Один хороший человек мне как-то сказал: «Не понимаю, как можно написать целую книгу! Меня не хватало даже на сочинение в школе».
Так вот, меня хватало. Больше скажу, я любила сочинения! Вплоть до шестого класса мне очень нравилось их писать. До сих пор помню то ощущение, которое испытывала маленькая я. Как будто можно создать что-то новое; как будто мое мнение имеет место быть. Некоторые сочинения моего авторства учительница даже зачитывала перед всем классом, было приятно.
Знаете, у меня была отличная учительница русского и литературы! Из тех прекрасных учителей, которые, несмотря на годы работы, ухитрились сохранить любовь к детям. Когда она читала отрывки произведений, мы заслушивались. В ее классе было много живых цветов; она терпеть не могла обои, поэтому стены были просто выкрашены в зеленый. Сама она была тонкая, высокая, с каштановыми волосами и прекрасной осанкой – словно благородная дама из Англии середины 19 века. Или Татьяна Ларина, тем более что ее звали Татьяной Викторовной. В общем, некое неземное существо, а вовсе не отпахавшая всю жизнь в школе советская учительница. Мы ее обожали, что совершенно не мешало нам беситься на уроках. Класс русского и литературы мы несколько раз разносили вдребезги, обрывая карнизы со шторами и отбивая со стен штукатурку.
Мне кажется, из-за того, что она была хорошим человеком, я и полюбила сочинения. На уроках литературы было мирно и комфортно, тебя никто не ругал, поэтому можно было спокойно проявлять себя. Мы читали произведение дома, затем наступало время сочинения. На уроке нам давались темы на выбор и примерный план; в плане последним пунктом всегда шло выражение собственного мнения.
Я не помню, что это было за произведение. Что там читают в шестом классе?.. Помню только, что оно мне не понравилось. Должно быть, подростковый бунт давал о себе знать: мне категорически хотелось не соглашаться с авторитетами. Уже тогда, в свои одиннадцать или двенадцать, я была довольно категоричной персоной. Не понравилась книга – и все тут! О причинах читайте в сочинении.
Мы обсудили план. Учительница сказала что-то вроде: «В конце напишите, почему вам понравилось произведение». Все сели писать. Мой подростковый бунт потащил меня к учительскому столу.
- Татьяна Викторовна, - решительно сказала я (мне почему-то кажется, что я была очень решительной). - А если мне не понравилось?
Учительница сняла свои очки в тонкой оправе, посмотрела на меня и сказала очень мягко:
- Я понимаю, тебе могло что-то не понравиться… Но давай все-таки придерживаться общепринятого мнения?
Уверена, напиши я сочинение, в котором в пух и прах разносилось некое произведение классической русской литературы, Татьяна Викторовна не сказала бы ни слова. Она бы оценила мои аргументы, проверила бы ошибки – и поставила бы заслуженную оценку. Повторюсь, она была прекрасной учительницей. Но в конце урока я сдала ей полностью соответствующее общепринятому мнению сочинение. И больше ни разу не написала ничего сама. Вскоре у меня появился томик «Сто готовых сочинений», потом я раздобыла «Тысячу готовых сочинений»… Да, да, интернетов тогда у меня не было.
И как финалочка: до конца школы я не прочла ни одного произведения из школьной программы. Просто отрубило. Вся литература, что была обязаловкой, перестала для меня существовать. Я читала то, что было в родительской библиотеке дома, но что не заставляли читать на уроках – Дюма, Марка Твена, Джека Лондона. «Анны Карениной» не было в школьной программе; я как-то нашла ее томик дома и прочла мимоходом. «Война и мир» в школьной программе была… Сие произведение я не прочла по сей день.
Иногда я думаю, если бы моя любимая учительница не сказала, что нужно придерживаться общепринятого мнения, это что-нибудь изменило бы? Может, я бы стала писателем, как мечтала? Или все-таки писала бы двадцать лет в стол, потому что да кому это надо? Не знаю. Возможно, ничего бы не изменилось. Возможно, изменилось бы многое.
Уж «Войну и мир» точно прочла бы!
