Си заново собрал китайское государство, но баланс между упорядоченным процессом сборки и инициативными усилиями на местах все еще нуждается в балансе. Когда председатель Си Цзиньпин пришел к власти на партийном съезде 2012 года, ему пришлось столкнуться с серьезными и системными вызовами в структуре китайского государства. Проще говоря, эти вызовы были названы «коррупцией». Но это было гораздо больше, чем коррупция; это был полный срыв процесса принятия государственных решений, наступивший после многолетнего назревания давно существовавших проблем.
Было неясно, кто принимал решения, как и в рамках какого процесса, когда в любой момент по любой причине вещи могут быть украдены, а законы не выполняться. Китайское государство столкнулось с беспрецедентными расколами, которые могли разрушить страну и, соответственно, создать серьезные проблемы ей за рубежом. Это затруднительное положение произошло не из-за дурных чувств или паршивых суждений прошлых лидеров, а потому, что Китай столкнулся с новыми проблемами, к которым старые государственные структуры не были приспособлены с самого начала.
В 1949 году, когда была создана Китайская Народная Республика (КНР), новая страна столкнулась с беспрецедентными проблемами в своей долгой истории. В отличие от других династий, основанных в результате иностранного вмешательства (например, основанная маньчжурами в 1648 г.) или в результате «народных революций» (например, та, которая привела к власти династию Мин в 1368 г.), КНР не хотела освежать и воссоздавать феодально-династическое прошлое. То есть Китай не хотел повторно применять большую часть инструментария, который заставлял бы китайское государство снова и снова восстанавливать себя в течение последних 20 веков.
КНР была основана вдохновленной Западом Коммунистической партией, которая считала старое конфуцианское мышление корнем упадка. Падение прошлых династий произошло из-за имперского мышления и имперского государственного управления. Поэтому новое государство должно было основываться на иных правилах. Однако эти правила не были подготовлены вовремя. Китай, возможно, никогда не сталкивался с подобной ситуацией.
Буддизм, как западное влияние?
В третьем веке нашей эры Китай был возвращен после столетий внутренних войн, унесших большую часть населения. Среди огромного кровопролития Китай также пережил беспрецедентную культурную и интеллектуальную революцию. Буддизм пришел в Китай из Индии и коренным образом изменил китайское мировосприятие. После примерно пяти столетий беспорядков и раздоров, а также неопределенного баланса сил единый Китай был восстановлен при династии Тан. И империя сильно отличалась от той, прежней.
Подобный политический и культурный шок захлестнул Китай в последние моменты империи Цин через гражданскую войну, японское вторжение и основание Народной Республики. Китай искал новую идентичность, новый образ мышления и новый способ управления собой. КНР подчеркнула свою специфику, обратившись к «китайским характеристикам». Эти китайские характеристики должны были отделить Коммунистическую партию Китая (КПК) от Коммунистической партии России и заявить, что КПК и, следовательно, КНР должны были сильно отличаться от СССР и того, как им управляли.
Примерно в первое десятилетие существования КНР влияние Советов в Китае было первостепенным; тем не менее, менее чем через десять лет КНР начала избавляться от советского влияния и попыталась двигаться в другом направлении, которое было не в направлении Москвы, не по примеру западных стран и не по феодальному прошлому Китая. Это была неизведанная территория, где только мудрость и практический смысл лидеров того времени могли продвигать государственное управление и процесс принятия решений.
Однако без реперных точек отсчета китайское государство вскоре оказалось вовлечено в беспорядочный процесс принятия решений, в конечном итоге, сосредоточившийся только на Мао Цзэдуне, который правил, в основном, публикуя дацзыбао, которым нужно было следовать по всей стране. Зарождающаяся структура государства, созданная после образования республики, партийный замысел, оформившийся в антияпонском сопротивлении, а затем в гражданской войне, и первая попытка управления страной были де-факто разрушены этим методом правления, приведшим к так называемому «перевоспитанию партийных лидеров».
В 1976 году, в конце правления Мао, партия и страна были в упадке, и было неясно, как им двигаться вперед. Все разочаровались и больше не верили в партию. К счастью, в то время Китай не подвергался сильному давлению извне, и падение правления Мао породило у людей новую надежду. Таким образом, стране удалось продвинуться вперед. Большим шагом вперед стала реформа и открытость Дэн Сяопина, которые обеспечили экономическое вдохновение и реальное топливо для нации. Это мотивировало всех, а также скрепляло страну, потому что коллективно китайцы чувствовали, что они могут добиться лучшего будущего.
