Сложно писать об этом романе. Потому что он глубокий, как вспаханная земля Тары. Игривый, как ямочки на щеках Скарлетт. И незаметно пронизывающий, как любовь Ретта Батлера.
Это легендарный роман-эпопея, и даже если бы это не было его жанровым определением, я бы назвала его именно так. Эпопея.
История о росте человеческих душ, о войне, о принятии своей тени, о дружбе. И о боли.
Даже спустя неделю после прочтения, сложно найти достаточно сильные слова, чтобы его описать. Не могу. Это останется навсегда между мной, книгой и моим сердцем.
Поэтому поделюсь заметками и цитатами, которые писала во время прочтения
🔹️🔹️🔹️
КАК ВСЕ ТАКИ КРУТО НАПИСАНА КНИГА!!!
я даже не помню когда подобное последний раз читала
Тут идеально сочетаются интересные диалоги, подробные описания (не скучные!) окружающего и внутренние переживания героини + пересказом (но что не выглядит как пересказ) истории города, семей… просто восхитительно
Тонкий юмор в характерах:
— Какой высокопарный козел, верно? — Скарлетт ужаснулась: такое святотатство по отношению к самому уважаемому гражданину Атланты! Она с укором взглянула на Батлера. Но доктор с его длинными седыми трясущимися бакенбардами был и впрямь похож на козла, и она с трудом подавила смешок.
Что выше всяких похвал: оба героя привлекательные и яркие, но за счёт отрицательных качеств в том числе! То есть нет такого «ой все мужики были у ее ног потому что она самая самая», вообще нет, от этого текст правдоподобный
Пример отрицательного качества героини: скажем мягко — не самая сложная архитектура мозга:
— Давно ли скончался ваш супруг?
— Давно. Почти год назад.
— И канул в Лету, думается мне.
Не будучи уверена в том, что такое «Лета», но безошибочно чувствуя, что в этих словах скрыта насмешка, Скарлетт промолчала.
Ретт Батлер — вне конкуренции. Покорил своей честностью, до боли прямой откровенностью и иронией:
«Я не желаю разговаривать с вами о таких интимных вещах, — холодно сказала она и сурово нахмурилась. — И если на то пошло, я скорее поцелую хрюшку.
— О вкусах не спорят, и я действительно слышал не раз, что ирландцы и впрямь питают особое пристрастие к свиньям., даже держат их у себя под кроватью. Но, Скарлетт, вам же до смерти хочется целоваться. Вот ведь в чем ваша беда. Все ваши поклонники или относятся к вам с чрезмерным уважением — совершенно непонятно, кстати, почему, — или же слишком робеют перед вами и потому не могут вести себя так, как вам бы хотелось. Это сделало вас невыносимо чванливой. Нужно, чтобы вас кто-то целовал. Ну и конечно, тот, кто умеет это делать»
Долго гадала, чего он медлит?! Но Ретт сам ответил на этот вопрос. И покорил уже своей осознанностью
— Что же до того, почему я не делал вам больше авансов, — как ни в чем не бывало продолжал Ретт, словно не заметив ее нежелания поддерживать разговор, — так это потому, что я жду, когда вы немного повзрослеете, не думаю, чтобы ваш поцелуй доставил мне сейчас ни с чем не сравнимое наслаждение, а я настолько эгоистичен, что ценю свои удовольствия превыше всего. Целоваться же с маленькими девочками мне как-то никогда не казалось увлекательным.
Он подавил усмешку, заметив краем глаза, как бурно вздымается ее грудь: она явно была вне себя от бешенства.
— Ну и к тому же, — негромко добавил он, — я жду, когда воспоминание о достопочтенном Эшли Уилксе несколько померкнет.
Чем привлекает его характер помимо кучи привлекательных, противоречивых черт
Мужик трезвый. Вот все видит как есть и делает выводы, от того прям за душу берет
А Скарлетт подкупает своей непосредственностью и тоже искренностью, когда Ретт помогает ей проявляться в этой ипостаси
— Когда же вы наконец перестанете по каждому пустячному поводу ждать от мужчин комплиментов?
— На смертном одре, — сказала она
🤣🤣🤣💛💛💛
И никто не опишет характер Скарлетт точнее, чем Ретт. Даже если, дожидаясь её взросления, он не может сказать о своей любви так, чтобы она это не использовала в жестоких инфантильных целях
Видите ли, хотя меня неудержимо влечет к вам, я вас тем не менее не люблю, и было бы поистине жестоко заставлять вас вторично страдать от неразделенной любви. Не так ли, моя дорогая? Вы позволите мне называть вас «дорогая», миссис Гамильтон? Впрочем, я ведь буду называть вас «дорогая», даже если вам это не очень нравится, так что, в общем-то, все равно, я спрашиваю это просто для соблюдения приличий.
— Вы не любите меня?
