Глава 1.
— Ты мне угрожаешь? Мне?!
Она рассмеялась как-то небрежно, уязвляюще, от чего Сивый недоуменно поежился и сильнее сжал челюсти — хотелось начать истерить. — Угрожаешь человеку, который тебя создал?
— Я создал себя сам!
Парень не удержался и сорвался на крик, резко скидывая со стоящего между ними стола канцелярские пренадлежности и бумаги. Девчонка только осклабилась.
— Потому что я позволила тебе так думать. Не закапывай себя, Сава, еще есть время все переиграть.
Он только нервно усмехнулся, поправляя ворот кожаной куртки. Больше всего в этой ситуации его бесил ее взгляд — она смотрела на него и улыбалась так, будто ему пять и он заявил об уходе из дома с целым рюкзаком игрушек. Она вообще ни во что его не ставила.
— Нечего переигрывать! И время ушло уже давно! Ушло в тот момент, когда ты отказалась от меня, отдав ему на растерзание!
— Если бы все было так, как ты говоришь, то ты бы тут не стоял. Ты ведь еще жив. Подумай, почему, Сава.
— Не называй меня так!
Ему вдруг сделалось очень горько. Даже своей праведной местью он, оказывается, обязан ей. Кровь в венах закипала с поразительной скоростью и Сивый начинал понимать, что скоро перестанет себя контролировать — сердце качало дурную кровь по артериям, разнося злость и обиду по всему телу, а на лбу выступил холодный пот — отступать уже некуда.
Она недовольцо цокнула.
— Заканчивай этот цирк, серьезно. Уезжай и мы все забудем. Я дам тебе уйти.
Казалось, девчонка устала гораздо больше, чем боялась разъеренного парня рядом с лежащим на столе пистолетом. Ее это нервировало, но отнюдь не пугало — она насмотрелась уже на мужские истерики и точно знает, что Сава не из тех, кто переходит к действиям.
— Ты? Ты дашь мне уйти? Как благородно с твоей стороны! — вдруг взъерепенился Сивый, в один шаг оказываясь у стола. — Но знаешь, что? В этот раз не дам уйти тебе я.
И выстрелил.
Она охнула, выпустила из легких весь воздух, пару секунд не чувствуя ничего от шока, и опустила взгяд к руке, рефлекторно зажимающей рваную царапину на бедре — Сава всегда плохо стрелял.
В следующее мгновение боль окатила тело сплошной волной и она протяжно застонала, хватаясь за край стола, чтобы не осесть на пол. Девчонка вдохнула поглубже, задержала дыхание и подтащила ближе к себе стул, тут же рухнув на него. Затем оглядела царапину и подняла обреченный взгляд на парня.
— Зря ты. На этом шансы закончились.
***
— Ты уже двенадцать минут рисуешь эти стрелки. Зачем создавать странную иллюзию натуральности? Понятно же, что у тебя не кошачьи глаза. Это разве важно?
«Ты даже не представляешь, насколько»
Она давит в себе снисходительную улыбку и всхлух ничего не говорит, смотря на парня сквозь отражение.
— Если все видят, что это ложь — это уже не ложь. Прости за тавтологию.
Влада цокает на реплику парня и подмигивает своему отражению, заканчивая макияж.
— Одела бы что-то поинтереснее.
Он недовольно поджимает губы и складывает руки на груди, оценивающе смотря на Владу: потертые кеды и растянутые на коленях джинсы точно не подходят для вечерней прогулки.
«Не одеть, а надеть».
На языке вертится едкое замечание, но она сглатывает его вместе со слюной.
Влада картинно закатывает глаза, но все же вытягивает из шкафа не шикарное, но милое летнее платье в горох и задумчиво кривит губы.
— Шарф брать?
— Не, еще тепло.
Семнадцать ступенек, писк домофона и они оказываются на улице, мгновенно утопая в свежем вечернем воздухе.
Ей всегда нравились сумерки: просто, понятно и изысканно. Небо над их головами — черничный густой джем, разливающийся с запада. Она вдыхает полной грудью, заставляя кровь быстрее бежать по венам.
Влажный майский воздух почему-то вызывает ассоциации с фейерверками, клубникой и сладкой ватой. Влада улыбается: такие моменты хочется запомнить на всю жизнь — она мысленно концентрируется, «фотографирует» красные мазки заката, тяжелый цветочный воздух и ускользающую сквозь пальцы теплоту.
Таких фотопленок в памяти было немного: только песок на берегу моря Болгарии, когда Влада ездила с танцевальным коллективом на фестиваль в детстве; космическое небо Беларуси — «фотография» крупных, словно картошка, звезд, висящих прямо над головой — только рукой дотянуться — осталась в памяти навсегда.
