— Скажите, доктор, а нельзя ли кем-то заменить эту ужасную медсестру? — спросил я Льва Михайловича во время осмотра. — И куда делась симпатичная Катя?
— Вышла замуж и уехала во Францию, — усмехнулся врач.
— Опять я опоздал, — я страдальчески поднял глаза к потолку, — И что мне теперь терпеть эту грымзу?
— А ты присмотрись к её внутренней красоте и поймёшь, что она намного симпатичнее Кати.
Я удивлённо посмотрел на врача.
— Боюсь мне не под силу заглянуть за её высокую ограду, чтобы хоть что-то там разглядеть.
— Конечно, — усмехнулся врач, — ты у нас предпочитаешь легкодоступные крепости.
Лев Михайлович главный врач госпиталя ветеранов знал меня уже давно и не стеснялся обличать моё поведение. Тем более, что мой образ жизни зачастую становился причиной очередной госпитализации. Доктор считал, что моя ам.пу.тированная нога чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы я ограничил себя в посещении ночных клубов и в количестве моих любовниц, заодно.
Заметив мой угрюмый взгляд, доктор похлопал меня по плечу и покинул палату. В любом случае он относился снисходительно к моим причудам, ведая не только о моём физическом увечье, но и о душевном.
Несколькими годами ранее я был молодым сержантом десантных войск, с залихватской улыбкой целующим на прощание свою девушку. Мы расставались ненадолго, и я шутил, что в этот раз она даже не успеет соскучиться. Однако вскоре нас перебросили в Крым и мне пришлось несколько задержаться. Любимая всё с той же регулярностью присылала сообщения, и я не чувствовал никакого подвоха. А потом пришло послание от моего друга, который спросил, как я перенёс весть о замужестве Марии? На этот раз Мария, моя девушка, отрицать ничего не стала. Она объяснила своё молчание о появлении новой любви на её горизонте, нежеланием волновать меня. Опасаясь за моё же состояние.
-Ты находился не в том месте, чтобы получать такие новости — так выразилась она.
И конечно Маша была права. Именно это известие вселило в меня некую браваду, заставив пренебречь основными правилами личной безопасности. Всё это привело к травме во время очередного прыжка и как результат - потере одной из конечностей.
Как только я немного оклемался и научился передвигаться при помощи протеза, я словно сорвался с цепи. Моей целью было отомстить всем девушкам на свете за предательство одной из них. Моё бешеное обаяние и смазливая внешность, а также безупречное владение техникой завоевания дамских сердец, прекрасно компенсировали хромую ногу. Так что некоторые из покорённых мной женщин были крайне удивлены, обнаружив на утро в своей постели инвалида. Меня же лишь забавляла их реакция.
— Вы не приняли лекарство, — противная медсестра, появившись в моей палате, тут же начала раздражать меня. — В вашем состоянии нужно чётко следовать указаниям доктора.
— В каком таком “моём состоянии”? — передразнил я её, — Если я начну принимать эти лекарства, у меня вырастет новая нога?
— Перестаньте кривляться! Если у вас есть вопросы касательно вашего лечения вы можете задать их доктору во время осмотра.
Её звали Мила. И это имя совершенно не соответствовало её внешности. Грубые черты лица, немного грузная фигура и большие натруженные руки. Чего уж тут милого? Я привык, что все женщины в этой больнице были сражены моим обаянием, даже пенсионного возраста уборщица тетя Нина. А вот Мила никак не реагировала на мои попытки понравиться ей. Она была словно железобетонная стена — не пробиваема. Естественно, этот факт выводил меня из равновесия.
— Кто это? — спросил я, увидев в дверях мальчика лет пяти.
— Простите, Максим! Я сейчас уведу его.
— Макс, — в сотый раз, поправил я её. Мне не нравилось мое полное имя, но она упорно называла меня именно так. Вероятно, с единственной целью - окончательно вывести из себя.
— Не бойся, заходи, — позвал я ребёнка.
— Нет, ребёнку нельзя находиться в палате.
— Моя палата и я решаю, что здесь можно, а что нельзя.
Мальчик тем временем приблизился ко мне и встал рядом с кроватью.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Максим, — ответил мальчуган.
Я метнул в сторону медсестры насмешливый взгляд.
— Ваш?
Она кивнула.
— Тогда ясно.
— Что именно?
— Почему вы не можете запомнить мое имя.
