Начало тут - Председатель.
Уйдя с должности председателя ТСЖ, я продолжил свою прежнюю жизнь, уже не беспокоясь о нашем доме: проблемы фасада и лифтового хозяйства стали мне неинтересны.
С толку меня сбила Надя Дурова. Сначала она добавила меня в общедомовой чат. Я тут же отписался. Потом добавила в чат правления дома. Я тоже отписался. Тогда она позвонила мне и спросила:
– Вадим Николаевич, а почему вы не хотите участвовать в жизни дома?
– Я уже не председатель, – ответил я. – Я, конечно, слежу за жизнью дома, но участвовать в склоках нет никакого желания.
– Но вы же член правления, – вкрадчиво сообщила Надя. – Из правления-то вас никто не увольнял.
– Я даже как член правления не обязан присутствовать в чате, – огрызнулся я. – Чего я там забыл?
– Самуил Иванович, как только стал председателем, каждый день про вас гадости пишет в чате, – горячо заговорила Дурова. – Я раньше была против вас. Но тут Кац перебарщивает. Поставьте его на место. Я вам скриншоты скину, чтобы вы видели.
– Не надо, – запротестовал я, но собеседница уже повесила трубку.
Она действительно прислала мне выдержки из переписки в чате, где новый председатель называл меня преступником и радовался, что благодаря его усилиям удалось предотвратить катастрофу. В дальнейшем Надя взяла за правило каждые два дня присылать мне скриншоты, большинство из которых я даже не читал.
И тут в нашей семье случился грипп. Эту заразу принёс из детского садика Сашка. Затем от него заразилась Аля, а потом вирусы достигли и меня, зацепив заодно приходившую навестить больных внучат тёщу.
Мы с Сашкой как настоящие мужчины лежали на диване и стонали, всем своим видом выражая, что в любой момент можем умереть от коварного гриппа. Женская половина семьи нас успокаивала и поила тёплым чаем с алтайским мёдом.
Когда мёд вместе с антибиотиками начал оказывать своё лечебное действие, я перебрался с дивана в свой кабинет, поближе к компьютеру. Почитав «Пикабу» и новости о грядущем общемировом кризисе, я решил прибраться и разложить валявшиеся где только можно бумаги и документы.
В середине своей уборки я нашёл папку с названием «ТСЖ». Полистал её. Из папки выпали небольшие прямоугольные листочки. Это были приходные ордера за этот и за прошлый годы, оплата за консьержа.
Я сгрёб в кучу разлетевшиеся листки и хотел засунуть их обратно в папку, но вдруг остановился. Я точно помнил, что в нашем ТСЖ таких должностей не было и что в фонде заработной платы ничего подобного не значилось.
Я позвонил Дуровой и поинтересовался насчёт консьержей.
– Так они наличными за свою работу получают, – ответила та. – Мы скидываемся всем подъездом. Катя деньги от нас принимает и потом передаёт их бабушкам. Эти суммы через ТСЖ не проходят.
– Точно не проходят? – спросил я, разглядывая лежащие передо мной корешки к расходным ордерам с синеющей на них печатью ТСЖ.
– Точно, – подтвердила Надя. – Консьержам платят сами жильцы, через Катю.
Я её поблагодарил и тут же позвонил своей любимой тёще:
– Муся, вот когда ты с нами жила, пока у тебя ремонт в квартире был, ты сдружилась с одной бабушкой, что в подъезде сидела. Можешь у неё кое-что спросить?
– Конечно, – ответила тёща. – Для тебя – всё что угодно.
– Выясни, сколько она получала за работу консьержа в нашем подъезде, – попросил я.
Муся исполнила мою просьбу и вечером того же дня дала мне ответ, что консьержи в нашем доме получали тысячу рублей за смену.
Я сделал ещё один звонок – Александру, живущему в последнем подъезде, где было не десять квартир, как у нас, а двадцать. Так вот он в месяц платил по три тысячи рублей, а я платил четыре.