Наверное, думает Владислава, эти моменты объединяет то, что тогда она была счастлива. Именно поэтому картинка с ощущениями запомнились так ярко. Влада останавливается у парадной, отставая от парня на несколько шагов, и задумчиво хмурится: хочет ли она действительно запомнить этот момент? Потому что красивое небо и благостная погода того не стоят, если ты не чувствуешь внутри бескомпромиссного счастья. А Влада его не чувствует — ей хорошо, она чувствует себя в безопасности, но она точно не счастлива. Издержки ситуации, вероятно. Поэтому она пожимает плечами и растягивает губы в улыбке.
— Какие-то особенные планы?
Влада по-собственнически повисает на руке парня, заставляя его согнуть локоть на манер «джентльмена» и беззаботно семенит рядом, пытаясь поспевать за широким шагом Савы.
— Кино, думаю, а потом покатаемся.
Савелий кидает взгляд на девушку, откликаясь, и коротко улыбается. Влада с самой первой их встречи была «не такой как все», как бы это банально не звучало. Сава не мог понять, почему знакомые жаловались на капризы своих девушек или на то, что не понимают их — с Владой подобного не было. Вообще никогда. И Сава не знал — это с ним что-то не так или с друзьями, однако ничего не стал бы менять.
Влада смотрела с ним футбол, не просила денег, не обижалась, когда отменялись назначенные планы и Сава точно знал, что если оставит телефон на столе без пароля, Влада к нему не притронется — просто это было против «ее правил», как говорила девушка. Сава ей верил.
Еще Влады не было в соцсетях, она никогда не просила себя сфотографировать на фоне красивой клумбы или в кафе, и она ни с кем не переписывалась, так что Саве было даже не к кому ревновать. На самом деле, как бы не ныли его друзья о том, что девушки заставляют их фотографировать и фотографироваться вместе по пятьдесят раз на дню и проводят по сорок минут за обработкой очередной фотографии для инстаграма, Сава на одну сотую завидовал. Они были вместе уже четыре месяца, но друзья все же снисходительно посмеиваясь, не до конца веря в то, что у Савы есть такая девушка, как он рассказывает.
Он как-то пытался поднять эту тему, но Влада спокойно отмахнулась: «просто не люблю фотографироваться».
Сава не поверил, но замолчал.
Обидно было еще потому, что Влада была красивой. Не в привычном понимании, но было в ней что-то, что хотелось сфотографировать. Она рисовала длинные кошачьи стрелки и не пользовалась пудрой, оставляя рассыпанные по всему лицу веснушки «дышать». Саве казалось, что она таким образом хочет показаться особенной, исключительной — дело совсем не в наплевательском отношении к мнению окружающих. Ему подвластны все и Влада в том числе.
Она красила губы темной помадой, чтобы отвлечь внимание от крупного носа и крайне редко расчесывала волосы, чтобы оставить объем. Сава считал Владу красивой и раздраженно выдыхал каждый раз, когда друзья говорили, что он точно выдумал свою Владиславу, потому что таких девушек не существует. Но вот же она, идет рядом с ним в своем платье в горох, как у той актрисы из черно-белого кино, и постоянно прикрывает глаза, вслушиваясь в шум города.
Если бы Влада не нравилась Саве, он бы точно начал задавать вопросы: они познакомились при необычных обстоятельствах, она никогда не говорила про семью и он даже не знал ее фамилии — просто «Владислава» и все. Она часто выдерживала паузы перед ответом, будто проговаривая сначала слова про себя, не любила выходить из дома днем и не спрашивала, где он был, даже если Сава возвращался под утро. Сразу сказала, что его работа — не ее дело, только вот все же хотелось получить от нее каплю ревности.
Но Влада ему нравилась, поэтому вопросов Сава не задавал. Она готовила ему завтак, заворачивала с собой обед, когда в автомастерской были загруженные дни, и встречала вкусным ужином. Изысками не баловала, но котлеты и курицу готовила с душой, было вкусно.
Еще Влада странно говорила. Сава сам не мог понять, в чем эта странность заключалась, но определенно точно кидал на нее недоуменные взгляды, когда со стороны девушки слышались такие слова как «резонно», «всенепременно» и «обожди». Был в этом свой флер загадочности, но Сава в подробности не вдавался — не приучен.
Ему нравилось разговаривать с Владой. До встречи с ней он и не знал, что вечером можно обсуждать не только прошедший день, как делали это его родители. Влада делилась с ним своими мыслями и новыми углами зрения на то, что услышала по радио или прочла. Вскоре Сава стал считаться на работе «знатоком».