С другой стороны, в качестве системы правления Дэн Сяопин и его товарищи установили новый порядок, пытаясь навести новый порядок в прежнем автократическом личном правлении Мао. Они заключили соглашение, по которому Дэн был первым среди группы ветеранов партии, призванных принимать важные решения на основе консенсуса. Этот метод создавал некоторую путаницу, поскольку разделял власть партии от власти государства и власти армии без четких границ между их компетенциями и полномочиями.
В некоторых западных странах власть приписывается разным партиям, но каждая из них имеет свои сильные стороны. В Соединенных Штатах, например, Федеральная резервная система может вмешиваться в денежную массу, а президент не может. Есть некоторые серые зоны, но если кто-то в них заходит, есть целый набор институтов и процедур, чтобы их четко и достаточно быстро уладить.
Однако границы атрибуции власти в Китае в то время были неясны. Этой неясности способствовала ситуация 1989 года, когда сверху простым людям поступали запутанные и противоречивые приказы. Люди не знали, чему подчиняться, и предпочитали следовать тому, что им нравилось. Это было также время, когда из общества исходили различные идеи, и было неясно, как центральная власть должна реагировать на них. С конца 1970-х до начала 1990-х годов велись разговоры о четвертой модернизации: демократии. До конца 1990-х годов в партии звучали сильные голоса, поддерживаемые Цяо Ши, тогдашним председателем Всекитайского собрания народных представителей и президентом Центральной партийной школы, утверждавшие, что верховенство закона должно иметь первостепенное значение и партия должна соблюдать его, и, что партия должна быть не выше закона, а подчиняться закону.
«Нет» демократии
Эти порывы и замешательство из-за отсутствия четких границ в высшем руководстве привели после 1989 года к решению сосредоточить власть в руках одного человека, Цзян Цзэминя. На партийном съезде 1992 года все рычаги власти были в его руках. Он был президентом государства, генеральным секретарем партии и председателем военной комиссии. Тем не менее, эта концентрация власти была в значительной степени формальной, поскольку власть по-прежнему распределялась между пожилыми ветеранами, которые могли иметь влияние и существенное влияние на процесс принятия решений в партии и правительстве.
Между тем стремление поставить партию под действие закона так и не сработало, поскольку противоречило представлению о том, какую партия играет роль в высшем руководстве страной. Это было трудно согласовать с идеей подчинения партии верховенству права. На какое-то время Цзян Цзэминю удалось обрести большую силу, чем у всех остальных. После смерти Дэн Сяопина в 1997 году он был бесспорным верховным лидером партии. Тем не менее, процесс принятия решения оставался неясным.
Согласно правилам, установленным партией в 1997 г., Цзян Цзэминь должен был уйти в отставку в 2002 г.; однако, вопреки этим правилам, он официально оставался у власти до 2004 года, а фактически сохранял влияние и авторитет даже после этого года. Это создало ситуацию, в которой следующему высшему руководителю Ху Цзиньтао, хотя и официально возглавлявшему партию, государство и армию, приходилось «жонглировать» различными притязаниями со стороны Цзяна и отставных лидеров, в том числе, и со стороны членов Политбюро.
Процесс принятия решений стал еще более хаотичным, запутанным и беспорядочным, чем прежде, оставляя все более существенные лазейки для коррупции и спекуляции и разграбления богатств страны. Этот процесс сопровождался экономическим ростом, создавшим беспрецедентное богатство для многих, но за счет растущего социального неравенства, раздувания внутреннего долга и большого хаоса в организации партии и государства.
На первый взгляд, это породило явление коррупции для простых людей. Младшие и высокопоставленные чиновники брали большие суммы денег в обмен на услуги, предоставляемые частным или государственным компаниям. Коррупция была лишь поверхностным признаком гораздо более глубокой проблемы: глубокого нарушения и запутанной ситуации в процессе принятия решений в Китае. Как можно было принимать решения? Идеи приходят снизу и сверху, выводы приходят со стороны, и все было полным хаосом. Два эпизода с бывшим главой партии Чунцин Бо Силаем и бывшим главой генерального штаба партии Лин Цзихуа показали, что высшие руководители не следовали правилам на самом высоком уровне, на уровне Политбюро.