Дальше была простая арифметика. С трёх подъездов Катя имела ежемесячно по сто двадцать тысяч рублей и с двух крайних – ещё сто двадцать. Итого двести сорок тысяч рублей. Пять консьержей за месяц в качестве зарплаты получали от неё сто пятьдесят тысяч рублей. Причём получали наличными – без вычетов налогов, без росписей в ведомости и прочего. Через руки Кошкоедовой только по консьержам проходило почти три миллиона рублей в год.
Единственными документами, подтверждающими эту аферу, были квитанции с печатью ТСЖ. Я посмотрел на лежащий передо мной листок с цифрами и прошептал:
– Она дура, сказочная дура.
Я отложил листок в сторону, пододвинул клавиатуру и быстренько нащёлкал заявление на имя главбуха нашего ТСЖ с просьбой вернуть мне сорок тысяч рублей, уплаченных ранее в качестве платы за консьержа. Отпечатал его в двух экземплярах и спустился вниз, в диспетчерскую.
Там, развалясь в кресле, сидел Кац собственной персоной. Став председателем правления, он приходил в диспетчерскую к девяти утра и до самого вечера пил чай, рассказывая Кате, управляющему и диспетчерам истории из своей жизни, поучая всех уму-разуму. Досталось и мне от него.
– Вот вы за то, чтобы везде была законность и порядок, – обращаясь ко мне, начал Кац, похлёбывая из стакана круто заваренный чай. – А ведь в России никогда так не жили и жить не будут. Всегда кто-то мог нарушать, а кто-то не смел.
– Здравствуйте, товарищи, – сказал я и протянул заявления Катерине. – Зарегистрируйте. И поставьте входящий номер на моём экземпляре тоже. Я его заберу.
Между тем Самуил Иванович продолжал:
– Я когда был молодой, ещё моложе вас, со мной один случай произошёл. Еду я в субботу (а дело было за Рублёвкой), вдруг меня обгоняет «мерседес» и по встречке шпарит дальше. Я подумал, что так можно, и тоже по встречке, вслед за ним. А за поворотом меня гаишник останавливает и штрафует. Я ему говорю, что вот передо мной же «мерс» по встречке ехал, и никто его не остановил. А он мне отвечает, что этот «мерседес» может по встречке ездить, номера у него какие-то особенные.
– Вы это мне зачем рассказываете? – перебил я словоохотливого Каца.
– Затем, чтобы вы поняли, что в России есть закон и есть люди, которые над законом, – нравоучительно ответил мне Самуил Иванович.
– Из вашего рассказа я понял только то, что вы на пустом месте получили штраф, – усмехнулся я.
В это время Катя зарегистрировала во входящих моё заявление и, успев его прочитать, хотела было что-то сказать:
– Так это...
– Мне некогда, – я выхватил из её рук свой экземпляр. – Дадите мне ответ. А я болею, нехорошо мне.
– Чем болеете? – участливо спросил Кац.
– Подозрение на коронавирус, – буркнул я, направляясь к выходу.
Самуил Иванович закашлялся и пролил на себя из кружки горячий чай. Затем он вскочил и, стаскивая с себя пиджак, закричал:
– Вы серьёзно?!
– Да пошутил я, пошутил, – ответил я, стоя в дверях. – Результаты на ковид отрицательные. Это всего лишь приступ туберкулёза, который я получил на урановых рудниках в Чехии.
Не успел я подняться к себе в квартиру, как зазвонил телефон. Из трубки мне сказали:
– Здравствуйте, это вас из диспетчерской беспокоят. Вы не могли бы к нам подойти?
– Я был у вас несколько минут назад, – произнёс я. – Что-то срочное? Пожар? Наводнение? Эпидемия ящура?
– Нет, – ответила трубка, – с вами хочет побеседовать Самуил Иванович.
– О, у него появился личный секретарь? Растёт наш старикан, растёт, – рассмеялся я. – К сожалению, я не могу сейчас подойти. Если надо, пусть позвонит. Мой номер у него есть.
Я повесил трубку. Из кухни выглянула жена Леночка и подозрительно спросила:
– Что происходит? Чего у тебя такая счастливая и загадочная физиономия?
