Так интересно слушать истории родственников героев Великой Отечественной войны, рассматривать старые фото и сохранившиеся документы... Вот что мы узнали о рядовом Филиппе Гавриловиче Шурове — связисте кабельно-шестовой роты 994-го отдельного батальона связи от его дочери Ольги КАБАНОВОЙ.
— Ольга Филипповна, когда и откуда вашего папу Филиппа Гавриловича забрали на фронт?
— Папа был призван на действительную военную службу и направлен в часть 31 декабря 1941 года. И только 20 марта 1946 года служба у него закончилась. То есть отец прошел всю Великую Отечественную войну и даже был направлен на войну с Японией.
Думаю, также будет важно сказать, что вся семья папы занималась земледелием, жили в селе Детлово Курагинского района. У папы было пятеро братьев, и их всех забрали на фронт. Не вернулся только самый младший — Иосиф. Папа вспоминал, как горевал об этом его отец — Гавриил Иванович, рассказывал: «Сплю и сон вижу. Летят лебеди. Посчитал — шесть штук, а потом вдруг заметил, что одного нет. Тут же проснулся, начал думать, сопоставил и понял, что не все сыновья вернутся с фронта…» Долгое время неизвестно было, что стало с Иосифом, считался без вести пропавшим. И только в 80-х годах пришла похоронка с информацией, где он похоронен.
Маму свою Евдокию Тимофеевну папа не помнил, ее не стало, когда ему было всего шесть лет. Все, что в памяти осталось — это подол ее юбки, за который он маленьким мальчиком держался. В 30-е годы семью раскулачили и сослали в Канский район.
— В какие войска попал Филипп Гаврилович?
— Перед началом войны его призвали в танковое училище, по-моему в Омск. На первом построении, когда начали называть пофамильно каждого, папа, когда до него дошла очередь, сказал, что не будет учиться, просил отправить на фронт. Так в декабре 1941 года его определили в 994-й отдельный батальон связи, где он был линейным надсмотрщиком кабельных линий. Эта служба длилась до октября 1945 года. А потом до июня 1946 года он участвовал в войне с Японией в 901-м отдельном батальоне связи. Помню, на сайте «Подвиг народа» мы нашли такую запись о папе: «…Выскочил перед глазами изумленных фашистов, подобрал аппарат связи и прямо под обстрелом врага начал сматывать провод и восстановил связь». За неоднократный героизм в боевых действиях ему вручили орден Отечественной войны 2-й степени, медаль «За взятие Староконстантинополя» (Украина), медаль «За отвагу», медаль «За взятие Кенигсберга», «За форсирование Днепра» и др.
— Видел ли он врага в лицо?
— Знаете, такие моменты, конечно, были, возможно, что папа и сам убивал, но не рассказывал об этом. А вот какими историями делился охотно, так, например, про то, как они, совсем молодые парни, еще не умеющие стрелять, воевать, смотрели на старших товарищей. Я спрашивала, боялся ли он, ведь там все время грохот, пули, взрывы… На что папа отвечал: «Нет, Оля, мы не боялись, в отличие от старших. Просто шли туда, куда приказывали, не раздумывая, потому что надо. Рядом же еще товарищи, нужно делать все, как положено». Поделился приемом для перемещения на поле боя. Чтобы спастись от снарядов, ныряли в воронки. Ведь если на этом месте уже взрыв произошел, второго не будет. Отстреливались, потом перебегали в другую воронку.
Первые годы войны были холодными, голодными. А еще заедали вши. Папа сравнивал, что лучше под пули или бомбы, чем терпеть этих насекомых! Когда наступал момент затишья и передышки, вши просто не давали отдохнуть. Парни брали кочергу, раскаляли ее и проводили прямо по швам шинелей. Раздавался непрерывный треск, такой щелкающий звук. Несмотря на суровую закалку с детских лет, условия на фронте были за гранью человеческих сил.
— Как же солдатам удавалось оставаться людьми в этом кошмаре?
