Грузины, армяне, нохчи…
Служба в СА на Кавказе — это бесценный опыт жизни. Сегодня я добавлю некоторые штрихи от этого опыта в общую картину Ревкона.
Я попал в армию в общем неподготовленным интернационалистом. А что такое национализм, я понял сразу в лоб.
Не оттого, что советские офицеры странно смотрели на чисто говорящего по-русски чурку, да ещё и умного, что для чурок совсем не обязательно. А оттого, что на Кавказе национализмом просто пахнут камни. Там очень много камней. Они везде, вся земля просто в камнях.
Не проходило и дня, чтобы в нашем полку или в нашем батальоне не было стычек. Здесь самое главное, кого куда припахать и кто сколько отслужил и какой этнической группы больше в части.
Драки на национальной почве не сказать чтобы были каждый день, но кучки и группы были сформированы, и они сформировались задолго до того, как в части прибывало пополнение.
Межнациональный конфликт существовал затаённо, подспудно, каждая группа, как стая, всё время была готова отстоять свою территорию и свои привилегии. Никто не хотел работать. Работать должны были опущенные.
Если ты подрался с грузином, а в части было много грузин и часть стояла на границе с Грузией, но грузин не волновало, кто прав или не прав, если ты не грузин, то получишь 3,14ды от грузин. С армянами я столкнулся в госпитале. Проигравший один на один армянин сообщил другим ребятам-армянам. Но ночью меня подняли и повели в другую комнату, полную армян. Они ограничились тем, что тот армянин меня ударил, и что-то там ругались на своём языке. Этим и ограничились. На Кавказе землячество очень развито. Я не в обиде. Наверное, к этому вынуждает среда, где очень много народов живут слишком тесно друг с другом.
Дагестанцы и чеченцы ведут себя несколько иначе. Они уважают личное мужество и, наверное, чем общество или этническая группа более близка к родовой общине, тем «не е..т, что ты из моего рода или селения», иди и покажи себя. Отсюда я делаю вывод, что у чеченцев на тот момент (на момент распада СССР. — Прим. авт.). было меньше интереса, который капитализируется в национализм, а больше в межплеменные и межродовые разборки. Те народы, что уже жили в несколько поколений вне родовой общины, те уже формируют интерес группы, что затем приводит к боевым действиям фронтального типа, то есть как в палате госпиталя. То есть народы, что имеют несколько поколений горожан, могут вести войну по науке, а горные народы ведут партизанские действия и тоже по науке партизанской войны. Фронтовые действия сплошной линией окопа здесь не будет. Удивительно, но родоплеменные объединения ведут действия разрозненно, не единообразно и не в такт. Эта основная причина поражения североамериканских индейцев в империалистической войне за континент, кроме общей отсталости. Даже традиция тут подкачала. Инструкторы-англичане и французы вели боевые действия руками самих индейцев. То есть пара инструкторов и толпа индейцев, которая режет друг друга по принципу кровнородственной мести, — это и было войной Англии и Франции за колонию. Теперь не трудно себе представить, что будет, если провозгласить свободу, а на самом деле сформировать интерес у народов, только-только недавно избавившихся от родоплеменного строя, но всегда помнивших, какого они рода-племени. Какое государство или образование они создадут, до того как к ним приедут инструкторы НАТО? Те народы — горожане, что уже умеют создавать фронтальное противостояние, могут вести долгую окопную войну на истощение. Что-то похожие можно увидеть в противостоянии на фронтах Первой мировой войны. Это окопная война возбуждённых мещан под управлением крупной монопольной — картельной — буржуазии.