— Разумеется, нет. А вы думали, что я вас люблю?
— Слишком много вы о себе воображаете!
— Ну ясно, думали! Как больно мне разрушать ваши иллюзии! Мне следовало бы полюбить вас, потому что вы очаровательны и обладаете множеством восхитительных и никчемных дарований! Но на свете много столь же очаровательных, столь же одаренных и столь же никчемных дам, как вы. Нет, я вас не люблю. Но вы нравитесь мне безмерно — мне нравится эластичность вашей совести и ваших моральных правил, нравится ваш эгоизм, который вы весьма редко даете себе труд скрывать, нравится ваша крепкая жизненная хватка, унаследованная, боюсь, от какого-то не очень далекого ирландского предка-крестьянина.
Скарлетт приземленная. И в этом мы узнаем в ней себя. Потому что можно сколько угодно говорить об идеалах, родине, добре и зле, но даже в минуты лишний, в нас остаётся кусочек обычного человека, который просто хочет кофе
Она с трудом глотала густую клейкую мамалыгу, и никогда еще напиток из жареной кукурузы и молотого батата, сходивший теперь за кофе, не казался ей таким омерзительным. Без сахара, без сливок это пойло было горьким, как желчь, а «подслащивание» с помощью сорго не очень-то помогало. Сделав глоток, она отодвинула чашку. Янки лишили ее удовольствия пить настоящий кофе с сахаром и сливками, и одного этого было уже достаточно, чтобы она возненавидела их всей душой.
Всем, кому понравился фильм унесённые ветром — обязательно читать книгу!
Фильм прекрасный, но и 10% не передаёт, книга просто шикарно написана
На моменте, когда Скарлетт вернулась в Тару и на следующий день начала управлять хозяйством
Я разревелась
Очень живо описано, какой ужас она пережила, возвращаясь домой, война тоже описана без прикрас и ярко показан контраст того, как все думали, как все пойдёт и того, что произошло на самом деле
Душераздирающая история о становлении человека человеком
Написано не слезогоночно, не специально, чтобы выжать эмоции, но очень глубоко, автор идёт за героями
Скарлетт несколько месяцев мечтала вернуться домой, все её существо рвалось к матери, которую она боготворила всю жизнь и на родную землю
Умирая от голода, с полумертвой только что родившей Мелани, младенцем, чёрной десятилетней девочкой слугой и ребёнком, двое суток она добиралась на дохлой лошади из города, который занял враг
Каждый скрип пугал их по дороге ночью, они прятались
В родном краю все усадьбы сожжены, нет еды, людей
И казалось, сил осталось только добраться до дома
Но…
Там её ждала погибшая мать, потерявший связь с реальностью от горя отец, буквально НОЛЬ еды, две больные сестры и трое слуг из бывших ста
И я уже думала, она на пределе, она и была, но облегчения не было никакого. И надо опять вставать, идти и решать вопросы, потому что больше никто не может, все как дети беспомощны
И за ночь повзрослевшая Скарлетт становится из избалованной девчонки вертихвостки, которую даже война не трогала, на разоренной родной земле, главной
Потому что выбора нет. И она принимает это
Слезы катятся сами по себе от живых картин
Она долго лежала так, ослабев, уткнувшись лицом в землю, как в мягкую, ласковую подушку, а мысли блуждали вразброд. Это она, Скарлетт О’Хара, лежит позади негритянской хижины в чужом разоренном поместье, и ни одна душа в целом свете не знает об этом, и никому нет до нее дела. А если бы и узнал кто, то всем было бы наплевать, потому что у каждого слишком много своих забот, чтобы печься еще и о ней. И все это происходит с ней, Скарлетт О’Хара, которая никогда не давала себе труда завязать тесемки на туфельках или подобрать с пола сброшенные с ног чулки, с той самой Скарлетт О’Хара, чьим капризам привыкли потакать все, с которой все нянчились, которую все старались ублажить.
Она лежала плашмя, не имея сил отогнать от себя ни воспоминания, ни заботы, обступившие ее со всех сторон, словно стая грифов, учуявших смерть. Теперь у нее не было сил даже сказать себе: «Сейчас я не стану думать ни о маме, ни об отце, ни об Эшли, ни обо всем этом разорении… Я подумаю потом, когда смогу». Думать об этом сейчас было выше се сил, но она не могла заставить себя не думать. Мысли против воли кружились в мозгу как хищные птицы, когтили его, вонзали в него свои клювы. Казалось, протекла вечность, пока она недвижно лежала, уткнувшись лицом в землю, палимая беспощадным солнцем, вспоминая тех, кто ушел из жизни, и жизнь, которая ушла навсегда, и заглядывая в темную бездну будущего.