Я удивился, что у грымзы есть сын, мне казалось, что её злоба как раз проистекает из-за отсутствия личной жизни.
— Пойдём, Максим, — позвала она ребёнка, намереваясь выйти из палаты. — Дяде нужно отдыхать.
— Слушайте, дядя только и делает, что отдыхает целыми днями. Можно мальчик немного побудет со мной, а у вас как раз будет время обойти остальных пациентов?
— Это против правил, — начала она, — Лев Михайлович будет против.
— Лев Михайлович сочтёт такое общение очередным прогрессивным методом моего лечения. Так что не беспокойтесь.
Она всё же уступила - оставила со мной Максимку и вышла из палаты, прикрыв тихонько дверь. Мне же не терпелось выяснить у пацана несколько подробностей, касающихся его матери.
— Ну, рассказывай, как живёшь? — спросил я, разрешив мальчику залезть с ногами на мою постель.
В результате нашего общения, я узнал, что они живут одни. Мужа у Милы нет и по всей видимости никогда не было. Максимка с большой нежностью говорил о матери, так что мне даже стало казаться, будто мы обсуждаем другую женщину.
Мне так понравилось общаться с мальчиком, что, когда Мила забрала его, я загрустил. Я был уверен, что у меня у самого детей в этой жизни наверняка не будет. Физических отклонений в этом плане у меня не было, но вот психологических, хоть отбавляй. Я рассматривал всех этих женщин, каждый день сменяющих друг друга в моей постели, только как объекты удовлетворения личной мести. А для рождения детей нужно кое-что намного большее. К примеру, любовь и семья. Ни то, ни другое в мои планы точно не входило.
Ночью мне приснился сон. Там был мальчик, которого я называл Максим Максимович. Он, почему-то рассказывал мне о правилах личной безопасности во время прыжка с парашютом. А я говорил ему, что выполню все его указания, но только не буду пить противные таблетки. Странно, но после этого сна мне было очень приятно просыпаться, будто я побывал в родных краях моего детства.
— А когда вы опять приведёте с собой Максима? — спросил я Милу на следующий день.
Она вздохнула.
— Это против правил, но Лев Михайлович иногда идёт мне навстречу, когда сына не с кем оставить.
— Хотите я скажу главному, что общение с ребёнком благотворно сказывается на моем здоровье?
Она укоризненно взглянула на меня, и я поспешил уверить её в правдивости своих слов.
— Честно! Ваш сын действует намного лучше любого успокоительного! Я даже спал сегодня отлично.
— О чём разговор? — спросил Лев Михайлович, заходя в палату.
— Мила не желает давать мне лекарство! — я скрестил на груди руки.
— Если ты снова требуешь коньяка, то это мой запрет, — усмехнулся доктор.
— Я всего лишь прошу повидать её сына. Что вы сразу про коньяк вспомнили!
— А, ну это, пожалуйста.
Я победно посмотрел на медсестру, а та лишь упрямо поджала губы. Правда на следующий день Максимка снова пришёл в мою палату. Хотя его появление в больнице скорее всего было обусловлено тем, что в детском саду шёл ремонт. Через некоторое время я так привязался к мальчику, что начал скучать по нему. А ещё я заметил, что скучаю по его матери в те дни, когда было не её дежурство.
Однажды доктор посчитал, что моё тело слишком залежалось на больничной койке и я вполне могу отправиться домой. В тот же вечер я, по обыкновению, пошёл в бар. Возле стойки скучала смазливая девчонка. Я заказал выпивку и некоторое время разглядывал посетительницу, планируя чуть позже подойти познакомиться с ней. Все её движения, весь её вид говорил о том, что эта крепость моментально сдастся и мне отчего-то стало неинтересно двигаться столь привычным маршрутом. Я вспомнил глубоко посаженные карие глаза моей медсестры и удивился, как я не замечал её необыкновенной красоты. “Бред, какой-то!” — пробормотал я. Залпом допив содержимое стакана, я нацепил любимую небрежную улыбочку и направился в сторону красотки.
В тот вечер я впервые за долгое время вернулся из бара домой один. А на следующий день помчался в больницу.
— Что опять случилось? — спросил, завидев меня Лев Михайлович.
— Ничего, — пробурчал я, — приехал заглянуть за высокую ограду.
— А, ну это поступок! — усмехнулся врач, — взрослеешь, однако!
Я разыскал Милу в процедурной, она как раз готовила ненавистные мне лекарства.
— Пойдем, поговорим, — пробормотал я.
