-Скажи, ты знаешь, что такое катарсис?
-Нравственное очищение через перерождение?
-Примерно так. Моральное, психическое, а иногда и физическое перерождение человека через сильное потрясение. Знаешь, что такое «костяной дом»?
-Нет.
-Скажем так, это был обряд посвящения у древних племён. Мальчик, чтобы стать мужчиной, должен был пройти подобный обряд. Он отправлялся в костяной дом, где переживал сильные моральные, физические, нравственные и прочие подобные испытания. Лицом к лицу ребёнок встречался со всеми своими страхами, которые должен был пережить и преодолеть. И от того, получалось у него это, или нет, зависело, станет ли мальчик мужчиной. Сможет ли он дальше жить. Достоин ли он вообще жизни.
-И что дальше?
-Не знаю,- Че пожал плечами, после чего съел пешкой моего офицера. –Подобный катарсис, подобный «костяной дом» люди переживают нечасто. Раз, два, ну, может, три раза в жизни, не больше. Не может у человека быть так много потрясений в жизни.
-Вполне возможно.
-Только вот моя жизнь – один безумный, постоянный, бесконечный катарсис. Постоянная попытка пережить, победить в этом «костяном доме» и постоянное поражение в нём. Постоянная попытка принять себя, полюбить, перестать ненавидеть. Но не получается.
-Почему же?
Я внимательно слушал всё, что мне говорил оппонент, стараясь запомнить каждое слово. Насколько я знал, это впервые, когда наш верный последователь Джа кому-то выговаривается.
-Не знаю,- грустно усмехнувшись, Че зажёг сигарету, сделал затяжку. -Слишком сильная ненависть к самому себе. Слишком сильный груз из сделанных ошибок. Неприятие собственной личности, неприятие собственной сущности, неприятие собственного естества.
-По-моему, у каждого, кто есть в движе, кто живёт в этой квартире, подобные проблемы и переживания. К тому же, вспомни, скольким ты помог, скольких спас и поддержал.
-Да, согласен, всё это верно, многим помог и многих поддержал. Только вот не каждый, кто проживает в этой квартире, несёт тот груз ответственности, что я добровольно водрузил на себя.
-Так зачем же ты это сделал?
-Не знаю. Когда-то по молодости и дурости. Теперь же скинуть его не могу.
-Почему?
-А кто кроме меня?
Поставив мат моему королю, длинным, немигающим взглядом, несчастный целитель посмотрел на меня. Я попытался ответить тем же взглядом. Попытался, но не смог. Буквально утонул, растворился в этих зелёных глазах – столько в них было горя и печали. Стыдливо отвожу взгляд, вновь начинаю расставлять фигуры.
Начинается новая партия.
-Насчёт Рэйки,- вновь прервал тишину Че. –Ты говорил, это похоже на то, чем я занимаюсь, верно?
-Ну да.
-Ты можешь… Полечить меня?
От услышанного я подавился вином, закашлялся.
-Прости?
-Ну, как это у вас называется? Исцелить, полечить, не знаю. В общем, провести на мне сеанс этой твоей штуки.
Вот как. Помолчав несколько секунд, беру в руки пешку, переставляю ею на клетку вперёд. Стараясь не смотреть на своего оппонента, медленно произношу.
-Нет, не могу. И не потому, что перестал практиковать – это как велосипед, однажды научившись, не забудешь. Дело в другом. В технике безопасности. Однажды выпив, употребив, в общем, побывав в состоянии изменённого сознания, ты не имеешь права лечить других.
-Почему?
-Потому что отключаешься от общего потока. Словно стена, которую долгое время разрушал, а после, за один присест, вновь построил. Остаётся лишь своя собственная энергия, которая нечиста, от которой всё может стать только хуже. Когда-то я пренебрегал этим правилом, теперь же… Теперь очень жалею об этом.
-И как вернуться к этому «общему потоку»?- Че специально выделил последние слова. Смесь горя и надежды звучала в его голосе.
-Сорок дней карантина. Сорок дней карантина, медитаций, размышлений. Сорок дней пребывания в абсолютно чистом сознании. Нельзя ни пить, ни курить, ни употреблять.
-Сорок дней… Сорок дней в нашем мире, в наших жизнях – непозволительная роскошь.
Улыбнувшись, верный последователь Джа забрал у меня бутылку вина, выпил её единым залпом. Выпил, после чего размахнулся и со всей силы запустил ею в стену.
К тому разговору мы больше не возвращались.
