О том, что детям положено капризничать, Валя узнала в девять лет, когда появилась на свет ее младшая сестренка. Сама Валя никогда не капризничала, а улыбаться и смеяться не умела, она просто не успела этому научиться. Первые капризы и звонкий, как капли весеннего дождя, Валин смех растоптал кирзовый сапог войны.
Говорят, в три года ребенок не помнит событий прошлого, но Валя помнила и не хотела забывать. Может быть потому, что именно в этом возрасте она стала взрослой, а может быть потому, что такие события оставляют глубокий ожог в груди, рана от которого не может затянуться даже спустя много лет.
1942 год. Брянщина.
- Галька, прячь дитя – крикнула соседка, пробегая мимо дома Валиной бабушки, - немцы детей забирают.
Бабушка схватила Валю и унесла в погреб, наказав сидеть тихо и не выходить, пока она сама за ней не придет. Дверь погреба с тягучим скрипом закрылась, и девочка осталась в полной темноте, в окружении мерзлой картошки и гнилой соломы. Страшно было очень, особенно когда в углу запищали мыши, но еще страшнее стало, когда яркий свет ослепил глаза и в дверном проеме показалось лицо какого-то бородатого мужика.
Он кричал на непонятном Вале языке, махал руками, а потом спустился, схватил малышку двумя руками и рывком вышвырнул на улицу. Валя упала в грязь лицом, больно ударившись подбородком, и только хотела зареветь, как ее обняли мягкие руки бабушки, и девочка замолчала.
Память ярким пятнами подкидывает новые кадры в костер истории жизни Вали, часто они сопровождаются мелодией. Мелодия эта странная, чарующе ужасная и одновременно жизненная. Вот стук колес поезда, вот лай огромных черных собак, вот стрекот автоматной очереди и крики. Постоянные крики, то грубые мужские, то громкие женские, то пищащие детские. А хуже криков – тишина. Валя понимает, что тишина обманчива. Она скрывает в себе предчувствие чего-то плохого. За тишиной всегда идет оглушающий шум чьей-то трагедии. Но, чтобы выжить, нужно самой стать тишиной. Бабушка шепчет на ушко девочке : «сиди тихо, как мышка», и Валя сидит и не издает ни звука.
1943 год. Польша.
- Детей в одну сторону, взрослых в другую! – командовал дядька в зеленой военной форме.
Валя вцепилась в подол платья бабушки и не хотела его отпускать, силой вырвали из рук последний клочок теплого детства. Валю отшвырнули от бабушки, которая одними губами все повторяла «Не плачь, Валюша, все хорошо, я тебя найду». И девочка верила, ведь бабушка никогда не обманывала. А пока ее ладошка скользнула в руку тетеньки с голубыми глазами и светло-серыми смешными косичками. Это сейчас Валентина Ивановна понимает, что никакая то была не тетенька, а девочка лет тринадцати, просто лицо ее постарело, а волосы поседели от горя.
Детей увели в отдельный барак. Его так и называли «Детский». Там рядами стояли двухъярусные нары из грубых досок, накрытые тонкими одеялами. На каждой полке спали по трое ребятишек. Валя с Таней (так звали девочку, взявшую ее за руку) подселились к еще одной девочке, у нее были черные глазки-миндалинки и оттопыренные уши, а вот волос на голове почему-то не было, одежда лохмотьями свисала с тонких ручонок, на ногах болтались деревянные башмаки. Звали ее Гуля. Гуля рассказала, что нужно делать, чтобы выжить в лагере. «Плакать нельзя, а то убьют! Если что-то болит – терпи, не жалуйся, а то убьют! Есть не проси – убьют. Говори только шепотом. Надзирателям в глаза не смотри, подчиняйся во всем. Вы теперь не маленькие, вы теперь взрослые, нет тут больше мамок ваших, есть только мы друг у друга. Держимся вместе, делимся всем и стараемся выжить», - эти советы помогли Вале два года продержаться в аду немецкого концлагеря.
Таня умерла от голода после Нового года. Валя это поняла, когда однажды морозным утром не смогла ее разбудить. Валя помнила, что плакать нельзя, но ничего не могла с собой поделать, слезы сами лились из покрасневших глазенок, превращаясь в кристалики льда на грязных прозрачных щеках. Потом заплакала Гуля и остальные малыши в бараке. Дверь ухнула и в барак вошла Эльза, самая злая из надзирательниц. Дети сразу замолчали, Валя закрыла рот руками. Но было уже поздно, Эльза достала плетку…
Один раз Валя мельком увидела свою бабушку, она хотела ее окликнуть, но бабушка быстро прошла мимо, и девочка не успела этого сделать. Приглядевшись, Валя заметила на земле что-то круглое и черное, явно выпавшее из кармана бабушки. Валя подобрала кругляш – это была свекла. Вечером в бараке был «пир», дети по очереди лизали свеклу, затем откусывали по маленькому кусочку. Еще долгие дни вспоминали сладость осеннего овоща. Больше бабушку Валя никогда не видела, но вкус свеклы остался на губах воспоминанием о родном человеке.
1944 год. Польша.
- Мальчики, почему вы смеетесь? Нельзя же. Эльза услышит, побьет нас всех из-за вас. – шепчет Валя веселым мальчишкам в бараке.
Мальчишки отмахиваются от нее, как от надоедливой мошки и ничего не объясняют. А потом прибегает Гуля и кричит : Валя! Победа! Наши войска идут! Валя, мы живы! Нас освободят! Валя, ура!» и Валя кричит вместе с Гулей и смеется вместе с мальчишками.
Вскоре пропала Эльза и другие надзиратели, пропал лай собак и стрекот пулеметов. Вонь гнилых овощей и горелой плоти сменилась запахом свежей травы и надежды. Через пару дней в лагерь вошли красивые парни в советской форме. Они кричали: "Дети, не бойтесь, дети, мы домой вас сейчас будем отправлять"! Тогда Валя впервые за долгое время наелась. Она еще долго шептала Гуле про счастье есть хлеб большими кусками…
Один усатый солдат гладил Валю по голове и улыбался, а глаза у него отчего-то были наполнены слезами. Он достал из кармана серый платок и повязал на голову Вале. Так, с платком на голове, она и поехала домой в специальном детском вагоне.
1945 год. Брянщина.
А дома была мама. Мама, которую Валя не сразу узнала, потому что смоляные мамины косы стали седыми, а голубые глаза – серыми, и вокруг много-много морщинок. Но запах был мамин, и руки были мамины и конечно же голос - тоже мамин.
Мама носила Вале леденцы и даже сшила из старых платков куклу. Валя леденцы не ела, а с куклой не знала, что делать. Долгое время девочка вздрагивала от громких звуков, говорила только шепотом и прятала кусочки хлеба в карман. Пока мама однажды не накричала на Валю: «Что же ты делаешь? Ешь! И конфету ешь! И с куклой играй! И смейся громко! Ты же ребенок – ты должна смеяться!»
- Я не умею. Я не умею смеяться, я не умею играть, я не умею быть ребенком, - шепотом ответила Валя…
А потом была Победа, и вернулся папа. Вместе с Валей они учились жить по-новому, Валя как ребенок, а папа как простой рабочий. Папа никогда не ругал Валю, он понимал, что нелегко быть ребенком, особенно если у тебя украли детство.
