Чьи стихи вдохновляли Даргомыжского и Глинку? Кого называли «русской Сафо»? «Тильтиль и Митиль» - это псевдоним?
Напевность природы и говора костромской и ярославской земли вдохновляла Некрасова, Островского, Плещеева, Аксакова, тонко отзывалась строками женской лирики. Этот край просто наполнен поэзией. Она и станет проводником в путешествии, в котором наверняка многих ждут открытия. Тем интереснее.
Три разных по силе звучания, но одинаково искренних голоса проведут нас от Костромы до Ярославля через три эпохи русской литературы.
Поэтессы Юлия Жадовская (1824 — 1883), Мирра Лохвицкая (1869 — 1905), Мария Петровых (1908—1979) были для своих современников эталоном творчества и женственности. Все три так или иначе с этими местами связаны. И это слышно.
Нива, моя нива,
Нива золотая!
— пела одна.
Мне милее лазурного неба шатер
И полей, и лугов необъятный простор,
— вторила ей другая, а третья откликалась:
Лишь тростник заколышется
Тем напевом, чуть начатым...
Пусть кому-то послышится,
Как поет он, как плачет он…
О первой половине XIX века публицист Максим Антонович писал: «То был Золотой век нашей литературы, период её невинности и блаженства!» И большую долю «невинности и блаженства» привнесли в этот век русские поэтессы. Хотя на их творчество были направлены слишком пристальные, даже скептические взгляды критиков: женские стихи считались неглубокими, излишне экзальтированными. Словом, баловством.
Отчасти поэтому широкой публике известна лишь малая толика сочинений женщин, имевших мужество открыто делиться своими чувствами, причем не как принято, по-французски, а по-русски, словами, идущими от сердца. Смелость быть самой собой проложила путь идущим следом, и уже спустя полвека наступило торжество женской поэзии.
Одна из старых улиц Костромы хранит память о поэтессе золотого века Юлии Жадовской. Самый старый вокзал Ярославля — Московский — место встречи с городом «русской Сафо» Серебряного века Мирры Лохвицкой. А знакомство с творчеством уроженки Ярославской губернии Марии Петровых перенесет нас в советскую эпоху и, что характерно, на Советскую улицу города Ярославля.
Это путешествие может быть интересно любителям русской и советской поэзии и особенно тем, кто хочет расширить свои литературные горизонты, а еще — любителям отклоняться от накатанных туристических маршрутов и, конечно, романтикам разного возраста, потому что этот маршрут — о вере, надежде и любви, высказанных проникновенными женскими стихами.
Адреса:
— Дом Корниловых, улица Чайковского (бывшая Ильинская), 11, Кострома (координаты: 57.764082, 40.930927)
— Вокзал «Ярославль» — Московский, площадь Подвойского, 1, Ярославль (координаты: 57.600680, 39.872029)
— Здание исторического факультета Ярославского государственного университета (бывшая школа имени Н.Некрасова), улица Советская, 10, Ярославль (координаты: 57.631122, 39.889816)
Длина маршрута — 84 км.
Путь от Костромы до Ярославля составит 80 км, 4 оставшихся — прогулка по Ярославлю.
Кому подходит:
Всем, кто любит лирическую поэзию.
Жестокий романс
Точка на карте: Улица Чайковского (бывшая Ильинская), 11, Кострома (координаты: 57.764082, 40.930927)
Улица Чайковского, бывшая Ильинская, соединяет две достопримечательности Костромы: площадь Сусанина и беседку Островского над Волгой. Мы же остановимся около неприметного дома 11. Когда-то им владели уважаемые в городе братья Корниловы. Но известность, простертую далеко за пределы губернии, получили не они, а жена одного из братьев, Анна Ивановна (в девичестве Готовцева). Она держала литературный салон, сочиняла прозу, стихи, печаталась в столичных журналах.
Мы гению простить умеем —
Молчанье выразит укор.
Это Готовцева не кому-нибудь — Пушкину выговаривает за то, что считал женщин не способными понять «поэтическую гармонию». А поэт, знавший ее творчество, отвечает:
Твой недосказанный упрек
Я разгадать вполне не смею.
Твой гнев ужели я навлек?