Он знал, что Влада сейчас не учится: взяла академ или вовсе не поступила — не уточнял. Вообще, в их отношениях не было места мелочным выяснениям — важно было только то, что здесь и сейчас, а кто на кого учится и какой у кого любимый цвет, не интересовало обоих. Саве нравилось проводить с ней ночи и выходные дни, с Владиславой было интересно и спокойно — остальное его не волновало.
Но все же, иногда ему хотелось получать от Влады чуть больше внимания. Участия. Интереса.
Вчера за ужином он как бы невзначай обмолвился о новой подработке и замолчал. Влада отхлебнула горячего чая и подняла на него такой наполненный иронией взгляд, что Савелий передернул плечами. Или же он себя накрутил. Одно известно точно — с Владиславой никогда нельзя было знать наверняка.
— Мне стоит вдаваться в подробности?
Она вопросительно выгнула бровь, одним взглядом говоря: «Хотел бы рассказать — не молчал бы. Чего тогда добиваешься?» Сава стушевался.
— Нет.
— Ладно.
И ему нечего было ей предъявить — Влада сразу сказала, что «его дела — это его дело». И с выбешивающей точностью следовала своим словам. Саве иногда начинало казаться, что он сходит с ума: его девушка выносит ему мозг тем, что не выносит мозг — разве так бывает?
А ведь он уже давно не был сопливым мальчишкой. Новая подработка — помощь по мелочи через посредников новому смотрящему района — приносила неплохие деньги и мужское эго требовало восхищения. А Влада не восхищалась никем.
Все началось с небольшой просьбы придержать в автомастерской машину одного мужика дольше, чем планировалось. Потом пошли просьбы покрупнее, вроде взять на передержку контейнер с немецкими дисками, подправить технические отчеты, слить данные определенного заказчика и вот, спустя месяц, Сава стал уважаемой личностью среди местных ребят — работал непосредственно на «теневое» начальство.
А Влада сказала «ладно» и продолжила пить чай.
Сава перекатил на языке кубик сахара и закусил изнутри щеку. Он просто себя накрутил.
— Это тебе.
На стол упала синяя бархатная коробочка, оторвав внимание Влады от окна. Она часто так зависала, будто решала сложные математические формулы. Сава от чего-то не спрашивал, о чем она думает.
Она перевела подозрительный (не удивленный!) взгляд с подарка на парня и неуверенно приоткрыла крышку. На черной шелковой подложке лежала золотая подвеска в виде сердца. Влада выдохнула и взяла цепочку в руки.
— Не стоило…
Она так трепетно на него посмотрела и поджала губы, что Сава в одно мгновение простил ей все надуманные им грехи.
— Мне захотелось.
— Спасибо.
Влада еще раз посмотрела на подвеску и как-то странно хмыкнула. Будто хотела сказать что-то еще, но знала, что никогда не скажет.
— Там тридцать два бриллианта в центре, все по четырнадцать сотых карата. Не знаю, что это значит, но вроде бы, круто…
Конечно, круто — Сава отвалил за эту безделушку восемь кусков. Он не был жадным, да и то, что Гриша за одну только подделанную в автомастерской подпись отваливал иногда по тридцать штук, с процентами за молчание, добавляло финансовой уверенности, но Савелию всегда казалось, что все, что стоит больше пяти тысяч, должно выглядеть куда внушительнее. Хотя, стоит признать, в руках Влады подвеска казалась куда больше, чем когда он ее покупал.
— Мне очень нравится, спасибо, Сав.
Влада широко улыбнулась и потянулась через весь стол, чтобы обнять парня и смачно чмокнуть в щеку. Сава, к своему стыду, спрятал горящие уши. Ему казалось странным и совершенно непонятным то, что он чувствовал рядом с ней. Как будто то, что она плевать хотела на его работу и ночные прогулки, с лихвой усиливало моменты внимания с ее стороны, как этот. Будто ему это нужно было заслужить. Но именно поэтому этого хотелось еще больше.
И сейчас они идут к гаражам на другом конце двора, не смотрят заранее расписание сеансов в кино и молчат. Влада с какой-то детской непосредственностью пинает носком балеток мелкие камни под ногами и колышет рукой свободный подол сарафана.
Такой она нравится ему больше: когда не проговаривает про себя слова, прежде чем произнести их вслух; когда беззаботно улыбается, когда не смотрит на него с легким неодобрением, будто на малого ребенка; когда не морщит задумчиво лоб, когда из ее взгляда пропадает тяжелая тоска. Сава начинает понимать, что такие моменты случается, когда он берет контроль в свои руки: планирует вечер, говорит, куда они пойдут и что будут делать, но главное, когда Влада с этим согласна. Когда разрешает ему руководить ситуацией. Но Сава знает, что это не надолго.
