//«Читать – это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей,
блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи.
Читать — это с простынь, бессонницей рваных,
срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны,
считая своим соперником»//
Да, этот эпиграф - моё самоуправство и своеволие, но я им просто горжусь. Генис меня поймёт и простит. А Генису - моё восхищение. Он объяснил всё логично и толково.
В советской школе литература считалась главным предметом, как и математика. И ту и другую изучали по одинаковой методике. Каждое художественное произведение тоже считалось задачей, решение которой содержалось в разделе «Ответы» и называлось «идеей». Одну такую задачку Генис решал на вступительном сочинении «Народ у Некрасова и Маяковского». Нужно было найти, что объединяло три части этого уравнения. Увлекательная задачка. «Сегодня уже с ней не справиться»,- признается Генис. Чтобы оживить эту тоску, некоторые учителя подменяли литературу человековедением, историей литературы. Восьмиклассницы решали, следовало ли Татьяне уступить Онегину. Мальчики обсуждали, почему Печорин не хотел служить отечеству. В общем, весело было. Создан был канон – базис национальной культуры. В древнем разноплеменном Китае китайцами считали всех, кто знал иероглифы. Наш канон тянется от древней литературы к Пушкину, Толстому, Чехову. Это наши иероглифы.
В американской школе учат «Ворона», «Читают над пропастью во ржи», проходят «Убить пересмешника», но не ограждают национальную идентичность. Канон в Америке привозной, эклектичный и произвольный. В России после исключения из школьной программы Горького и «Поднятой целины» в неё вводили то Платонова, то Ахматову, то «Трёх мушкетеров». В таком списке нет ничего плохого, но это уже не канон, а хорошая компания, интересная библиотека. Сейчас всё больше приходят к пониманию, что школа должна учить не тому, что читать, а как читать. Генис хорошо пишет об этом. Чтобы сохранить чтение, гедонизм чтения, надо вернуться к «арифметике чтения». Уроки чтения должны отвечать на многие необходимые вопросы: «как читать про любовь и как про Бога, как справляться с трудными книгами и как – с простыми, как нащупать нерв книги и как отличить его от сюжета, как влюбиться в писателя и как изменить ему». Например, Бродский за время своей преподавательской деятельности в университете никого не учил, как писать стихи – он учил, как читать их.
И напоследок замечательно сказал Генис: «Будь я школой, первым предметом в ней был бы читательский гедонизм».