Состояние было трудным для понимания, не говоря уже о том, чтобы привести его в порядок. Партия не только не подчинялась своим же правилам и положениям, но и высшие руководители «шунтировали» все законы во имя погони за личной властью. Это разрывало партию и страну. Если бы государство развалилось, не было бы и возможностей для бизнеса. Просто пришло время пиратам грабить свою добычу.
Си Цзиньпин пришел к власти на фоне этой сложной ситуации. Его ответ, единственно верный для той ситуации, заключался в том, чтобы сосредоточить власть в своих руках и установить прямые и четкие линии связи и принятия решений в стране, вводя границы и пределы там, где ситуация запутывалась и полностью выходила из-под контроля. Возможно, даже хуже, чем во времена Мао и создания КНР, у Си не было четких прецедентов и четких примеров для использования. Очевидно, он пытался найти вдохновение в имперском прошлом, но прекрасно знал, что имперская история была лишь примером, а не чем-то большим, что можно было бы полностью использовать в новом Китае.
Другим готовым инструментом, известным ему самому и его кадрам, была старая коммунистическая партийная организация советских времен. Культура имперского прошлого и советский прецедент были двумя инструментами его консолидации и реорганизации власти в Китае. Отсутствовали демократические институты, традиции и мышление. И наоборот, некоторые части партии, глядя на нынешнюю ситуацию в Китае по сравнению с Соединенными Штатами и Индией (последняя является демократической страной, аналогичной по размерам Китаю), не понимали демократии и пришли к выводу, что она не подходит для размеров Китая и его традиций. Си столкнулся с проблемами, которых Китай, возможно, не видел со времен падения династии Чжоу где-то в 7 или 8 веке до нашей эры, то есть с падением старого «имперского» порядка и созданием и зарождением сотен независимых государств, каждое из которых утверждало свою собственную традицию и иерархию.
Пустыня 2012 года.
В то время это была ситуация перманентной войны, когда разрушались государства и уничтожались целые народы. Затем различные ученые мужи пытались навести порядок, устанавливая четкие правила взаимодействия между существующими государствами, как это, например, наблюдалось при конфуцианцах или моистах. В конце концов, государству Цинь удалось устранить все конкурирующие государства и установить жесткий порядок, который просуществовал всего несколько лет, прежде чем страна снова погрузилась обратно в хаос, пока ханьцам не удалось заново собрать воедино другой свод правил во вновь объединенной империи. Эта империя стала образцом и примером для многих государств в будущем.
В 2012 году Си и его союзникам было практически нечего применить в новой ситуации. Но пример 25-вековой давности может проиллюстрировать замешательство, с которым он столкнулся. Риск, возможно, был не таким опасным, но интеллектуальные задачи по созданию чего-то нового без какого-либо сценария были. Конечно, Си не стоял перед распадом государства в буквальном смысле, но процесс к этому шел. Он ответил, что, работая над интеграцией государства, он должен был сконцентрировать власть и установить четкие каналы организации и процессов принятия решений.
Борьба с коррупцией была внешней причиной этого процесса, но более глубокой причиной была реорганизация государства на более эффективных началах. Он решил сделать это по контурам, понятным официальной китайской бюрократии. Он черпал вдохновение в имперском прошлом и идеях советской традиции. Оба источника являются частью китайской политической культуры и могли помочь Китаю быстро преобразовать себя в эффективную администрацию. Другие пути могли быть более сложными и занять больше времени с неопределенными результатами.
Си сделал это: он искоренил коррупцию. Он установил новый набор правил, которые привели к его принятию решений, и, следовательно, создал организованную систему для решения внутренних и внешних проблем. Система внешне может выглядеть как старая имперская система. В ней все подчиняются закону, кроме высшего руководителя, который может двигать иглу закона, если нужно, в ту или иную сторону. Но никто другой не может этого сделать, и поэтому ему удалось укрепить власть.