Любопытная переписка. Но это всего лишь преамбула, необходимая для того, чтобы воздать должное влиянию Готовцевой на свою любимую племянницу — Юлию Жадовскую. Именно тетушке Юлия была обязана выбором жизненного пути. Хотя судьба тоже постаралась сделать из нее поэтессу.
Она родилась в 1824 году в селе Субботине Ярославской губернии. Мать, увидев младенца, лишилась чувств: у новорожденной не было кисти левой руки, а на правой — всего три пальчика. Поразительно, но ни разу в жизни, ни одной строчкой она себя, калеку, не пожалела. А поводов хватало. В 4 года малышка лишилась матери. Отец, бывший морской офицер, по свистку которого жил весь дом, отправил девочку в Костромскую губернию, к матери покойной жены. Она и там не задержалась: бабушка перепоручила её воспитание дочери, той самой Анне Готовцевой. К счастью, Анна Ивановна дала Юлии много любви, терпения, учила писать, пристрастила к чтению, поддерживала в поэтических опытах.
Ты скоро меня позабудешь,
Но я не забуду тебя;
Ты в жизни разлюбишь, полюбишь,
А я — никого, никогда!
…Я — тихо и грустно свершаю,
Без радостей, жизненный путь;
И как я люблю и страдаю —
Узнает могила одна!
Трогательно просто, легко, как дыхание, давались Юлии строки. Не случайно эти ранние стихи впервые появились в виде романса русского композитора Александра Варламова. А позже вдохновили Даргомыжского, Глинку и деда Сергея Рахманинова, Аркадия.
Посвящены они первой и единственной ее любви. Когда тетушка отдала Юлию в костромской пансион, на её способности и не по годам зрелую душу обратил внимание учитель словесности. Частные уроки превратились в долгие беседы. Счастье совпадений, интерес друг к другу переросли в сильное чувство. Молодые люди с надеждой ждали благословения отца девушки. Но Валериан Никандрович Жадовский встречи запретил и увез 16-летнюю дочь в Ярославль, где служил чиновником особых поручений при губернаторе.
…Проходя перед толпою,
Сердце я хочу закрыть
Равнодушием наружным
Чтоб себе не изменить.
Так идет пред господином,
Затая невольный страх,
Раб, ступая осторожно,
С чашей полною в руках.
Первый сборник стихов Жадовской вышел в 1846 году и принес ей известность. А отец, увидев наконец, что поэзия дочери — не пустой звук, отпустил ее в Москву, в Петербург, был польщен ее знакомством с Погодиным, Аксаковым, Загоскиным, Вяземским, Тургеневым. Не замечал одиночества и боли дочери? Или делал вид?
Я всё еще его, безумная, люблю!
Отрада тихая мне душу проникает,
И радость ясная на сердце низлетает,
Когда я за него создателя молю.
Со временем Юлия открыла в Ярославле литературный салон, была участлива к талантам других и, по ее же выражению, «любовалась чужим счастьем и горевала чужим горем». В 32 года вышла замуж за вдовца, заботилась о пасынках, ухаживала за старым мужем, за отцом. С возрастом стала терять зрение, да и жизнь превратилась в прозу. Вот стихи и закончились. Последние годы жизни Жадовская провела в своем имении Толстиково Буйского уезда Костромской губернии.
Похоронена поэтесса недалеко от бывшего имения, в селе Воскресенье. Любители поэзии регулярно проводят в этих местах литературные праздники в память о маленькой женщине, похожей на ангела с подрезанными крыльями. А она, верно, «отзывается бессмертной душой» на каждое талантливое слово.
«Русская Сафо» Мирра Лохвицкая
Точка на карте: Вокзал «Ярославль - Московский», площадь Подвойского, 1, Ярославль (координаты: 57.600680, 39.872029)
Старый, точнее первый, Московский вокзал города. В его облике с трудом, но можно угадать здание XIX века. Поначалу ярославцы ездили сюда как на прогулку — любоваться залами, глазеть на приезжих, сверять время по вокзальным часам. Железная дорога, связавшая Ярославль с Москвой, задала пару провинциальной жизни. Но еще долго никакой площади здесь не было, а грязь пустыря месили встречавшие очередной поезд извозчики.
Примерно такую картину увидела приехавшая в Ярославль молодая пара — Мария и Евгений Жибер. Он — новоиспеченный архитектор. Она — поэтесса, известная под именем Мирра Лохвицкая. В первом сборнике, удостоенном Пушкинской премии, многие стихи посвящены мужу.
