После выхода фильма Елены Погребижской "Серёжа, мальчик размером с карандаш" мне часто стали задавать эти вопросы. Начну с конца. Я не пытаюсь подменить систему правосудия. Для меня достаточно, чтобы лица, организовавшие своеобразную ОПГ в доме ребёнка "Ёлочка", были удалены от детей. Процесс пошёл, за что я благодарна всем, кто это обеспечил и обеспечивает. Не буду называть поимённо, чтобы случайно кого-нибудь не упустить. Когда-нибудь, надеюсь, я опубликую пост, в котором поблагодарю всех и это будет означать, что жизнь детей в корне поменялась. Другое дело, что, покидая свой "ковчег", эти люди идут лечить ваших детей в больницы и частные клиники. Но это уже совсем другая история. Я не собираюсь гоняться за ними по городу с метлой😄
Почему же проверяющие органы и комиссии ничего не замечали... Ответ очень сложный. Во-первых, потому что наша система контроля несовершенна и как таковой системы оценки эффективности работы дома ребёнка не существует. Это проблема федерального уровня. Контроль поверхностный, имеющий скорее экскурсионный характер, нет системы внешней оценки оказания медицинских услуг, линейный контроль осуществляет учредитель, а это значит, что правая рука проверяет левую. Эффективность работы дома ребёнка по логике должна определяться положительной динамикой развития, социализации, реабилитации и абилитации, лечения детей. На деле же до детей проверки редко доходят. Никто не пытается проанализировать взаимосвязь состояния ребёнка и его диагнозов. На это накладывается гипердиагностика в сфере психиатрии и недообследование в целом. Когда специалисты узнают, что дом ребёнка "Ёлочка" направляет в стационар психиатрической больницы детей до четырёх лет, они приходят в ужас. А одному такому малышу "посчастливилось" побывать в психушке несколько раз.
Во-вторых, это многоуровневая крыша по вертикали и многослойная по горизонтали. В самом доме ребёнка администрацией были созданы такие взаимоотношения, при которых правда не могла выйти наружу. Против сотрудников, отстаивающих детей, тут же начинались репрессии со стороны всей администрации (главврача, старшей медсестры и воспитателя, зама по хозяйственной части и безопасности, главбуха). Человека либо придавливали, либо заставляли уйти. Кто сопротивлялся, подводили под увольнение. Кому-то такая ситуация была удобна, конечно, поскольку за определённую плату можно пристроится на удобное местечко, либо получить 1,5 ставки, выполняя работу максимум на ставку. По моим сведениям, у старшей медсестры есть своя такса и градация оплат. Старший воспитатель "помогает" угодным выстраивать удобные графики, брать подработки, неугодные будут сидеть в десятом ряду. Хорошо бы проверить заместителя по хозяйственной части и безопасности на этот счёт. В общем, у каждого руководящего звена там свой пушок.
Куда простирается крыша по вертикали доподлинно не известно, так как всё овеяно слухами, которые заботливо распространял сам экс-главврач. Он кичился личной связью с главой Республики, поэтому сотрудники были уверены, что правды не добиться. Подкрепляло веру в это ещё и то, что многочисленные проверки не давали результатов, как и жалобы линейного персонала, поступавшие в тот же минздрав. В 2022 году сотрудники составили анонимное письмо, направили его в разные инстанции, и даже оно не нашло своего подтверждения. Наверняка, сам Сергей Валерьевич и не в курсе тесной связи с экс-главврачом. Есть такие люди, которые прикрываются Именами, никто же не проверит. Зато явно есть тесная связь с бессменным замминистром здравоохранения РК Антоном Лясковским, который отстаивал позицию, что в доме ребёнка всё замечательно, Серёжа немного где-то был истощён и обезвожен. Кроме того, линейный контроль дома ребёнка от минздрава осуществляет экс-начмед дома ребёнка, оставшийся в приятельских отношениях со своим сменьщиком. Поэтому свет никогда не увидят заключения, где обнаружен, например, приличный недовес рыбы, закладываемой поваром. Практически обо всех проверках, даже самых секретных, в доме ребёнка узнают чудесным образом заблаговременно.
Видите, насколько всё сложно и запутанно. Вот эта стена, которую пробить очень трудно, но возможно, конечно. Лёд тронулся.