Тем не менее, процесс не был окончательно завершен. Существуют явные вызовы этому эффективному, но жесткому способу управления страной. Китай создал огромную бюрократию, основанную на 97-миллионной партии. Если в имперские времена официальная бюрократия, организованная Пекином, не опускалась ниже уездного уровня, то в современном Китае мы имеем два новых явления. Бюрократия спускается на уровень деревни, общины, в которой может быть всего 2–3 тысячи человек. На протяжении тысячелетий ими правили богатые семьи землевладельцев, которые своими налогами вносили огромный вклад в национальную казну. Теперь частное накопление земли исчезло.
Более того, впервые в истории Китая стирается с лица земли сама сельская местность, в которой веками проживало около 95% населения. Это происходит двумя способами: путем перемещения крестьян и фермеров в города, в которых сейчас проживает более 60% населения; и путем урбанизации сельской местности, чтобы в большинстве округов были городские объекты. Эти элементы создали бюрократию, которая намного больше по размеру, чем любая другая бюрократия в мире, в стране с гораздо более значительным населением, чем когда-либо в истории Китая. И, несмотря на помощь и поддержку критически важных новых технологий, таких как электроника и компьютеры, высшее руководство может сделать и решить любую задачу в любой конкретный день.
Своевременный дождь
Задача на будущее заключается в том, как сделать китайскую бюрократию ответственной и активной в выполнении своих обязанностей? Один из ответов, конечно, мотивационный — через политическое образование. Однако этого может быть недостаточно из-за боязни ошибиться или сделать что-то не так. Также не хватает положительной стороны — то есть призов будет мало или совсем не будет, либо призы будут крайне редкими или сомнительными, если что-то и пойдет. Таким образом, эти де-факто элементы подталкивают чиновников к тому, чтобы они были лояльными, но не проявляли инициативы, потому что они не знают, как думает высшее руководство и как оно будет оценивать их работу. Любое суждение в тот момент может быть ошибочным в будущем, а идея угадывания намерений высшего руководства также может быть рискованной, поскольку может вызвать конфликты и трения с другими чиновниками среднего звена.
Это создает новые проблемы для нынешнего правительства. Однако каждая новая политика решает одни проблемы, а в долгосрочной перспективе создает другие. С древних времен китайская политическая традиция считала политику своевременным дождем. Дождя не может быть слишком много; дождь не может быть слишком маленьким. Иногда дождя не нужно, а иногда нужно много дождя. То есть новая политика создает новые проблемы, которые необходимо решать по-новому, открывая перед страной новые решения и перспективы.
Си эффективно сконцентрировал власть и сделал процесс принятия решений более четким и прямым. Однако в решении внутренних и внешних проблем, которые становятся все более сложными, он сталкивается не с неправильными решениями, не с коррупцией, а с инерцией, потому что действовать в такой существенно жесткой системе просто сложно. Отсутствие проактивности в стране можно было бы стерпеть и переварить, если бы на страну не оказывали давление два других элемента. Одним из факторов является то, что отечественная рыночная экономика нуждается в активном толчке со стороны предпринимателей и государственных чиновников, чтобы принимать решения на месте и идти на риск. Но если риск регулярно приводит к наказанию, никто не пойдет на риск. Де-факто предпринимательство угаснет, и в то же время рыночная экономика станет менее динамичной, что окажет огромное влияние на экономику в целом.
Второй вызов — внешний. Внешняя ситуация для Китая крайне изменчива, сложна и запутана. Страны вокруг Китая и западные страны все больше недовольны Китаем и почти ежедневно бросают вызов Китаю новыми проблемами. Эти вопросы должны решаться системно, и мы не можем ждать, пока высшее лицо, принимающее решения, примет решение и двинется вперед. Эти внутренние и внешние элементы были совсем другими два или три десятилетия назад и были чрезвычайно важны для развития и роста экономики, общества и политики Китая. Яркие внутренние и динамичные внешние рынки позволили Китаю открыть новую дорогу и внести большой вклад в мир.
Это означает, что открытость внутри страны и за ее пределами имеет важное значение для благосостояния и благополучия Китая и способствовует подъему и укреплению власти президента Си. Поэтому будущее партии и правления Си состоит в том, чтобы приспособить эту партийную структуру к чему-то, что может соответствовать как внутренней, так и внешней ситуации. Если, наоборот, она выйдет из международного свободного рынка и подавит живой внутренний рынок, страна и партия сильно пострадают.
