Пьесы «Шестое июля» и «Большевики» (альтернативное название – «Тридцатое августа») вышли друг за другом, в 1964-м и 1968-м году соответственно, и представляли собой вторую и третью пьесы о Ленине в библиографии Михаила Шатрова. Логически «Большевики» тоже вполне закономерно продолжали «Шестое июля». Для многих современных читателей даты, помещенные в названия произведений, едва ли скажут нечто определенное. Однако в истории Российской революции и Гражданской войны это не просто цифры.
Что же это за «Шестое июля»? Дело в том, что на период с 4-го до 10-го июля 1918-го года было назначено проведение V съезда Советов, на котором одним из важнейших пунктов должно было стать обсуждение Брестского мирного договора, незадолго до этого заключенного большевиками с немцами. Партия левых эсеров (а в то время еще существовала система, учитывавшая несколько левых партий, в том числе левых эсеров) под предводительством Марии Спиридоновой решительно выступала против Брестского мира, как против позорного явления, и призывала к его разрыву, чтобы после этого развязать революционную войну с империалистическим миром. Большевики под началом Владимира Ленина хоть и соглашались с тем, что Брестский мир – явление позорное и унизительное, отстаивали позицию, что он жизненно необходим, чтобы обеспечить физическое выживание революции, ибо воевать с Германией нет никакой экономической, социальной и промышленной возможности: кругом голод, нищета, усталость. Конфликт приводит к тому, что левые эсеры 6-го июля 1918-го года организуют террористический акт с убийством немецкого посла Мирбаха, арестовывают Феликса Дзержинского и поднимают мятеж, направленный на свержение большевистского правительства.
Шатров подходит к истории этого кризиса очень серьезно. Он избегает пропагандистских штампов и разделения мира на черное и белое. Левые эсеры показаны искренними революционерами, борющимися за свой образ будущего, но избравшими другую тактику – и в этом их трагедия. Особенно интересна здесь Мария Спиридонова, выведенная в виде пламенной и волевой женщины, готовой идти до конца в борьбе за собственные идеалы.
Вот фрагмент из ее выступления на V съезде советов по версии Шатрова:
«СПИРИДОНОВА: Товарищи! От имени партии левого революционного социализма я хочу заявить о главном пункте разногласий между нашей партией и большевиками. Большевики придерживаются точки зрения мира, они поддались на ленинскую удочку передышки, они пляшут под дудку палача Мирбаха и хотят нам дать бой по этому вопросу. Прекрасно! <...> Товарищи, я не узнаю Ленина, Ленина Октября, боевого, революционного вождя народных масс, у которого был один идеал, одна цель – революция, и который сейчас подсчитывает и высчитывает, который хочет полюбовно договориться с германским империализмом и при этом надеется и невинность соблюсти и капитал приобрести… Я говорю об этом с величайшим горем и скорбью, я, тесно связанная до сих пор с большевиками, боровшаяся с ними вместе на одних баррикадах и думавшая вместе с ними закончить славный путь борьбы…»
Разумеется, автор опирался на реальный текст выступления Марии Спиридоновой, но соответствующим образом заострил его. Однако с фактический точки зрения здесь присутствует изрядная доля вымысла, ибо если открыть протокол реального первого дня съезда, то выяснится, что Спиридонова спорила не с Лениным, а с Львом Троцким, народным комиссаром по военным и морским делам (в будущем – главным противником Сталина во внутрипартийной борьбе). И именно он ей отвечал. Есть что-то забавное в том, что в советской пьесе 60-х можно было вывести психологически объемную Марию Спиридонову (явного противника большевиков), но нельзя представить Троцкого в виде полноценного персонажа, тем более однозначно включенного в большевистскую политическую линию. Так что и здесь без конъюнктуры не обошлось. Впрочем, мы отступаем от темы.
Ленину же в пьесе не свойственна такая горячность. Он не менее искренен в своих революционных принципах, но сохраняет холодную голову, склонность к комплексной аналитике исторических и политических процессов. И председатель Совнаркома готов на жесткие решения, чтобы сохранить жизнь молодой Советской Республике.
Обратимся к цитате этого персонажа из его ответного доклада, обращенного к Спиридоновой и левым эсерам:
«ЛЕНИН (сдержанно): Товарищи, позвольте мне, несмотря на то, что речь предыдущего оратора местами была чрезвычайно возбужденной, предложить вам свой доклад от имени Совета Народных Комиссаров в общем порядке, <...> Мне понятны те волнения и те чувства, с которыми выступала здесь Мария Александровна Спиридонова, человек, в искренности которого и в преданности своей идее ни я, никто другой усомниться не может… Но в политике надо иметь не только горячее сердце, но и трезвую голову, иначе всегда есть опасность остаться в дураках. <...> Многолетняя война изранила все тело России. Помещики, цари и капиталисты оставили нам в наследство величайшую разруху. Народ наш сегодня похож на избитого до полусмерти человека. Наша молодая республика, еще не став на ноги, вынуждена вести ожесточенную неравную борьбу, окруженная огненным кольцом контрреволюции, мятежей, блокады… Восстание белых чехословаков, англо-французы с севера, генерал Краснов на Дону… В стране не хватает хлеба, практически его просто нет. Прибавьте к этому эпидемию тифа, холеры, цингу и, наконец, восемь немецких дивизий, стоящих за нашей спиной на линии Орша-Могилев и готовых в любую минуту обрушиться на нас всей своей мощью. И в этих условиях товарищ Спиридонова предлагает нам начать войну с Германией, пойти на разрыв – да! несправедливого! – да! позорного – да! похабного, но жизненно необходимого нам мира…»
Михаил Шатров умело избегает образа богоподобного и никогда не ошибающегося Ленина, которого можно увидеть во многих произведениях «ленинианы». Владимир Ильич из «Шестого июля» – это человек, который может растеряться, который иногда мучительно трудно находит выходы из положения, который, наконец, сомневается. Но если в этом произведении автор больше сосредотачивается именно на Ленине, то в следующем тексте смещает фокус на его соратников.