…Я верю, что души, любившие много,
Сойдутся за гробом, по благости Бога.
О, если бы слиться могла я с тобою,
Зажечься навеки звездой голубою —
В краю, недоступном для слез расставанья,
Где время бессильно, — и вечно свиданье!
Вероятно, поездка в Ярославль состоялась после свадьбы, то есть позже 1892 года: Мирра не любила делиться подробностями и датами своей жизни. Но, без сомнения, приезд совпал с самым счастливым периодом семейного благополучия и надежд.
…Души я жаждала родной,
И душу ту послал мне Бог.
И вот, любовь узнала я
И смысл, и радость бытия,
И чувство матери — из всех
Высоких высшее утех.
Материнство стало главной радостью Мирры, пятерым сыновьям она без оглядки отдавала время, силы, любовь.
Мирра и родилась в многодетной семье адвоката Александра Лохвицкого и обрусевшей француженки Варвары Гойер в 1869 году в Петербурге. Трое из детей прославились: Мария (Мирра) и Надежда (Тэффи) — на литературном поприще, Николай — на военном. В доме царила шутливая атмосфера, зато нещадным образом высмеивалось сочинительство. При этом писали все. Мирра — с 15 лет, конечно, тайно.
Душе очарованной снятся лазурные дали…
Нет сил отогнать неотступную грусти истому…
И рвется душа, трепеща от любви и печали,
В далекие страны, незримые оку земному.
Те, кто знал Мирру, удивлялись противоречивости её натуры. Простая и естественная в общении, она редко появлялась на публике, гостей принимала дома, с легкостью переводила разговор от будничных тем к возвышенным и обратно. И в её дневниковых записях также органично соседствовали стихи и бытовые расчеты: «распашонок 1 дюжина — 3 р. 40 к.; пеленок холодных ½ дюж. — 4 р.» и т.д.
Долго смотрю я на ангельский лик:
«Милый, — твержу я, грустя —
Ты еще крошка, а свет так велик…
Будешь ли счастлив, дитя?»
Можно представить, сколько достоинств было у этой женщины, если даже язвительный Бунин отзывался о ней с восхищением.
Зато Лохвицкая-поэтесса плела изысканные сюжеты, будоражила необузданной страстью — распускалась диковинным цветком. Ее обожали, откровенно не любили — равнодушных не было.
Где ты, гордость моя, где ты, воля моя?
От лобзаний твоих обессилела я…
…Но сжимай, обнимай — горячей и сильней,
И царица рабынею станет твоей…
Чтоб во сне, как в огне, замирать и гореть,
Умирая, ласкать и от ласк умереть!
Так бы и выговаривала Мирра рифмами страстность своего естества, только ведь жизнь поэта неотделима от стихов. Как-то в Крыму она познакомилась с Бальмонтом. С тех пор за их поэтической перепиской следил весь свет: барышни заполняли стихами альбомы, мужчины завидовали. Но Бальмонт поэзией не ограничился: острословил и низвел романтическую связь до сплетен. Это предательство стало для Мирры ударом.
Могла ли она представить такой поворот судьбы, когда вышла на перрон Ярославля? Но почему же именно в это время написала «Я хочу умереть молодой, / Не любя, не грустя ни о ком»? Предчувствовала?
А смотрите, как зарифмовала любовную драму жизнь! В 20-х годах, в эмиграции, сын Лохвицкой, белый офицер Измаил Жибер, познакомился с дочерью Бальмонта по имени Мирра. Молодой человек полюбил, но ответного чувства не дождался и покончил жизнь самоубийством.
Мирра Лохвицкая об этом не узнала. После долгой и мучительной депрессии она умерла в 1905 году от болезни сердца. Ей было 35 лет.
Синяя птица Марии Петровых
Точка на карте: Здание исторического факультета Ярославского государственного университета (бывшая школа имени Н.Некрасова), улица Советская, 10, Ярославль (координаты: 57.631122, 39.889816)
Сейчас в доме 10 располагается исторический факультет Ярославского университета, а в 1922-м, когда сюда пришла учиться девочка Маруся, будущая поэтесса Мария Петровых, здесь была школа имени Некрасова. Первый поэтический звонок. Второй: некогда домом владел библиофил, собиратель русских древностей Алексей Иванович Мусин-Пушкин, а в его библиотеке хранилась открытая князем бесценная поэма XII века «Слово о полку Игореве».
