9 Мая – это Праздник с трагической историей для каждой семьи Советского человека.
Пусть не сотрутся из нашей памяти победные дни сорок пятого. Хотелось бы, чтобы наши дети узнавали об ужасах войны лишь из историй, которые мы помним! Но, увы, сейчас это не так.
Хочу рассказать Вам историю военных лет дорогого мне человека – своего дедушки, Петенёве Андрее Герасимовиче.
Дед Андрей родился в декабре 1910 года. В 17 лет был призван в армию, в кавалерию. Он был жизнерадостным, умным, способным и очень смекалистым человеком. Его смекалка выручала его не раз и помогала выйти из очень трудных жизненных ситуаций. Хотя образование у него было только 2 класса (начальное, как сейчас 4), он умел читать, писать и хорошо считать. Весело и задорно играл на балалайке и гармошке, пел, танцевал, – в общем, был душой компании. Несмотря на нечеловеческие трудности, в которых оказался мой дед (о которых я расскажу ниже), ему всё же удалось сохранить свой весёлый нрав и свою человечность, смекалку, стойкость и оптимизм! Все эти качества достались и мне в наследство от деда. Я же постараюсь передать их уже своим внукам. Надеюсь, они не остановятся, а передадут их дальше, своим детям и внукам…
Андрей Герасимович не любил рассказывать о войне, а когда рассказывал, то плакал.
В 1941 году началась война, и его почти сразу отправили на фронт, как только он отучился 2 месяца на офицера.
Примерно в 1943 году их кавалерийский отряд окружили фашистские танки. Шёл ожесточённый бой простых советских солдат с пистолетами и немецких противников на танках, которые их смяли и раздавили.
Дед рассказывал, что взвод не сдавался, лишь один грузин поднял руки и пошёл к немцам. Дед Андрей кричал ему: «Вернись! Стрелять буду!», но тот его не слушался. Пришлось ему застрелить беглеца, потому что был приказ – не сдаваться и расстреливать на месте тех, кто станет предателем.
Когда немцы их окружили почти в плотную, и в упор стреляли танки, его лошадь была убита, и он упал вместе с ней (нога запуталась в стремени). Прямо на него шёл танк. Деду удалось выпутаться и заползти в маленькую воронку. Там он прижался к земле и тихо молился: «Пресвятая Богородица, спаси меня! Если я останусь жив, обязательно вернусь к жене и детям». Танк проехал прямо над ним, и он потерял сознание, а когда он очнулся, рядом стоял фашист с автоматом. Он приказал ему разуться, содрал с его гимнастерки, командирские ромбы и вытащил партийный билет. Тем самым немец спас ему жизнь, потому что командиров и политруков расстреливали и в плен не брали. Фашист стукнул деда по лицу партийным билетом, сказав: «Русский свинья», а из билета выпала фотография его детей. Немец быстро сунул партийный билет деда под убитую лошадь, а фотографию детей поднял и воткнул в гимнастёрку, после чего загнал деда в общую колонну.
В плен дед попал вместе со своим начальником штаба батальона. Тот сказал ему: «Запишись офицером, так как ты исполнял должность офицера, и форма у тебя офицерская, – условия содержания будут более легким». Так Андрей Герасимович попал в фашистский лагерь и пробыл в плену всю войну.
Содержание в плену было абсолютно равным с простыми солдатами. Единственное различие – это когда вербовали в Русскую Национальную Народную Армию (РННА). В эту армию отбирали людей по следующим принципам: солдаты вербовали из военнопленных солдат, а в офицеров – из состава офицеров. Все попавшие в плен рассматривались фашистами как рабочая сила или как пополнение этой армии.
Когда немцы в лагерях приказали коммунистам и партийным сделать два шага вперёд, Андрей не вышел, и никто из своих его не выдал. А кто выходил сам, того тут же расстреляли. Домой пришло известие «пропал без вести». Жил он в разных лагерях. Названий их никто из родных не запомнил. Знаем лишь, что в Германии, недалеко от Берлина. В лагере сначала расстреливали коммунистов, потом офицеров, потом всех, кто был в каком-либо звании. Потом – смуглых, тех, кто был похож на евреев и цыган. Потом рассчитывали на первый, второй, девятый, десятый и расстреливали тоже. Однажды какой-то паренёк попросил деда поменяться в очереди, чтобы не попасть под расстрельный расчёт. Дед Андрей согласился, сказав: – «Вставай, сынок, – я хотя бы немного пожил, и дети у меня есть, а тебе жить да жить». Но судьба снова распорядилась иначе. В этот день расстреливали всех девятых, и паренёк погиб...
Когда, всё-таки, выпал жребий и деду попасть под расстрел, стоявший рядом пленный ему шепнул: «За секунду до выстрела падай в яму, ночью выползем». Так он и сделал, и снова остался жив.