В «Большевиках» Шатров предпринимает очень интересный шаг с точки зрения эстетики. Он пишет пьесу про Ленина без Ленина. События произведения развиваются 30-го августа того же 1918-го года в Кремле, где должно состояться заседание Совнаркома. У народных комиссаров (современным языком – министров) весьма мрачное расположение духа: утром в Петрограде террористом из партии народных социалистов застрелен председатель питерского ВЧК Моисей Урицкий. Собравшиеся ждут появления Владимира Ильича, чтобы начать заседание – он задерживается на митинге, где должен выступать перед рабочими на заводе Михельсона. Но скоро приходит страшное известие – в Ленина тоже стреляли, когда он уходил с мероприятия. Тоже террористка, но на этот раз эсерка, Фанни Каплан. Неизвестно, в каком состоянии находится председатель СНК, жив он или мертв, если жив – выживет ли.
Шокированные наркомы должны выработать план ближайших действий, а также понять, что делать, если безоговорочный лидер большевиков все-таки не сумеет оправиться от полученной пули. Здесь Шатров представляет целый калейдоскоп из реальных большевистских характеров (не зря пьеса так и называется – «Большевики»): Свердлов, Луначарский, Коллонтай, Чичерин, Крестинский, Цурюпа, Енукидзе и другие. И их общение похоже на постоянную, серьезную дискуссию.
Сначала, до известия о ранении Ленина, спорят о вопросах организационного характера:
«ЕНУКИДЗЕ: Ну хорошо, а кого назначать на эту конторщину? Коммуниста? Пролетария? Где их взять? Кто мне их даст, если найду? Оголять фронт? Неграмотных не назначишь. Лезет мелкобуржуазная шваль.
КРЕСТИНСКИЙ: Но ты чувствуешь эту опасность? В наших же комиссариатах сидит еще старая чиновничья сволочь, поплевывает в потолок, потом перезванивается, выясняет, где местечко потеплее, своего дружка рекомендует… и плетется сеть, плетется…»
Но позже уже идет обсуждение декрета о знаменитом красном терроре, как ответной меры на белогвардейский и эсеровский террор. И тут дискуссии становятся уже более глубокими:
«КУРСКИЙ: Георгий Васильевич, вы вспомнили коммунаров, погибших из-за своей доверчивости и промедления. Но вспомните якобинцев, которые знали, что такое беспощадное подавление контрреволюции. Нам есть чему у них поучиться. Поймите, товарищи, промедление для нас сейчас смерти подобно.
СТЕКЛОВ: Нигде так не полезно промедление, как в гневе. Мы принимаем решение архиважное, как сказал бы Владимир Ильич…
ПЕТРОВСКИЙ: Архинужное…
СТЕКЛОВ: Не спорю. Тем более необходимо обговорить плюсы и минусы. Опыт якобинской диктатуры…<...>
СВЕРДЛОВ (работая над документом): Георгий Васильевич, какова будет реакция пролетарского Запада на красный террор?
ЧИЧЕРИН: Поймут или не поймут? Это вопрос точной информации.
СТЕКЛОВ: Социал-демократия в лице Каутского…СВЕРДЛОВ: В лице Каутского – ясно. А вот в лице Розы Люксембург?ЧИЧЕРИН: Сложнее. Но опять-таки вопрос информации.СВЕРДЛОВ: Кого теряем внутри страны?
ЛУНАЧАРСКИЙ: Интеллигенцию.
ЗАГОРСКИЙ: Та интеллигенция, которая идет за нами, поймет, если мы не будем допускать крайностей и издержек.
СТУЧКА: Боюсь, что все-таки не поймет…
СВЕРДЛОВ: А что нам скажет «Новая жизнь»?
СТЕКЛОВ: Суханов и Горький? Что террор не ослабит, а только усилит гражданскую войну.ЕНУКИДЗЕ: Почему?ЛУНАЧАРСКИЙ: Кровь порождает кровь, начинается цепная реакция».
При этом хоть Ленин никогда и не появляется в «Большевиках» как персонаж, он постоянно незримо присутствует. Это добавляет к политическому содержанию пьесы еще и интересное художественное решение. Опять же, Михаил Шатров успешно преодолевает примитивные стереотипы и пошлые противопоставления.
К сожалению, на театральных подмостках сегодня драматургию Шатрова не увидеть. Но к нашим услугам, по крайней мере, два качественных фильма по его произведениям.
_________________
Поддержите наши публикации своим лайком 👍 и подписывайтесь на канал. И обязательно делитесь своим мнением в комментариях! 💬 Впереди еще много интересных и актуальных материалов из мира кино и литературы!