— Думаю, что все дело в поддержке товарищей внутри взвода. Настолько крепкое братство у них сформировалось, что боевые товарищи продолжали поддерживать связь друг с другом и после войны. С некоторыми однополчанами папа дружил до самой смерти, можно сказать. Например, Григорий Начкин, который жил в селе Артемовск Курагинского района. Здесь, в Абакане, у него был товарищ с военных лет, имя его я не запомнила. Еще отец переписывался с однополчанином из Москвы.
Еще говорят, что на войне нет атеистов. И командир взвода, где служил папа, всякий раз, как начиналась бомбежка, читал молитвы.
— Докуда с боями дошел Филипп Гаврилович?
— Участвовал в боях при Кенигсберге. Говорил, что там был сущий ад, все вперемешку! Все горело — земля, даже вода. И именно там он получил контузию. Упал, ничего не мог сделать, его засыпало землей, сантиметров двадцать точно. Бой длился долго, и когда все стихло, начали собирать раненных. Папа мог и не выбраться, не выжить, если бы не один генерал, который также ходил по этому выжженному полю, горевал, сколько людей полегло. Остановился, может, закурить, и вдруг под ним зашевелилась земля! Он тут же подозвал еще людей, и они откопали моего отца.
Рассказывал, как его удивляли там крепкие немецкие дома. Кстати, фронтовикам даже предлагали остаться там жить, город к тому же надо было восстанавливать. Тогда можно было и не идти воевать с Японией. Но папа не согласился, встретил Победу в Восточной Пруссии, в госпитале, вышел и, несмотря на то, что получил ранение, даже ожоги по всему телу, тут же оказался в полку, который направили для участия в Японской войне. Шли они по Маньчжурии, по степи, без воды и еды, освобождали Харбин от японских оккупантов.
— Как военные привыкали потом к обычной мирной жизни?
— Папа вернулся в родной Артемовск, встретил мою маму, Веру Ивановну, в 1947 году они поженились и поехали в Абакан. Город только-только строился, работы не было. А фронтовиков оказалось много, как и земли, поэтому им давали наделы. Родителям было такое счастье! Знаете, землянку выкопали, нары и все. Детей еще рожали, в 1948-м родилась моя сестра. Папу всегда тянуло к земле, к истокам, к памяти из детства. Быт городской квартиры — это не для него. Он любил землю свою, за нее и воевал. На работу папа устроился в автоколонну 1259 шофером, благо права были, проработал там до самой пенсии.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет и я собиралась дальше идти в 10-й класс, папа вышел на пенсию. И они с мамой решили, что хотят переехать с семьей на отцовскую родину. Я очень не хотела ехать, потому что любила Абакан, родилась и выросла в нем, но потом тоже прикипела к тем местам, куда увезли меня родители. Они жили в селе Рощинском еще 33 года, а в конце жизни переехали в Абакан поближе к детям.
— Можно сказать, что ваш папа был главой семьи и последнее слово было за ним?
— Бесспорно. Не дай бог нам сделать что-то без его ведома! Но мама умела, применив свою женскую мудрость, подвести отца к принятию нужного решения. Правда, однажды взяла папины документы военные, чтобы семью поставили в очередь на мебель и ковер. Хотели помочь моему брату, ведь тогда мебели не было в свободной продаже. И вот так повезло, что мы получили и то, и другое. Как же папа сердился! «Я не для того воевал, чтобы вы мебель покупали! Все вернуть сейчас же!» Очень много было шуму, мы долго прощения просили.
А вообще папа для нас был и остается примером честности. Он никогда не юлил, не ругался, был человеком скромным, уважительно обращался ко всем, независимо от возраста. Всегда говорил, что живет лучше всех! И эти же качества мы прививали уже своим детям. Я же до сих пор, принимая какие-то решения, обращаюсь к родителям, думаю, как бы папа поступил в этой ситуации.
Анастасия СПАЛЕВИЧ
Фото из архива семьи