Били их нещадно. Работать заставляли с утра до ночи, а кормили плохо, очистками картофеля, свекольной и морковной ботвой. Но Андрея Герасимовича выручала его смекалка. Когда их гоняли на работу в каменоломню через город, то он менял самодельные, из монет, колечки на еду. «Брутт, хлеба», – просили они немецких женщин. В концлагере умерло много людей от голода. Дед рассказывал, что однажды в каком-то лагере их морили голодом трое суток, а потом выстроили на плацу, где был накрыт стол с едой. Немецкий офицер и переводчик стали вербовать их в добровольческую армию. Из строя вышло несколько человек, остальные стояли. Офицер подходил к каждому пленному и спрашивал: «Будешь служить?» Кто отказывался, того он убивал из пистолета в упор. Спросил и у меня, а я сказал: «Надо подумать», – и остался жив, «А потом уже никто у меня и не спрашивал, видимо набрали».
Андрей Герасимович говорил, что ему повезло с начальником лагеря. Это был немец, который сидел в русской тюрьме и к русским относился хорошо. А вот те надзиратели, которые были из советских, те, кто перешёл на сторону немцев, были очень жестокими. Когда в лагерь пришло освобождение, сами военнопленные схватили и утопили в говне этих предателей.
Лагерь, в котором находился дед Андрей, освободили американские войска в 1944 году. Всем выдали сухой паёк: сгущёнку, шоколад. Изголодавшиеся пленные с жадностью на всё это набросились, и сразу многие умерли от заворота кишок. Дед имел выдержку и самообладание, ел помаленьку и тем самым сохранил себе жизнь. Американцы вербовали всех пленных к себе, но дед отказался. Про этот случай вербовки деда американцами я узнала совершенно случайно. Мы, все вместе сидели, смотрели кино, – бабанька, деданька, я и моя младшая сестра Катя. Это было в селе Амурском Бийского района. Здесь Андрей Герасимович чувствовал себя гораздо лучше, чем в Юстике, он говорил, что ему здесь легко дышать. Их дом стоял прямо у леса. Шёл 1973-1975 год, это было время холодной войны с США. Мы были у них в гостях и смотрели фильм про войну. В этом фильме показывали и американцев, и бабушка, глядя на них, что-то прокомментировала. На что дедушка очень бурно и громка закричал: «Вот ты не знаешь ничего, так лучше сиди и смотри молча. Если бы не эти американцы, я бы в живых-то, быть может, и не остался». Меня так сильно удивила его реакция и его слова. Впервые я видела таким возбужденным и гневным своего деда. Сразу же, как только он успокоился, стала его обо всём расспрашивать: «Почему если они эти американцы такие хорошие, ты к ним не поехал?» Дед отвечал: «Я же слово Пресвятой Богородице дал». Слушая деда, я, скажем так, не совсем тогда осознавала всей тяготы условий, боли и трагедии, которые выпали на долю моего любимого «папки-старого», как тогда я его называла. Лишь повзрослев и увидев фильмы про вербовку и лагеря, до меня вдруг дошло, что пришлось испытать моему родному человеку.
После освобождения лагеря американцами, военнопленные свободно гуляли по Берлину. Видели уклад и жизнь немецкого народа. Дед набрал презентов родным: детям – тетрадки и карандаши, а жене – красивую шаль. Когда американцы передавали военнопленных советской армии, дед Андрей говорил, что у него сразу всё забрали, вернее конфисковали – так это, называлось. Каждого военнопленного проверяли, – кто, где и когда попал в плен. И тех, кто не помнил и не мог ничего рассказать, потому что в плен попали в бессознательном состоянии или попросту были безграмотны, – либо сразу расстреливали, либо судили и отправляли на Колыму, теперь уже в наши советские лагеря. Хотя Андрей Герасимович помнил очень хорошо маршрут и место, где он сражался и был взят в плен, он все же не сразу попал домой. Вначале его отправили в русской фильтрационный лагерь. Там били чуть реже, чем в плену, а кормили, как свиней, – мороженой картошкой, которую вываливали в центр лагерной площади. Вернулся он домой через 7 месяцев после окончания войны. При росте 170 сантиметров в 35 лет весил всего 48 килограммов. Как к бывшему военнопленному, к нему относились с недоверием, поставили работать дояром.
Когда вся родня собиралась вместе, то средний его брат Макар, который тоже воевал, всегда его укорял: «Мы за Сталина воевали, жизни не жалели, а ты на немецких харчах отъедался». Андрей часто плакал и говорил о несправедливости: «Я не за Сталина. Почему с нами, невинными, в наших лагерях так обращались?». Дело, порой, доходило до кулаков. А мать и отец их жалели и старались примирить.
Вот такая история войны, моего деда – Петенёва Андрея Герасимовича.