— О чём? — удивилась Мила.
— Обо всём.
— Обо всём не могу, — усмехнулась она, — у меня пациенты.
— Тогда о главном.
— А что для тебя главное?
— Как раз пытаюсь выяснить. Поможешь?
— Попробую. Я всё же давала клятву помогать людям.
— Тогда, может быть, сходим куда-нибудь?
— Максим, я на дежурстве.
“Макс!”, — хотел поправить её я, но тут же подумал: “Чёрт, с ней. Пусть будет Максим, что мне жалко, что ли?”.
— А завтра? Завтра у тебя выходной, я посчитал смены.
Она удивленно вскинула брови.
— Куда же ты предлагаешь пойти?
— В бар. Ну или в кафе, — тут же оговорился я, — ты же пьёшь кофе?
— Говорят, что я сама неплохо готовлю этот напиток, — Мила улыбнулась и я впервые заметил, каким по-детски открытым стало её лицо в этот момент. — Мы могли бы выпить кофе в парке, на завтра обещают хорошую погоду.
— Пикник? — мои губы тоже растянулись в улыбке.
— Наверно, — пожала плечами Мила.
Мила действительно устроила для нас небольшой пикник в парке. Мне казалось, что я попал в другой мир, словно из кадра американского фильма, даже корзинка и скатерть в красную клеточку присутствовали.
Раскладывая на тарелки ароматные булочки с корицей и сыр, Мила проговорила:
— Мы с сыном часто проводим здесь время, играем в различные игры и даже читаем вслух.
— Почему ты не взяла его с собой сегодня? — спросил я, всё ещё пытаясь найти своё место в непривычной обстановке.
— Он у бабушки, пробудет там до выходных. Мои родители живут в отдаленном посёлке, так что мы видимся реже, чем хотелось бы.
— А где отец Максима? — задал я, мучивший меня вопрос.
Лицо Милы тут же переменилось.
— Я бы не хотела затрагивать эту тему.
— А что так?
Мила посмотрела на меня в упор.
— Максим, ты ведёшь себя бестактно. Я же не расспрашиваю тебя о твоем прошлом!
— По-моему моё прошлое — тема для обсуждения всего больничного персонала.
— Меня не интересуют сплетни.
— Хочешь сказать, ты ничего обо мне не знаешь? Почему же ты согласилась пойти со мной на свидание?
— А разве это свидание? Разве двое людей не могут просто так общаться? Пить кофе в парке, слушать друг друга.
— Не знаю, — растерянно улыбнулся я, — не пробовал.
— Тогда, давай попробуем.
Мила тоже улыбнулась и налила мне в чашку кофе. Я отхлебнул напиток и тут же закатил глаза от удовольствия. Я люблю кофе во всех его проявлениях, но этот вариант был просто безупречен.
— Что это?
Мила рассмеялась.
— Это бабушкин рецепт. Не бойся все ингредиенты обычные, просто способ приготовления особенный.
Особенный! Именно так! Всё, что касалось неё было “особенным”! И сама она была особенной, совершенно непохожей ни на кого. Нежной и сильной одновременно, как будто сошедшей с картин Леонардо да Винчи.
Вскоре, невзирая на хороший прогноз, небо заволокло тучами. Поднялся ветер, и мы стали спешно собирать остатки пикника в корзинку. Начался дождь, под его крупными каплями наша одежда сразу же намокла. Я схватил корзинку и, взяв за руку Милу, кинулся к единственному укрытию поблизости. Пока мы бежали до раскидистого дерева, вымокли насквозь. Вдалеке послышались раскаты грома. С волос Милы ручьями стекала вода, но она счастливо улыбалась.
— Я очень люблю грозу! — произнесла моя спутница, глядя в озаряемые молнией небеса. Я лишь удивлённо покачал головой, открывая для себя эту удивительную женщину. Мне кажется, стоя рядом с Милой под тем деревом и слушая раскаты грома, я ясно увидел, какая внутренняя красота таится в ней. И тогда я совершенно точно осознал, что на свете нет ничего прекраснее этого её внутреннего свечения.
Когда дождь стал затихать, я посмотрел в глаза Милы и сказал:
— Это нечестно.
— Что именно? — Мила повернулась ко мне.
— Лично мне не хватило общения с тобой.
— Но мы не сможем продолжать прогулку в таком виде, — Мила осмотрела своё мокрое платье, облегающее тело.
Я упрямо молчал и тогда она, вздохнув, пригласила меня к себе.
