Начало можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5.
Полотно дороги терялось где-то за горизонтом. Слева и справа деревья выстроились в шеренги и махали путешественникам – до скорой встречи. Ей нравилось смотреть вперёд в широченное лобовое стекло, за спину водителя, и замирать от восторга, когда дорога шла вниз, а потом резко выныривала вверх. Он предпочитал сидеть, отвернувшись к окну. Она же поминутно оборачивалась, не пропустила ли что интересное.
Сдержать слово и не болтать было непросто. Софья периодически невольно начинала говорить, выражала восторг от очередного пейзажа или предлагала воду, бутерброд… Мигель прислонился лбом к прохладному стеклу и прикрыл глаза. Нет, спать не хотелось, просто он почему-то поплыл, унёсся мыслями далеко-далеко…
Ему будто снился сон. Но он был необычный, совершенно удивительный. Там, во сне, четких картин как таковых не наблюдалось, зато он весь пронизан был звуками. То ли голос, то ли музыка, то ли птичий гомон… Да-да! Он не встрепенулся, а, напротив, нырнул в этот сон ещё глубже. Это и не сон был, а лес – весенний, живой, поющий на разные голоса – журчанье ручья, щебет птиц, шум молодой листвы, пробивающей себе дорогу к свету.
Он понимал, что это именно воспоминание. Прошлое заговорило, никогда прежде он его не слышал. Только отдельные вспышки картин, немое кино. А сейчас – он маленький в весеннем лесу на поляне. Голос матери, её смех, родник, мимо которого они шли и что-то ещё…
– Экскурсия будет час-полтора. А потом ещё столько же свободного времени, – голос Софьи вернул его к действительности. – Всё в порядке? – она беспокойно заглянула ему в лицо, он с трудом стряхнул наваждение и кивнул.
Вскоре группа туристов потянулась вереницей в сторону входа в заповедник и дальше по асфальтированной дорожке. Музея в привычном понимании не было, они оказались на территории, огороженной высоченным забором. А возможно, это были только ворота, далее ограда терялась в зелёных насаждениях.
Экскурсовод – мужчина средних лет в камуфляжных штанах, рубахе с закатанными рукавами и жилете с множеством карманов, коротко представился и начал свой рассказ.
Софья, сколько себя помнила, представляла гидов людьми, которые стремятся побыстрее отработать программу. Рассказы, им самим навязшие в зубах, вылетают из уст скороговоркой, поток которой не остановить. Но сейчас оказался не тот случай. Гид сразу расположил к себе туристов – говорил внятно, интересно, делал паузы, уточнял, обращал внимание на важные моменты, отвечал на вопросы спокойно, обстоятельно, но не затянуто.
Он был из археологов, просто несколько сменил род деятельности, не имея возможности в силу семейных обстоятельств уезжать в длительные экспедиции. Сам же музей-заповедник был основан как раз местным следопытом-археологом, который со своими единомышленниками нашёл подходящий участок и добился разрешения на строительство музея под открытым небом. Экспонаты собирали из многочисленных поездок, фактически спасая уникальные объекты.
Тут действительно было на что посмотреть. Старинные избы, бани и амбары со всей возможной утварью. Целая усадьба местного зажиточного старожила с жилыми и хозяйственными постройками, мельницей, конюшней и небольшим скотным двором.
В каждую избу они, конечно, не зашли, но заглянули в крепкий деревянный дом с высоким крыльцом, рассмотрели предметы быта, наслушались удивительных рассказов. Переступив порог приземистой баньки, Мигель сразу ощутил пряный и сладковатый травяной дух – пучки травы, аккуратно собранные, были подвешены к потолку.
Потом туристов напоили чаем из большущего самовара – не электрического, настоящего! Чай с липовым цветом, настоящим мёдом и смородиновым вареньем… Давно он такого не пил. Да и места тут были красивые – косогор, сосняк и березняк, сочная зелень трав и небо без конца и края – ясное, чистой синевы, на которой застыла перина белоснежных облаков. Тишина, только тихий, неспешный разговор и стрекотание кузнечиков…
Он украдкой взглянул на свою попутчицу. Софья беседовала с одной из хранительниц музея, расспрашивая что-то о кухонном инвентаре. Она деловито рассматривала глиняную посуду, приспособления для готовки в печи, уважительно кивала и качала головой. А он с удовольствием сейчас устроился бы на перине, вытянув ноги и облокотившись на одну из многочисленных подушек. Клонило ко сну, долгая поездка и свежий воздух брали своё.
Мигель, кивнув Софье, вышел во двор и направился за калитку. Можно посмотреть ещё что-нибудь, однако ноги принесли его к высокому стогу пахучего сена, высушенного солнцем. Он опустился на траву – почему бы не отдохнуть пару минут в тени и вдали от всех… Жужжание насекомых и далекие голоса становились всё тише… Мужчина и не заметил, как задремал.