Ведь если эти отношения сравнивать с укрощением строптивого скакуна, про которых ему еще рассказывал дедушка, то Сава на полпути к тому, чтобы надеть на Владиславу узду. Она начинает к нему привыкать — он это чувствует. Урывками, редко, но Влада расслабляется в их квартире. Все чаще она спит не волчьим, чутким сном, а проваливается в черноту ночи до самого утра, все чаще засыпает раньше, чем он является домой, а не ждет в гостиной с включенным светом.
И это не меркантильное желание — Влада ему действительно нравится. Просто ему хочется, чтобы Влада перестала разрешать ему быть главным. Чтобы начала восхищаться им.
— Шарф все-таки стоило взять. Когда жар от нагретой земли спадает, обычно начинаются заморозки.
Но Владислава не восхищается никем.
Глава 2.
Влада в очередной раз задумывается: кто она на шахматной доске этого мира, где имеют абсолютно всех? То, что имеют всех, что плачут и бедные и богатые, она даже не сомневается. Разве что радуется, совсем немного, что успела ухватиться за сук над пропастью, куда ее сбросила жизнь. И ветку эту ей протянул Сава. Не специально, не планируя, но Влада ухватилась за него, как за спасательный круг, и выплыла. В горле, правда, до сих пор иногда першит от невыхарканной соленой воды океана под названием «жизнь», но Влада раз в неделю жарит картошку и дышит ее парами для профилактики.
Владислава заматывает мокрые волосы полотенцем и не успевает спохватиться, когда Сава зажимает ее в неожиданных объятиях между туалетом и прихожей.
— Ты чего?
Влада улыбается и тихо смеется, недоуменно смотря на парня.
— Ты у меня такая красивая.
Сава проникновенно целует ее и Влада отвечает, только затем отстраняется и требовательно заглядывает ему в глаза, не стирая с губ улыбку.
— К чему это? Только не отнекивайся, Сав, у тебя в глазах вопрос читается.
Савелий недовольно ведет плечом и вздыхает, не понимая, как на это делает. Не хочет говорить, но девушка непреклонна. Она всегда непреклонна.
— Почему ты никогда не заходила в автомастерскую? Пацаны уже смеются надо мной — думают, что я тебя выдумал.
— А тебе так важно мнение окружающих? Вот же я, стою перед тобой.
Влада разводит руками и посмеивается, будто Сава даже зря время потратил на раздумывание о такой чепухе. Но парень поджимает губы — она не понимает. Да, может, это по-детски, но и она здесь не самая умудренная опытом жизни женщина — его погодка ведь.
Хотя, стоит признать, Сава даже не знал, сколько Владиславе лет. Его намеки она ловко уводила в другую степь, а на прямые вопросы отвечала: «У девушек такое не спрашивают, Сав». Но он точно был уверен, что они ровесники. Плюс-минус.
— Тебе что, сложно прийти хотя бы раз? Познакомишься со всеми…
Он не теряет надежду: заглядывает в ее мутно-зеленые глаза, наклоняя голову, и умоляюще поднимает брови, но… но это же Владислава. Она всегда непреклонна.
— Я не собираюсь тратить свое время только для того, чтобы эти узколобые развеяли свои надуманные сказки.
Влада закатывает глаза и отмахивается от реплики парня. Сава огрызается.
— Они мои друзья. И ради меня могла бы потратить пятнадцать минут своего времени, — жестко припечатывает он и, ссутулившись, уходит в сторону кухни.
Влада тяжело вздыхает и качает головой: то, что ее сейчас не имеет жизнь, не значит, что эта непостоянная дама перестала капать на мозги. Друзья… эти двадцатипятилетние без пяти минут алкаши Савелию не друзья, но он еще слишком маленький, чтобы это понять. Влада вскидывает глаза к потолку в призрачной надежде на помощь высших сил.
— Прости…
Она подходит к нему со спины и мягко кладет руки на плечи, наклоняясь к самому уху парня. — Прости, я не это имела ввиду…
Сава вздыхает и согласно кивает.
— Ничего страшного, — тут же прощает он ее резкий выпад и Владе становится тошно от самой себя. Он заслужил кого-то получше, но сейчас она не может его отпустить. Просто идти пока больше некуда.
Влада кладет подбородок ему на плечо и обнимает за корпус, стараясь тактильным контактом растопить ледяную корку между ними, образовавшуюся из-за ее слов. Кончики ее мокрых волос щекочат шею Савы и тот ведет плечом, расплываясь в улыбке. Стена рухнула. Но Влада заглядывает ему через плечо, краем глаза замечая бумаги на столе и… Влада всегда непреклонна.
— «Стеклянный» пишется с двумя «н», — проговаривает она почти шепотом. И в следующую секунду вздрагивает от его резкого выпада.
