Ленин приехал во дворец Кшесинской на броневике, покатался там и лёг спать. Выдали ему бывшие простынки развратной балерины. Ленин крепкий, конечно, был боец. Но как представил...
Слишком человеческое в нём проснулось. Он любил на животе спать, а тут не может. Ленин остужать это человеческое в себе на балкон выбегал. По десятку раз за ночь, бывало. А для отводу глаз "Да здравствует мировая революция" кричал в темноту. Мужики под балконом гладили степенно бороды и отвечали нестройным хором, наученные Троцким: "Да здравствует Ленин и Революция!". При этом сиволапые думали, что Революция это полюбовница вождя. И почти не ошибались при этом. А когда к Ленину Инесса Арманд ввечеру заглядывала, те же мужики ей умильно кланялись, сморкались в рукав, думали, что это и есть святая матушка Революция, и униженно просили у неё земли и воли. А некоторые просили на сугрев души, почёсывая при этом подбрюшье. "Души нет!", говорила она строго и проходила мимо. Мужики щупали себе грудь, где должна была быть у них бывшая душа, там была теперь пустота. Бессмысленная и беспощадная. А когда приходила Крупская, мужики думали, что Революция завела себе кухарку и очень дивились тому. А когда начинался треугольник, народ безмолвствовал.