В то же время один из любителей старины, приехавших на автобусе, вместо того, чтобы рассматривать восстановленные образцы деревянного зодчества или местную природу, решал сложную головоломку. Двое, за которыми он наблюдал весь день, разделились. Оставаться возле избы или пойти за мужчиной? Знает что-нибудь женщина или оставить её, как бесполезный элемент задачи…
***
Шмель гудел за стеклом маленького окошка. Он потянул ручонку и стукнул в стекло пальцем – шмель не обратил никакого внимания, продолжая перебирать лапками и поводя мохнатым тучным тельцем.
– Пей молоко, что ты там увидел?
Кружевная занавеска, подхваченная порывом ветра из приотворенной форточки, затрепетала, и край её чуть не угодил в кружку. Он подул на ткань, возвращая её обратно, и смотрел на шмеля теперь сквозь тонкие нитяные узоры. Но тут же повернул голову – на блюдце легла румяная плюшка, только-только посыпанная сахаром. Он даже зажмурился – булочка источала аромат сдобного теста, тепла, чего-то родного, домашнего…
***
Мужчина повернулся, прогоняя наваждение. Оказывается, он сидит, обхватив колени, а голова совсем свесилась. Вот это его разморило… Хорошо, никто не видит. Но где же Софья?
Сено налипло на брюки и рубаху. Он как следует отряхнулся и, заметив бочку с водой, быстро сполоснул лицо и даже налил немного за шиворот, чтобы скорее проснуться. Софья только выходила на крыльцо той избы, куда они заглянули вместе. Значит, прошло не так много времени. Она уже махала ему рукой, приглашая ещё прогуляться по заповеднику, ведь время экскурсии подходило к концу.
Только в автобусе, глядя в окно, Мигель стал припоминать, что же ему снилось. Или это был не сон… Слишком осязаемые запахи и звуки окружили его тогда. С одной стороны у занавеси распустилось кружево и длинная нитка свисала с уголка. А на кружке имелась маленькая выбоинка. Это же он сам стукнул её случайно. А может, и нет…
Пару веков назад…
Жизнь в мастерской обувщика шла своим чередом. Заказчиков только прибавлялось, хотя через две улицы открылась ещё одна лавка, в которой башмаки стоили дешевле. Да только разве шли они в сравнение с обувью дона Гильермо…
Алваро пару раз в неделю бегал к артистам, где продолжал постигать танцевальное искусство, а иногда просто слушал гитаристов. В остальное время с другими подмастерьями помогал кроить, пристраивать каблуки и прикреплять пряжки. И всё же он чувствовал себя заговорщиком. Ведь хозяин пока никому не рассказал, что шьёт для Алваро туфли.
Дон Гильермо усаживался на крепкий табурет за широкий стол и подвигал к себе заветный ящик, где хранились детали будущей пары обуви.
– Смотри внимательно, Арайя! – зычным басом наставлял мастер ученика. – Где ты ещё сможешь этому научиться?! Да не суетись, убери руки, ты ещё не готов для такой тонкой работы.
Они уже начали сшивать детали верха. Алваро всё никак не мог уловить, а, главное, повторить движение пальцев старого мастера, когда тот делал аккуратные стежки, скрепляя вместе кусочки кожи. Каждый узелок затягивался крепко, но чтобы не пережать, не стереть нитки. Да ещё дон Гильермо показал ручную декоративную строчку – где там повторить её юному подмастерью…
Непростым делом было и сшить верх с подкладкой. Пареньку не терпелось увидеть готовые туфли, но до этого ещё далеко. «Терпение и ещё раз терпение, – наставлял старый мастер, перекусывая нитку зубами. Как ему это удавалось… Нитки были невероятной прочности. – Обувщик не должен спешить, каждое движение выверено. Чуть поторопишься – считай, предыдущие труды насмарку. Да не стой над душой, бездельник, займись работой!».
Как же мог он отвлекаться на другие дела, когда речь шла о его собственных туфлях! Разве может понять хозяин, что это для него значит. Для него, непризнанного княжеского сына, который с детства не дождался ни одного доброго слова или хотя бы приветливого взгляда от своего чванливого родителя. Который, хотя и не знал нужды, но должен был кланяться и чувствовал себя нахлебником, приживалой, которого князь попросту вынужден терпеть в своём доме.
А теперь он милостью ремесленника взят в подмастерья и из собственных вещей имеет лишь простую одежду да котомку. Но иметь свою обувь, да ещё не абы какую – это под силу только знатным господам. Получается, что дон Гильермо – ему больше, чем наставник, и даже больше, чем отец. Алваро машинально взглянул в окно, уносясь мыслями далеко-далеко, и вдруг заметил у платана, растущего на противоположной стороне дороги, человека, которого, как ему показалось, он уже видел ранее. Если это заказчик хозяина, то почему стоит на улице, а не заходит в дом? Незнакомец, кажется, заметил паренька в окне и поспешил скрыться в тени.
Тем временем дон Гильермо взялся за колодку. Он решил для себя, что танцору как никому другому нужна обувь точно по ноге. Как же ему выполнять все эти вращения и выписывать ногами такие кренделя, если задник туфли вопьётся в пятку или носок будет тесен или, напротив, широк?