— Я совсем, по-твоему, тупой, да? — Взрывается Сава. — Я, и дружки мои дебилы? Ты всех нас какими-то петухами считаешь, да? Самая умная что ли?
Сава подрывается с места, опрокидывая со стола бумаги и стакан, и возвышается над отпрянувшей к стене Владой, совершенно не контролируя градус гнева в голосе. Его просто достало то, что рядом с ней он постоянно чувствует себя недостойным. Достало!
Но, вопреки его злостному порыву, Влада оторопело, изумленно и совершенно неожиданно реагирует на его крик.
— Сава… — она с таким трепетом и настороженностью заглядывает парню в глаза, что ему становится не по себе. — Ты скажи, что за подработка у тебя такая?..
Савелий смаргивает удивление, не понимая, что конкретно в его словах заставило так насторожиться Владу, но после только чертыхается и хватает со спинки дивана куртку, вылетая за дверь.
— Буду поздно, — бросает он напоследок и оставляет Владу в звенящей тишине квартиры.
Она оседает на пол прямо на кухне и выдыхает мировую усталость из легких: прошлое не любит оставаться забытым.
***
Влада грязно и громко матерится в пустой квартире, когда от Савы через несколько часов приходит сообщение.
«Я забыл свой обед на кухне, можешь принести?»
«Пожалуйста»
И его «пожалуйста» не оставляет ей никаких шансов — только так она сможет отплатить за сегодняшнее утро. И он это знает — она уверена.
Его «пожалуйста» копотью оседает на подкорке, ленивой болью оцарапывая сердце — Влада совершенно не хотела быть такой. Не хотела выстраивать вокруг себя стены, надменно усмехаться на каждое слово и держать не то, что слова, даже мысли под контролем. Но ей приходится. А Сава здесь совершенно не при чем.
Влада обещает себе быть мягче и больше отдавать, потому что знает, что забирая, счастливее не станешь.
Влада трет руками лицо и соглашается, потому что она должна, потому что он в какой-то степени ей дорог, потому что у нее нет выбора. Владислава решает отдать долг с лихвой.
Она красится на скорую руку, натягивает красное летнее платье; спускается в продуктовый, где берет два сэндвича и колготки с черной стрелкой сзади, натягивает кожанку и выходит из дома днем. Часть заначки уходит на дешевую копию лабутенов за две штуки, часть на таксти, потому что в метро Влада ездить не любит.
У входа автомастерской она появляется спустя час. Натягивает на лицо самую загадочную улыбку и громко интересуется у группы удивленных парней, где сейчас находится Сава — ей не без усмешек оторопело машут в сторону. Влада кивает и от бедра направляется в указанном направлении, стараясь не морщиться от практически осязаемых кожей взглядов парней.
Сава радостно улыбается, недоверчиво оборачиваясь на ее оклик — ему до сих пор не верится, что она пришла. Владислава проглатывает снисходительную улыбку — он точно заслуживает кого-то получше, только вот она чувствует, что пути назад нет. Если она в своих догадках права, то элементарная совесть не позволит ей сбежать. А без ее помощи он не справится. Она же не справилась.
Позади слышны свист и одобрительный гогот парней и Сава улыбается еще шире, радуясь, что наконец, они поняли, что Влада — не выдумка. Вот она — настоящая и роскошная стоит перед ним, они видят, что она — его девушка.
— Влада…
Он выдыхает ее имя практически влюбленно, от чего у нее по хребту бегут приятные мурашки, но Влада всегда непреклонна — она отрицательно качает головой.
— Сделай вид, что тебе все равно, — она легко целует Саву в щеку и шепчет инструкции на ухо. Парень недоуменно вскидывает брови. — Так надо — никогда не показывай посторонним свои эмоции.
Она кивает. Сава подозрительно хмурится, но делает, как она говорит — изображает безразличие. Свист за ее спиной стихает — в воздухе повисает восхищенное молчание.
Влада ему ободряюще улыбается — отдает пакет с обедом и задерживает свою руку в его дольше положенного: без слов просит бросить все здесь и сейчас, но видит в его глазах то, от чего он уже не откажется. Никто еще не отказывался — Сава вкусил вкус власти.
Она прячет на дне зрачков грусть и улыбается на прощание — вновь обнимает парня и проглатывает слезы совершенной не ей ошибкой.
— Закажем вечером пиццу?
Сава спрашивает тихо, боясь нарушить правила неизвестной ему игры, но все же радуется, что лед между ними сошел окончательно, правда, поздновато для жаркого мая.