– Сегодня самый лучший день, пусть реет знамя над полками. Сегодня самый лучший день, сегодня битва с дураками, – фальшиво пропел я.
– И кто у нас сегодня дураки? – поинтересовалась она.
– Наше ТСЖ, – отрапортовал я.
– Ты же говорил, что ТСЖ тебя не интересует и чтобы они сами разбирались со всем, – укоризненно сказала жена.
– А чего они дразнятся? – протянул я. – В общедомовом чате уже который день мои косточки моют. А я натура ранимая. Меня хвалить надо, а не ругать.
И, будто в подтверждение моих слов, пришло сообщение от Дуровой со скриншотом страницы чата, где Кац демонстрировал моё заявление и поливал меня на чём свет стоит.
Ответ на своё заявление я получил на следующий день. Бумажку мне принесла диспетчер.
– Вам хоть доплачивают за подработку письмоносцами? – спросил я, подписывая второй экземпляр ответа.
– Нет, – коротко произнесла женщина.
– А чай-то председатель с собой приносит или ваш хлебает? – продолжал интересоваться я.
– Мы его своим угощаем, нам чая не жалко для начальства, – ответила диспетчер.
– И это правильно, – похвалил я её. – Вы ему покрепче заваривайте. Пусть привыкает к чифирчику.
– Вадим Николаевич, а правда, что вы туберкулёзом болеете? – уточнила женщина.
– Неправда, – сказал я. – От туберкулёза меня вылечили в Марокко, но при лечении в свою очередь заразили тропической лихорадкой. Точнее, её разновидностью. Болезнь очень редкая, названа по имени открывшего её доктора – шараповка. Был такой хирург – Владимир Иванович Шарапов. Может, слышали? Страшная болезнь. Как увижу, что кто-то ворует или обманывает людей, так меня сразу шарашить и колотить начинает, пятнами покрываюсь и потею страшно. Но что примечательно, температура остаётся тридцать шесть и шесть.
Диспетчер посмотрела на меня дикими глазами и бочком выскользнула за дверь. А я надел очки и прочитал то, что мне прислала Кошкоедова. В ответе она сообщала мне, что, согласно должностным инструкциям, не обязана обеспечивать функционирование службы консьержей и отвечать за оказанные ими услуги.
– Ну вот, – рассмеялся я, – деньги берёт, а отвечать за услуги не хочет.
Тут же, не отходя от компьютера, я написал претензию всё с той же просьбой вернуть мне деньги, приплюсовав к ранее заявленной сумме ещё десять тысяч за моральные страдания.
Претензию я отнёс в диспетчерскую через пару дней. За это время я дополнил её ссылками на законы, подзаконные акты и подобные случаи из судебной практики. Так что вся претензия теперь занимала целых шесть страниц. Кошкоедова поставила на моём экземпляре входящий номер и вернула его мне. Я подмигнул ей и поднялся в свою квартиру. Ждать ответа нужно было десять дней, как и положено по закону.
Но через два дня у нас состоялось запланированное ранее заседание правления ТСЖ, о котором я как-то позабыл. Снять с должности председателя меня сняли, но в правлении я всё-таки остался. Так что пришлось идти совещаться со своими коллегами по управлению нашим многоквартирным домом.
На собрании присутствовали все пять членов правления, ревизор и управляющий. Кошкоедовой почему-то не было. Управляющий рассказал нам о текущих делах. Мы порассуждали об особенностях ремонта стилобата в российских условиях и о необходимости срочно отреставрировать обветшавшие элементы декора на крыше здания, которые могут упасть на головы доверчивых жильцов.
– Ну вот и всё, повестка дня исчерпана, – подвёл итоги собрания Кац.
– Позвольте, а как же раздел «Разное»? – подал я голос из продавленного и провонявшего табаком кресла Катерины.
– У вас есть что сказать? – скривился, как от зубной боли, Самуил Иванович. – Говорите.
– Я хотел бы поговорить о нашем главном бухгалтере Екатерине Кошкоедовой, – негромко и размеренно начал я. – Точнее, о том, что она подворовывает у ТСЖ деньги.