— Хорошо. Так как я живу неподалеку, то можем пойти обсушиться.
Я спрятал самодовольную улыбку и последовал за ней.
— Я могу предложить тебе переодеться в папины вещи, — сказала Мила, как только мы вошли в квартиру. — Прошлым летом папа помогал мне с ремонтом, и кое-что из его одежды осталось здесь. Она прошла в комнату и вручила мне стопку одежды. Разглядывая вещи, я понял, что это офицерская форма.
— И кто же у нас папа? — спросил я.
— Папа у нас, естественно, бывший военный, — Мила уже переоделась и вышла мне на встречу.
Я бесцеремонно стал стягивать с себя мокрую одежду и она, снисходительно улыбнувшись, ушла в кухню.
— Только не смейся, — попросил я, появившись в дверях. Форма ее отца висела на мне, как на вешалке.
Мила, еле сдерживая улыбку, произнесла:
— Не буду.
Потом мы долго сидели на кухне, пили чай с липовым мёдом, доедали чудесные булочки. Даже когда за окном стало темнеть, мне не хотелось уходить от нее. Мне казалось, что, если я выйду за дверь, волшебство рассеется и я снова окажусь в беспросветной собственной жизни.
— Можно я останусь у тебя? Лягу на диване в гостиной.
— Зачем? — спросила Мила.
— Мне не хватило общения с тобой. К тому же я надеюсь утром получить еще одну чашку кофе.
— Пожалуй, это достаточный аргумент, — рассмеялась Мила.
На часах уже была полночь, а мы все сидели за столом напротив друг друга. И я сам не понимаю, как и зачем, вдруг рассказал ей всё о себе. Всё, что со мной произошло и всё, что мучило меня в последние годы.
— Ты должен простить её, Максим. Иначе ты не сможешь жить дальше, — выслушав меня, тихим голосом сказала Мила.
— Простить кого? Машу? Ты считаешь, это так просто? — взвился я.
— Нет. Это самое сложное...
Мила закрыла лицо руками и прошептала:
— Я тоже не смогла простить. Поэтому до сих пор живу наполовину. Паша, отец Максимки был военным, служил под началом моего отца. Он был любимцем у девушек и когда обратил на меня внимание, я была на седьмом небе от счастья. Мы встречались чуть более полугода и уже собирались пожениться, когда я застала его с другой. Сначала он уговаривал меня простить его, говорил, что всё произошло случайно. Однако поняв, что все его доводы не повлияют на моё решение расстаться, он больше не стеснялся в выражениях. Кричал, что я не стою его и он был со мной, только из-за погон моего отца. Когда папа узнал обо всём, он так рассвирепел, что мы с мамой боялись, что он убьёт Павла. Тогда, я сказала отцу, что сама не желаю такого жениха, а мой ребёнок, только мой и ничей больше. После этого случая папа оставил службу, и они с мамой поселились в деревне.
Слушая её исповедь, я подошёл к ней и присел на пол, обхватив её колени.
— Давай, простим их вместе, — прошептал я. — Я отчего-то сейчас чувствую благодарность и к своей Маше, и к твоему Павлу.
Мила посмотрела на меня заплаканными глазами.
— Думаешь, мы сумеем простить?
— Думаю, вместе мы справимся со многим.
Я часто размышляю, почему прощение даётся нам так сложно? Наверно, причиной является боль, которую причинили нам и излечить её не так просто. От этой боли есть только одно лекарство — это любовь. Только любовь является противоядием, только она способна научить прощению.
Через год у нас с Милой родилась дочка. Мы назвали её Маша, в честь той девушки, которая нечаянно послужила причиной нашего счастья. Без неё мы с Милой никогда бы не встретились.
Максимка теперь носит отчество Максимович, как мне когда-то привиделось. Он называет сестру “Принцесса” и часто читает ей вслух сказки, сидя за красной в клеточку скатертью в парке. А я, проходя мимо того раскидистого дерева, где мы прятались от грозы, всякий раз как будто невзначай, касаюсь его ствола и мысленно благодарю небо за свою жизнь.
Автор: Светлана Юферева
Чтобы не пропустить новые интересные для вас публикации, подписывайтесь на канал! Комментируйте, делитесь в социальных сетях.
Text.ru - 100.00%" Уникальность данного текста проверена через Text.ru
Все права защищены.
Копирование материалов и публикация без упоминания автора и ссылки на канал запрещены.