— Конечно, — Влада сглатывает и смотрит ему в глаза долго, проникновенно, выжигая в молодом сердце парня свое имя — Вла-ди-сла-ва. Она хочет запомнить глаза Савы именно такими: с надеждой на лучшее будущее, с чистотой и азартом перед новыми свершениями.
Хочет запомнить его глаза такими до того, как они наполнятся тяжелой тоской, виной и горькой трезвостью. До того, как его взгляд превратится в ее.
***
— Эт чё?
— Яйцо пашот.
— Кого пошлют?
— Пашот. Название такое.
Влада закусывает губу и садится за стол рядом с Савой: в последнее время с его «подработкой» дела пошли куда лучше — продукты Влада начала закупать фермерские. Сава откровенно не понимал, в чем у них такая особенная разница с магазинскими, но лезть в «бабские дела» не решался — деньги на такие заскоки Влады были, и слава богу.
— Меня скоро сделают начальником мастерской и тогда Вовчик пожрет у меня говна. Вчера прикинь, чё было — пришел я, значит, как обычно, а его будто подменили: докапывался до меня все утро, пока я не сорвался, зато сразу успокоился. Будто пмс у мужика.
Сава тряхнул головой и с аппетитом вгрызся в поджареный кусок хлеба. Влада пожала плечами.
— Так он за счет тебя просто настроение себе выровнял. В следующий раз поставь его на место сразу — не давай выкинуть себя с клетки.
— С клетки?
Сава недоуменно вскидывает брови и даже перестает жевать. Влада кивает. Но он видит, что сначала она будто мысленно дает себе щелбан и морщится.
— Психосоциальная матрица. По этому принципу в каждой компании при общении сами по себе распределяются роли: нытик, герой, шут, лидер и все такое. Ну, твой Вовчик и захотел спрыгнуть со своей клетки человека с плохим настроением. Для этого, понятное дело, нужны усилия, но всегда проще выдавить с понравившейся клетки другого и самому на нее встать. Как только ты сорвался на него, занял его клетку нытика и он автоматически повеселел.
— Вот же сука.
— Нет, — Влада смеется, — это делается неосознанно. Природой заложено просто, — она расслабленно хмыкает и возвращается к еде, а Сава кивает со знанием дела.
— Гриша также говорит. Либо ты, либо тебя.
— Какой Гриша?
— Я на него работаю. Крутой кент.
— Принцип естественного отбора не он изобрел.
Влада фыркает как-то слишком жестко и пренебрежительно, но Сава не замечает — он Гришей восхищается, а это накладывает определенные фильтры на восприятие информации об этом человеке. Влада тяжело вздыхает, а Сава озадаченно чешет голову.
— Где ты про это вообще узнала?
Влада зависает на секунду и сжимает губы. Потом переводит на Саву спокойный взгляд и пожимает плечами.
— Не знаю, наверное, по телеку шло что-то про науку.
— Ты не смотришь телек, — в голосе Савы слышится ирония и укор.
— Или прочла, — не сдается Влада и безразлично хмыкает.
— Или прочла…
Парень качает головой и с улыбкой доедает свое «посланное куда-то яйцо». Влада телевизор не смотрела из принципа, и каждый раз, когда Сава его включал, затыкала уши наушниками или уходила в другую комнату. Говорила, что буквально чувствует, как после пятнадцати минут просмотра программ ее сознание превращается в мясорубку со звоном «деревни дураков» на фоне.
Сава подпирает щеку кулаком и смотрит, как Влада ест, не отрывая взгляд от газеты — кто вообще их читает в двадцать первом-то веке? Смотрит, как лучи утреннего солнца скользят по ее щекам и ключицам, наблюдает, как быстро бегают по тексту ее глаза — Влада очень быстро читает. Сава улыбается, потому что рад, что может теперь дать ей фермерские продукты с рынка и купить платье дороже, чем за семьсот рублей на распродаже.
Сава наблюдает, как переливаются брюлики в подвеске, что он подарил, а Влада до сих пор ее ни разу не сняла. Радуется, что начали они встречаться еще до того, как у него появились деньги — по Владе даже сейчас не скажешь, что она испытывает по поводу "мани" хоть какие-то эмоции, но так он *точно* знает, что она с ним не из-за них. И улыбается.
Наблюдает, как она минуту не может донести до рта вилку с наколотым помидором, потому что слишком увлечена чтением, и смотрит на то, как ловко от задумчивости ту же вилку крутит между пальцами. Наблюдает, как в ее мутно-зеленых глазах отражается жаркое майское солнце и улыбается.
Влада замечает его взгляд и озадаченно оглядывает себя на предмет дырки на футболке или еды на лице, но Сава только улыбается.
— Что? — Влада сдается и посмеивается, видя внимательный взгляд парня.
Сава качает головой и хмыкает.