Нет, колодку надобно выточить вручную строго по Алваровой стопе. Тем более, все мерки сняты, да и всегда можно перемерить. Ведь ноги (опять, видно, без дела) топчутся тут же.
Сколько времени потратил обувщик на колодку, неизвестно. Занимался ею он поздними вечерами, когда подмастерья ужинали и отправлялись ко сну. Дон Гильермо не любил, когда ему мешают, а дело требовало аккуратности и тишины. Наконец, уникальный экземпляр был готов. Теперь предстояло изготовить внутреннюю подмётку.
– Учись, Арайя, этого ты в наших краях больше нигде не увидишь, – торжественно объявил дон Гильермо, усаживаясь поудобнее и облокотившись о спинку высокого стула, который ученики за глаза звали «троном обувщика». Мастер действительно походил сейчас на владетельную особу, да он и являлся по сути башмачным королём. – Запомни этот момент, когда я посвящаю тебя в святая святых. Один купец-путешественник, которому я справил новые сапоги, вернувшись, вознамерился меня отблагодарить, – тут дон Гильермо горделиво приосанился. – И привёз мне, не откуда-нибудь – из Нового света! – бумаги с подробным описанием процесса. Он не пожалел денег, чтобы выкупить их у тамошнего обувного мастера.
Алваро разинул рот от изумления. Впрочем, у него мелькнула было мысль, что наставник хватил лишку и заливает теперь без зазрения совести. Виданное ли дело, чтобы какой-то купец таскался по мастерским башмачников в таком далеком путешествии за океан. Он осмелел и спросил прямо:
– А что, сеньор, неужели ваши сапоги износились в дороге, что купцу пришлось искать обувную лавку? – за что немедленно получил от хозяина легкую затрещину.
– Как ты смеешь возомнить подобное? – вскричал, багровея, дон Гильермо. Впрочем, он быстро остыл и продолжил. – Напротив, сапогам сносу не было и ни разу ноги путешественника не утомились. Сапоги сидели как влитые. Потому он решил привезти мне заморские материалы, прикупил каучука на фабрике. Там ему и порекомендовали известного обувного мастера.
В этот вечер подмастерье увидел, как на подмётке мастер, чуть отступив от края, вырезал специальным ножом углубление – гребень по кругу стопы, который затем заполнили пробкой.
– Только представь, что в Новом свете рант, что скрепляет подмётку и подошву, пришивает машина! – восклицал старый обувщик. – Неужто и до нас когда-нибудь дойдёт механизация…
Ручная сборка подошвы была настолько трудоёмким делом, что Алваро изрядно утомился. Глаза его слипались, а шея затекла. Да… сшивать рант с внешней стороной подошвы туфель хозяин ему, разумеется, не доверил, но наблюдать позволил. Видя, как ученик клюёт носом, дон Гильермо хмыкнул, да и отослал того наверх, где прочие подмастерья давно видели сны.
Сам же, отложив иглу с нитью и размяв натруженные пальцы, взялся за скругление средней части подошвы. Получилось у него довольно изящно. Дон Гильермо поднялся – он тоже порядком устал. Но впереди было ещё одно дело – подготовка каблука. Он решил заняться этим назавтра и поднялся наверх в свою комнату. Разбирая постель, старый мастер вдруг замер – ему в голову пришла чудесная мысль. Он быстро спустился (такой прыти позавидовали бы и молодые), забрал ящик с Алваровыми туфлями и вернулся к себе.
Каблуки, правду сказать, были уже почти готовы. Сделанные из нескольких слоёв каучука и дерева, чередующиеся между собой, они обернуты были мягкой тканью, да так бережно, как не каждая мать пеленает младенца. Большие руки мастера со всей осторожностью вынули каждый каблук из своего кокона, а глаза внимательно рассмотрели.
Дон Гильермо достал из сундука шкатулку, а из неё – заветный мешочек. Драгоценные камешки становится опасным держать в доме, который похож на проходной двор. Ладно, растяпы-ученики, тут и заказчики, не каждого из которых знаешь, тут и всякие рассыльные и кого только нет. Тяжелых засовов у него отродясь не водилось, мало ли кто покусится на добро.
Твердая рука точным движением проделала отверстие в каблуке, аккуратно отшлифовала ямку и опустила внутрь несколько сверкающих сокровищ. То же последовало и со вторым каблуком. Камешки с характерным звуком посыпались внутрь каблука.
Звонче обуви, чем у Алваро не будет ни у одного танцора. Поистине драгоценные туфли достанутся мальчишке. А за сохранность можно не волноваться. Даже если с обувью что-то случится, кому Алваро доверит починку? Конечно, ему – тому, кто сотворил для него такой подарок… Разве могли представить алмазы, где окажутся? – усмехнулся дон Гильермо и, довольный собой, отправился почивать. Знал ли он, что ожидает его в скором времени…
Продолжение.