Тем не менее, мне самому стало интересно – смогу ли я выдержать эти сорок дней карантина? Время самое подходящее. Нервных срывов и марафонов у меня давно не было, бесконечные, безумные тусовки в нашем Убежище практически прекратились. Да что там, людей в Убежище уже почти не было – Я, Че, да ещё троё «ветеранов», которым некуда было идти. Мы продолжали общаться, работать, теперь уже больше походя на семью. Семью, глава которой сильно болел и никто не знал, как ему помочь.
Начался сезон дождей. Время, когда на протяжении нескольких недель падает такое количество осадков, что город наполовину тонет. Разумеется, привычные места уличных тусовок становятся недоступными. Теперь наше Убежище стало гораздо более востребованным, чем раньше. Разумеется, мы позволили сирым и обделённым вновь вернуться в нашу обитель, но теперь с одним условием.
Памятуя о том, как нас накрыли в прошлый раз и чем это окончилось, мы ввели своеобразную пошлину. Символическую сумму или же несколько бутылок алкоголя за вход. Плата чисто номинальная, но даже она заблокировала проход многим. Разумеется, они на это обиделись, но мы могли диктовать любые условия. Наше Убежище было одним из немногих, что продолжало функционировать. А уж учитывая, что с нами жил Че, то оно и вовсе было особенным и неповторимым.
Так у нас дома вновь стали появляться люди. Вновь началось веселье, вновь появилась жизнь. Мне было нелегко пережить это время – слишком велик был соблазн сорваться, вновь окунуться в пучину, но я терпел. Это уже было дело принципа – смогу ли переждать карантин? Вместо алкоголя – чай и сок, вместо сигарет – благовония. Первое время над этим потешались, но затем забили.
Все мы в Убежище безумны, у каждого из нас был свой бзик.
Однажды зайдя в комнату Че, чтобы сыграть очередную партию в шахматы, я встал столбом. На том месте, где раньше была люстра, теперь висела петля. На мой безмолвный вопрос, хозяин помещения ответил:
-Чтобы не забывать о неотвратимости конца.
Теперь наши партии превратились в своеобразный танец смерти. Каждый раз, когда мы расставляли фигуры на поле, мне казалось, что я сражаюсь за жизнь своего друга. Каждая партия была как последняя, каждый новый бой был отчаяннее предыдущего.
После был неожиданный концерт. Верный последователь Джа заперся в комнате с недельным запасом продуктов и вина, никого не пуская внутрь и отгоняя всех благим матом. Разумеется, мы решили, что это очередной бзик или заскок – каждый с ним справляется по-своему. Тем не менее, возле запертой двери обязательно дежурило пара-тройка человек, с периодичностью в полчаса стуча и проверяя, жив ли обитатель комнаты или нет. В ответ шла ругань, но и этого было достаточно. У меня из головы не выходила петля, свисавшая с потолка.
Через неделю, когда по нашим расчетам еда должна была закончиться, дверь вдруг открылась, дружелюбно приглашая всех внутрь.
Комната преобразилась. Окно было занавешено покрывалом, не пропуская внутрь ни единого лучика света. На стенах, остатках сорванных обоев, было множество рисунков. По стилю подражающие наскальной живописи, они изображали сцены застолий и посиделок, бесед и погонь. Петля всё также свисала с потолка, но была чуть в сторонке. Вместо люстры теперь было подобие дискошара, освещавшего комнату калейдоскопом чудных цветов – смесь жёлтого и зелёного, красного и синего, но больше всего фиолетового.
Более того, благодаря этому шару по стенам проплывали картинки. Инфернальные чудовища, противостоящие обыкновенным людям, неповторимые башни и здания, что могли привидеться лишь в жутких кошмарах. Накладываясь на настенные рисунки, всё это складывалось в неподражаемые картины.
Кровать, находящаяся возле окна, была перевёрнута – своеобразное подобие сцены. Вокруг же, перед кроватью, были раскиданы подушки, расставлены стулья – места для зрителей. На самой кровати, завёрнутый в одеяло, сжимающий в руках несколько мятых листов, стоял Че, жестами приглашающий всех присесть.
Мы заняли свои места. Начался концерт.
Здесь было всё. Стихи и прозаические отрывки, попытки музыкальных композиций и лирические миниатюры. Стараясь выразить, рассказать всё, что накопилось на душе, Че прыгал и танцевал, плакал и кричал. Конечно, с литературной части это всё было криво и косо. Конечно, было куда расти, было что менять. Конечно, всё было неидеально. Но поражённые сравнениями и метафорами, глубиной и болью, открывшейся нам, мы сидели завороженные.
Концерт прошёл на «ура».