— Ничего, — отмахивается он. — Просто я тебя, кажется, люблю.
Влада выдыхает.
***
У Савы звонит телефон и он поднимает трубку несмотря на то, что за рулем. Влада закатывает глаза и готовится в любой момент с пассажирского сидения перехватить руль. Ясная звездная ночь оставляет их на улицах Москвы почти в одиночестве, и Сава не думает о правилах пдд. Гонит, улыбается и подмигивает Владе.
Она недовольна такой безалаберностью на дороге, но не выдерживает натиска озорного и счастливого взгляда парня, и смеется. Влада чувствует рядом с ним себя действительно нужной. И любимой теперь.
Удивительно, но он понял, когда она сказала сложное:
— Сав, я испытываю к тебе сильные чувства, но пока не скажу того же. По крайней мере потому, чтобы это не было простым ответом на твои слова. Дай мне время — в таких вещах я сложный человек. В очень плохом смысле.
У нее в глазах закипели слезы и она глубоко вдохнула, чтобы собраться с мыслями. Улыбка, тем не менее, не покидала губ — Влада нежно поцеловала парня.
Сава тепло усмехнулся.
— Конечно.
В тот момент Влада почувствовала себя чертовски глупо — она его недооценила. Теперь Савелий смотрел на нее, как на зря переживающего по пустякам ребенка, а не наоборот. Влада подумала, что она действительно не самая умная, как считала, и, видимо, необоснованно. И решила быть просто его девушкой. Потому что, изгнав из головы демонов и мысли о прошлом, оказалось, что быть рядом с Савой — просто быть — очень приятно.
Савелий выключил телефон.
— Надо заехать в клуб на пару минут переговорить с ребятами.
Влада только кивнула.
Они ехали с вечерней прогулки в Коломенском парке и завтра была суббота — времени было достаточно. Однако, предчувствие было так себе. Влада отдернула подол сарафана.
— Я посижу в машине?
Умоляющих ноток в вопросе было куда больше, чем услышал Сава.
— Зачем? Мы быстро, да и покажу тебе, что к чему.
Его улыбка была слишком заразительной для того, чтобы думать о плохом. К тому же, Влада себе обещала — просто быть с ним.
Однако, она не могла повлиять на одно — с кем был он.
Глава 3.
Влада обреченно вздохнула и поежилась: ее сарафан на бретелях определенно не вписывался в местный красный неон и запах масла. Атмосфера еще полупустого клуба казалась прямым олицетворением слова «порок»: для антуража еще в коридоре на стенах висели наручники с кожаными вставками и плетки, а в самом зале было слишком много зеркал. Сава, на удивление, чувствовал себя, как дома.
— Расслабься, тут все только выглядит ебабельно.
Он весело усмехнулся и приобнял Владу за плечи, проходя вглубь зала — сейчас она точно не хотела его отпускать. Подобные места всегда наводили на нее дрожь.
Сава подошел к барной стойке и по-хозяйски плюхнулся на высокий стул. Влада примостилась рядом.
— Что-нибудь будешь?
— Сок.
Ее лаконичный, недовольный ответ остался без внимания только на половину — Сава подозвал бармена, с которым, очевидно, был знаком, а взгляд Влады упал на круглые платформы и шесты в глубине зала. Интересно, как часто Сава здесь пропадал?
Влада постаралась порыться в закромах души и почувствовать хотя бы капельку ревности, но та осталась глуха к ее просьбе. Она только надеялась, что Сава не трахал здесь всех подряд — что-что, а трипак она ему точно не простит. Влада, конечно, знает, что Сава ей не изменял, но никогда не знаешь наверняка. Она вздохнула.
Бармен поставил перед ней стакан апельсинового сока, а Сава ушел к концу стойки, что-то обсудить с подошедшим мужчиной. Влада поджала губы потянулась за трубочкой.
— Цыпа, что-то тут ищешь?
Она обернулась на голос, который звучно перебивал местное музыкальное сопровождение, и без интереса оглядела персонажа рядом с собой: красные спортивные штаны вне тренировочного зала определенно не внушали доверия.
— Неприятности, очевидно…
Влада не сдержалась и хмыкнула, потому что это было правдой — чего Сава еще ожидал, она здесь будет делать? Ситуация казалась абсурдной. На ее талию легла рука Савелия.
— О, уже познакомились? — он подоспел вовремя и радостно улыбнулся, будто познакомил Владу с родителями. Она удивленно покосилась в сторону нового знакомого. — Гриш, она со мной, — утвердительно кивнул Сава мужчине и почти гордо стрельнул поцелуем Владе в висок.
— Твоя, что ли, Сав? Красавчик.