– Ничего она не ворует! – перебил меня Кац. – Мы уже всё проверили. Всё нормально.
– Попрошу меня не перебивать, – сказал я. – Это же не майдан на Крещатике, в конце концов.
– Дайте человеку сказать, – поддержала меня Жанна, недавно вернувшаяся из отпуска. – Что за манера –навязывать всем свою волю?
И я, благодарно кивнув Жанне, продолжил:
– В общем, в прошлом году Катерина, и так имевшая дополнительно полставки делопроизводителя, в нарушение действующего законодательства оформляла себе подработку диспетчером. Как при этом она умудрялась сутки работать диспетчером, бухгалтером и делопроизводителем, одному богу известно. И в месяц она имела дополнительно около тридцатки за диспетчеров. В новом, двадцать третьем, году с диспетчерами было покончено, и Кошкоедова взялась подменять дворников, примерно на такую же сумму. При этом ни дворником, ни диспетчером Катя фактически не работала.
– Она передавала деньги людям, которые за неё работали, – подала голос Дурова. – Я сама проверяла.
– Я бы всё-таки попросил меня не перебивать, – продолжил я всё так же размеренно. – Кроме этого, я обнаружил, что на протяжении нескольких лет при оплате услуг консьержей Катерина выдавала квитанции к приходным ордерам с печатью ТСЖ. Причём эти деньги в кассе не учитывались, так как консьержей в ТСЖ нет и никогда, по бумагам, не было.
– И в чём тут криминал? – завёлся Кац. – Что вы нам голову морочите? Претензии тут пишете, в суд грозитесь подать. Вы же знаете, что консьержам жильцы платят напрямую. Просто Катя это всё курировала на общественных началах. В чём криминал?
– В чём? – удивился я. – Криминал в том, что главный бухгалтер выдавала финансовые документы со своей подписью и печатью ТСЖ на услуги, которые ТСЖ не производились. Криминал в том, что шестнадцать бабушек-консьержек не платили налоги с доходов за свою работу. Криминал в том, что своими действиями Кошкоедова подставляла ТСЖ.
– Это не уголовное дело, – буркнул ревизор. – Это мелкое финансовое нарушение.
– Да ерунда всё это! – поддержал его Кац. – Люди просили бумажки с подтверждением об оплате. Она людям их давала. Ничего страшного. У вас всё?
– А этого мало? – вопросом на вопрос ответил я.
– У меня ещё есть факты, – сказала Жанна. – Так что это не всё. Это только начало.
– А нельзя побыстрее? – попросил молчавший до этого Брызглов. – Мне на дачу надо. У меня там баня стынет.
– Я коротенько, я быстро, – брюнетка сделала паузу и продолжила: – В прошлый раз, когда бывший председатель попросил Катю расписать бюджет нашей ТСЖ, я обратила внимание, что на канцелярские товары тратится двадцать тысяч в месяц. Двадцать!
– А это разве много? – уточнил ревизор.
– Это безумно много, – ответила Жанна. – На двадцать тысяч бумагой и скрепками можно снабдить десять таких ТСЖ, как наше. Но не это главное. Вся канцелярка покупается в одной и той же фирме.
– И что? – подал голос Кац. – Это преступление?
– Не перебивайте меня, – голос бизнес-леди затвердел, в нём почувствовался металл. – В общем, я позвонила в эту фирму, тем более что в ней работают мои знакомые, и сказала, что канцелярию теперь буду закупать я вместо Кошкоедовой. Я попросила уточнить условия закупок, и мне без проблем ответили. Значит, я делаю закупки на сумму не менее двадцати тысяч рублей в месяц и получаю на свой личный счёт откат в десять процентов.
– Вы тут из-за каких-то двухсот рублей тратите наше время? Вы серьёзно? Из-за двухсот рублей? –удивлённо воскликнула Дурова.
– Не двести, а две тысячи, – поправил я её. – Хорошие деньги. Тут пара тысяч, там пара тысяч. Зато теперь понятно, почему у нас весь подвал берёзовыми вениками забит.
– Да что вы привязались к этим веникам?! – закричал Кац. – Никуда они не денутся, эти веники.