Именно здесь девочка поняла, что не может не писать стихов.
…Побежим с тобой вперегонки
По крутому берегу реки.
Дом встречает окнами в упор.
Полутемный манит коридор…
Дай мне руки, трепетанье рук…
О, какая родина вокруг!
Четыре беззаботных года она вспоминала легко и радостно. А уж как была горда, когда её пригласили посещать собрания Союза поэтов! Для 14-летнего подростка Литературные понедельники стали первыми поэтическими уроками.
Я здесь любила всё как есть,
Не рассказать, не перечесть —
Весну любила за весну,
А зимушку за белизну,
А лето за угрюмый зной,
А осень… у нее со мной
Был уговор особый…
Полудетские вирши она подписывала «Тильтиль и Митиль» — именами персонажей сказки Метерлинка «Синяя птица», которая и научила её замечать необыкновенное в самых обычных вещах.
Мария родилась в 1908 году, первые годы жизни провела в Норском посаде Ярославской губернии (теперь это район города). Младший ребенок в многодетной семье директора фабрики «Товарищество Норской мануфактуры» Сергея Алексеевича Петровых, она училась читать по томику Пушкина, легко отличала ямб от хорея и рано почувствовала свою исключительность. Отец воли таким мыслям не давал, говорил своим детям: «Не думайте, что вы какие-то особенные». Конечно, семья была состоятельной, с гувернантками, няньками. Но дело не в этом. Особенность Маруси заключалась в чуткости ко всему, что её окружало.
Мне слышится — кто-то, у самого края
Зовет меня. Кто-то зовет, умирая,
А кто — я не знаю, не знаю, куда
Бежать мне, но с кем-то, но где-то беда,
И надо туда, и скорее, скорее —
Быть может, спасу, унесу, отогрею…
Окончив школу, Мария в 1925 году рванула в Москву учиться на Высших государственных литературных курсах. Потом был литературный факультет МГУ, работа в издательствах. Она стала блестящим переводчиком и подарила читателям андалузскую, армянскую, грузинскую, болгарскую, еврейскую, сербскую поэзию. Близкая её подруга Ахматова доверяла Марии Сергеевне как редактору больше, чем себе, сказав: «Маруся знает русский язык, как Бог».
А еще Маруся была невероятно по-женски притягательна. И умела любить:
Назначь мне свиданье на этом свете.
Назначь мне свиданье в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови! (…)
Друг другу навстречу по-прежнему выйдем.
Пока ещё слышим,
Пока ещё видим,
Пока ещё дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю: назначь мне свиданье!..
Но самой большой особенностью поэтессы было отношение к своим стихам: не торопилась их печатать, читала редко. А однажды обратилась к собратьям по перу со словами: «Умейте домолчаться до стихов». Знала, о чем просила. И лучшие из современников нашей героини — Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Арсений Тарковский — на равных приняли её в свою компанию. А уж их вкусу точно можно верить!
XX век навалился на поэтессу всей тяжестью: потерями, войной.
Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба.
Она ко мне внимательна особо…
Свою биографию Петровых писала стихами. И вопреки всему считала, что ей повезло — жить долго, дружить с гениями, заниматься любимым делом и, несмотря на обвинение «несозвучности» её поэзии эпохе, все-таки увидеть свой маленький сборничек. Пусть в шестьдесят, но увидеть.
Что почитать:
Юлия Жадовская (1824 — 1883)
«Нива», «Ты скоро меня позабудешь…», «Я все еще его, безумная, люблю…»
Мирра Лохвицкая (1869 1905)
«Царица снов», «Quasi una fantasia», «Душе очарованной снятся лазурные дали», «Колыбельная», «Песнь любви»
Мария Петровых (1908 — 1979)
«Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о М. Петровых» (1986)
Аудиогид по маршруту
С аудиогидами удобно путешествовать: их можно слушать во время прогулки. Ловите вдохновение и путешествуйте с русскими поэтами!
Ярославль/Кострома. Три века женской поэзии.
«Русская Сафо» Мирра Лохвицкая.