Таким образом, проблемы заключаются в том, как быстро адаптироваться к внутреннему и внешнему давлению. Это задача, с которой Си уже столкнулся в 2012 году, исходя из беспрецедентных решений, и теперь партия должна глубоко и усердно учиться тому, чтобы выдвигать смелые идеи и принимать смелые решения, которые могут проецировать страну в будущее. Здесь в реформах Си есть захватывающий элемент. Он впервые создал четкое разделение полномочий между чиновниками и предприятиями. Реформы Дэна превратили всех чиновников в предпринимателей. Во имя того, что «разбогатеть — это славно», некоторые чиновники руководили своими администрациями и в то же время вели свой бизнес.
Сначала они делали это лично. Когда были введены ограничения и правила, они сделали это через семью, друзей и сторонников — и административный и финансовый хаос возник из-за системы, которая действовала нерегулируемо и недисциплинированно. Опять же, существует преемственность между бизнесом и администрацией за границей, и решения не являются четкими и окончательными. Тем не менее, долгосрочная практика и правила ограничивают то, что можно и что нельзя делать. В Китае все было намного запутаннее.
Наряду с зарубежным опытом реформы Си постановили, что чиновники не могут играть непосредственную роль в бизнесе, а у бизнеса есть только четко обозначенные площадки для общения с чиновниками. Такое разделение компетенции является одной из отличительных черт современности. Это могло бы стать одним из важных мест для решения новых вопросов, возникающих в результате завершения первой части реформ Си Цзиньпина.
В имперском прошлом частное богатство зависело от благоволения императора, но существовала основная гарантия — имперская власть не опускалась до уровня графства. Следовательно, если бы кто-то был богат только на более низком уровне, император гарантировал бы «базовое изобилие». Теперь партия может спуститься в деревню и, теоретически, лишить любого его собственных средств. Можно потерять все, даже непреднамеренно сделав неправильный поступок в неподходящее время. Более того, современность устанавливает законы и институты, обеспечивающие безопасность собственности и рыночных действий. Без этих ценных бумаг невозможна никакая значительная экономическая деятельность.
Иностранные и китайские предприниматели могут приобрести эти ценные бумаги в других странах и, таким образом, рассчитывают получить от них доход, если им придется рисковать своим капиталом. В противном случае они могут инвестировать в другое место, где они могут более четко просчитать свои риски.
В прошлые «коррупционные времена» исчисление рисков было неясным. За исключением чистой и прозрачной инвестиционной среды с законами, институтами и процедурами, инвестор должен был получать защиту влиятельного брокера и знать все тонкости навигации по системному комплексу, подобно джунглям. Главной задачей было найти подходящего посредника и проводника в джунглях, чтобы обеспечить своевременный доступ к необходимым разрешениям и пути продвижения вперед — кого-то, кто знал, кто есть кто и как. Это был рынок возможностей и людей.
Старые способы запрещены, но нет прозрачных рыночных институтов и гарантий. Без них потребуются десятилетия, чтобы появилось большое количество предпринимателей, готовых снова рискнуть своим капиталом ради чего-то, что может измениться в одночасье, как это произошло с кризисом Covid в его начале и конце. Существует дефицит доверия между государством и предпринимателями. Дефицит доверия в настоящее время регулируется, если предприятия уже находятся в Китае и не могут выйти из страны, или если люди имеют доступ к высшему руководству и лично им доверяют. Это ограниченное число предпринимателей может увеличиваться, но только с ограниченной скоростью. Таким образом, даже возвращение к старым «коррупционным путям» не может реально решить нынешний дефицит доверия. Это вело бы к старым рискам роспуска государства и партии.
Дэн понял, что власть партии пропорциональна приносимому ею богатству. Он допустил это открыто, с непосредственным вовлечением партийных чиновников в экономическую деятельность, что создало хаос, который мешал созданию богатства. Си обратил внимание на беспорядок, но он не может подвергать риску создание богатства. Необходимость упорядоченного процесса и активного предприятия должны быть в некоторой степени согласованы. Кроме того, внешняя среда резко изменилась, что обуславливает внутренний инвестиционный климат. Раньше это было выгодно и относительно легко; теперь этот климат стал более сложным и враждебным. Для этого Китаю нужно изобрести что-то совершенно новое, в противном случае придется адаптировать то, что уже есть.
Франческо СИСЦИ