– Веники, веники... – застонал Иван Иванович. – У меня баня стынет, а вы тут про веники.
– Давайте отпустим товарища в баню, – предложил я. – Чего он мается?
– Мы бы давно уже все ушли, но вы вот вечно с какими-то глупостями встреваете! – опять закричал Самуил Иванович. – Чего вы пристали к нашему главному бухгалтеру?!
– Она деньги ворует у ТСЖ, – устало ответил я. – А я не люблю, когда у меня кто-то что-то ворует. Я лучше сам эти деньги на какое-нибудь благое дело пожертвую.
– Ну, взяла она двести рублей, делов-то! – перебила меня Дурова. – Ничего страшного, не обеднеем. Что вы бедную девушку терроризируете?
– А вы чего к ней так прикипели? – задал я встречный вопрос. – Этих Кошкоедовых пруд пруди. Свистни –и за гораздо меньшие деньги будут бухгалтерией заниматься, а не чёрт-те чем.
– Да Катя у нас уже девять лет, – вставил Брызглов. – Она всегда тут. Мы с ней чай пили не один раз. Она очень хороший человек.
– Хороший человек откаты не получает, – заметила Жанна. – Нет такой профессии – «хороший человек». Есть профессия «бухгалтер». А у Катерины вашей косяк на косяке с точки зрения бухгалтерии.
– Вадим Николаевич, а чего вы-то к Кате привязались? – спросила меня Надя. – У вас что-то личное? Чего вы добиваетесь? Заняться, что ли, нечем?
– Ничего личного, – ответил я. – А добиваюсь одного: чтобы Кошкоедова была уволена. Как только она покинет стены нашего гостеприимного дома, я отстану от вас.
– Вы нас шантажируете? – ахнул Самуил Иванович.
– Это деловое предложение, – улыбнувшись, ответил я. – К тому же у меня на вашу Катерину есть куча бумаг. Покрывая её шалости, вы становитесь соучастниками её преступлений.
– Вы понимаете, что, если вы начнёте какие-то действия против Кати, вы станете изгоем? – Наденька от волнения даже встала со стула.
– Изгоем? А в чём будет заключатся моё изгойство? – поинтересовался я.
– С вами никто из людей, живущих в нашем доме, разговаривать и здороваться не будет, – высокопарно ответила Дурова и плюхнулась обратно на стул. Тот жалобно скрипнул.
– Да я как-то переживу, что кто-то со мной здороваться не будет, – рассмеялся я. – У меня кроме вас есть люди, с которыми я общаюсь и которые мне рады. Вы скажите, моё предложение принимается или нет?
– Нет! – ответил Кац и хлопнул кулаком по столу. – А будете продолжать, мы тоже вас шантажировать начнём!
– Чем? – развеселился я.
Настроение круто повышалось.
– Найдём чем, – пообещал Самуил Иванович. – На этом заседание нашего правления считаю закрытым.
– Ну наконец-то, – Брызглов вскочил со своего места и, чуть не сбив попавшуюся на его пути Наденьку, ринулся на выход.
– С лёгким паром! – крикнул я ему вслед.
– Идите к чёрту! – послышалось в ответ.
– До свидания, товарищи, – сказал я остальным. – Приятно было с вами пообщаться. Как говорится, до новых встреч!
И я пошёл домой есть пельмени.
– Как прошло? – спросила меня жена.
– Ожидаемо, – сообщил я. – Всем на всё плевать, но все жалуются, что живём плохо. А живём плохо, потому что всем на всё плевать.
– Но ты-то уже всё, не будешь больше в их дела встревать? – осторожно уточнила Леночка, пододвигая ко мне сметану. – У тебя и так дел полно, а тут эта Кошкоедова и компания. Только время на них тратить.
– Не знаю, не знаю, – ответил я. – Я же злопамятный, а тут о меня просто ноги вытерли. С одной стороны, гори оно всё синим пламенем. А с другой стороны, за державу обидно. В общем, я подумаю: зарывать топор войны или ещё повоевать с дураками.
И я, ловко подцепив пельмень вилкой, отправил его в рот.