Гриша с одобрительной иронией кивнул, а Влада скептично выгнула бровь — это им Сава восхищался? Ответом ей последовала самодовольная улыбка парня — он забыл все ее слова о том, что никому нельзя показывать эмоций. Так можно легко поймать тебя на крючок.
Сава не чувствовал напряжения, накалявшегося за барной стойкой, он был слишком рад, что Влада, наконец, познакомилась с его почти что кумиром, чтобы заметить бегущий от взгляда мужчины прямиком в глаза Влады переменный ток.
— Я к Серому, он позвонил, — деловито произнес Сава и кажется, даже не заметил взгляда, с которым Гриша оглядывал его девушку. Фильтр восхищения. — Он у себя? — Парень определенно уже чуть не гнул пальцы веером. Влада поджала губы.
— У себя, у себя.
Мужчина усмехнулся и облакотился на стойку рядом с Владой. Даже не взглянул на Саву — выпустил слова в пространство, а смотрел в упор на нее: сканировал, пытался понять, как такая залетная птичка с чистыми, нещипаными перышками, оказалась в таком злачном месте.
— Я скоро.
Влада только прикрыла глаза: Сава неопытный, Сава не почувствовал угрозы — Сава просто мазнул пальцами по ее пояснице и скрылся за плотными шторами, опрометчиво оставив свою девушку с тем, кого за глаза называют… да как только не называют. Главное, что шепотом.
— Как зовут?
— Владислава.
— Слава, значит. Я Гриша.
Влада сглотнула. Хотелось бы, как в фильмах, изящно нахамить и уйти подождать Саву на улице, но она чувствовала, что иначе никак. Слишком внимательно он смотрел ей в глаза.
Гриша наклонил голову и еле заметно облизнул пересохшие губы. Протянул руку и даже не попытался создать видимость дружелюбия этим жестом — он показывал, что хочет прикоснуться, что заинтересован в чужом. И Влада понимала, что у нее, теоретически, есть право отказаться, но они оба знали, что это «теоретически» уже разбилось о его «Слава, значит».
И она не отказалась — не могла сказать, почему. Может, из-за того, что это был единственный законный шанс выйти из зоны «принадлежит Савелию Сивильникову» в мире, где «переобуться» во мнениях можно только один раз. Может, почему-то еще.
— Григорий, — отзеркалила его наглый тон она, ступив на опасную территорию, но усердно строила из себя дурочку — только тогда и можно.
— И что такая женщина делает рядом с такой шестеркой, как Сава?
Он выбрал тему беспардонно, наклонив голову вбок, и решил сыграть на тщеславии — с девушками всегда прокатывали речи о том, что они достойны большего. Он внаглую ее провоцировал, сканировал, следил за реакцией: прожигал взглядом, смотрел так бесстыже, что в пору было бы вызывать на дуэль. Гриша не притормаживал — на незнакомых людей так не принято, неприлично смотреть. Так не смотрят на девушек — в упор, смело, с вызовом. Но Гриша не кто-то с улицы. Он здесь босс. И он ждал реакции.
Но Влада, в своем ситцевом летнем сарафане на бретельках, легкомысленно пожала плечами.
— И Тони Монтано по-началу посуду мыл.
Она вырвала свою ладонь из его, до сих пор неприлично долго сжимавшую ее пальчики в крепкой хватке. Этим жестом она вполне ясно ответила на его вопрос.
— Держишься за свое, — почти вопросительно хмыкнул мужчина, хитро, исподлобья разглядывая Владу.
Он мерно постукивал кончиками пальцев по деревянной столешнице барной стойки и коротко прошелся языком по нижней губе.
— До последнего, — согласно кивнула она.
Влада распрямила плечи и замерла, чтобы не делать лишних движений, которые выдали бы ее нервозность. Конечно, она могла выдержать подобный взгляд, но с боем — не с легкостью.
Короткие, наполненные большим смыслом фразы повисли в воздухе, уплотняя атмосферу между ними.
— Похвально.
Гриша усмехнулся едва ли одобрительно — в его «похвально» издевки было больше, чем в грязном оскорблении, но ему понравилось ходить по краю лезвия разговора с новой в этом месте, загадочной Владой, поэтому мужчина показательно улыбнулся.
Влада поправила лямку сарафана, невзначай коснувшись шеи — Гриша внимательно проследил за ее движением. Она не хотела признаваться сама себе, что той части души, где отсутствовал инстинкт самосохранения и дальновидность, эта ситуация нравилась. Влада будто водила рукой над открытым огнем и ждала, когда боль станет невыносимой. Но для рассудительной своей части и остальный уверенно говорила — греюсь. И больше ничего.
Поэтому она глубже открывает декольте своих принципов и «непонимающе» выгибает бровь.
— А разве это не норма?