Когда она наконец встала и еще раз окинула взглядом черные руины Двенадцати Дубов, голова ее была поднята высоко, но что-то неумолимо изменилось в лице — словно какая-то частица юности, красоты, нерастраченной нежности тоже ушла из него навсегда. Прошлого не вернуть. Мертвых не воскресить. Дни беззаботного веселья остались позади. И, беря в руки тяжелую корзину, Скарлетт мысленно взяла в руки и свою судьбу, решение было принято.
Пути обратного нет, и она пойдет вперед.
Минет, быть может, лет пятнадцать, а женщины Юга с застывшей навеки горечью в глазах все еще будут оглядываться назад, воскрешая в памяти канувшие в небытие времена, канувших в небытие мужчин, поднимая со дна души бесплодно-жгучие воспоминания, дабы с гордостью и достоинством нести свою нищету. Но Скарлетт не оглянется назад.
Мысли, при чтении о войне:
Часто когда мы смотрим фильмы или читаем про то время, восклицаем «ах, куда ушли те манеры и ухаживания! Вот же были леди и джентльмены, как было красиво, почему мы это утратили!»
Я сама так восклицала
Но впервые в книге я увидела ответ:
Там же показано, как при войне быстрее стали играться свадьбы. Больше не было ухаживаний в течение года, после которых мужчина робко просил даму стать его женой. Все сократилось до 3-4 месяцев, пожилые смотрели на это неодобрительно, а молодым было плевать — каждый день на войне мог стать последним
А спустя 150 лет, сейчас, уже столько войн прошло… и жизнь ускорилась. Неудивительно, что секс на первом свидании стал нормой — это все отголоски бегства и «жить моментом», потому что любой день может стать последним
В прошлом году с началом сво я сама это чётко ощутила
И послевоенное время: когда надо пахать, зарабатывать деньги — не осталось ни времени, ни сил на условности, манеры, долгие извинения и обращения «мадам, мисс»
Так что все понятно стало. И в каждом времени есть свои плюсы. Просто не надо сравнивать минусы своего времени с самыми благоприятными временами тех веков
Человечество пережило столько всего, нужно лишь пожинать те радости, что есть сейчас
И неудивительно, что появился феминизм, а главными на арене стали «плохиши», зарабатывающие деньги
Потому что такие истинные рыцари, джентльмены, как Эшли, разбились о реальность со своими сказочными представлениями о жизни
Они так и не оправились, так и остались в тех временах, когда кругом был достаток и можно было смело рассуждать о войне, быть самыми умными и угождать дамам
Их время прошло, а они сами этого не осознали, или осознали, но ничего сделать не смогли
— Но, Эшли, чего же вы боитесь?
— О, это не поддается определению. Бывают вещи, которые звучат очень глупо, если их облечь в слова. Главное в том, что жизнь стала вдруг слишком реальной, что ты соприкоснулся, сам соприкоснулся с простейшими ее фактами. И дело не в том, что меня огорчает необходимость обтесывать колья, стоя в грязи, — меня огорчает то, что эту необходимость породило. И меня огорчает — очень огорчает — утрата красоты, которой полна была прежняя, любимая мною жизнь. А ведь какая, Скарлетт, красивая была жизнь до войны. В ней было все — и прелесть, и совершенство, и идеал, и симметрия, как в греческом искусстве. Возможно, она не была такой для всех. Теперь я даже твердо знаю, что не была. Но мне, когда я жил в Двенадцати Дубах, жизнь казалась поистине прекрасной. И я был частью этой жизни. Я составлял с ней единое целое. А теперь ее не стало, и мне нет места в новой жизни, и я боюсь. Теперь я знаю, что раньше я видел не жизнь, а лишь игру теней. Я избегал всего, что не было призрачно, — избегал обстоятельств и людей, слишком живых, слишком реальных. Я злился, когда они вторгались в мою жизнь. Я старался избегать и вас, Скарлетт. В вас жизнь била ключом, вы были слишком реальны, а я трусливо предпочитал тени и мечты.
<...>
— Я и сам не знаю, Скарлетт, когда я толком понял, что моему театру теней пришел конец. Возможно, в первые пять минут у Булл-Рэна, когда я увидел, как упал первый простреленный мною солдат. Но я знал, что все кончено и я больше не могу быть просто зрителем. И я вдруг обнаружил, что нахожусь на сцене, что я — актер, гримасничающий и попусту жестикулирующий. Мой внутренний мирок рухнул, в него ворвались люди, чьих взглядов я не разделял, чьи поступки были мне столь же чужды, как поступки готтентотов. Они грязными башмаками прошлись по моему миру, и не осталось ни единого уголка, где я мог бы укрыться, когда мне становилось невыносимо тяжело. Сидя в тюрьме, я думал: «Вот кончится война, и я вернусь к прежней жизни, к моим старым мечтам, в свой театр теней». Но, Скарлетт, возврата к прошлому нет. И то, с чем столкнулись мы сейчас, — хуже войны и хуже тюрьмы, а для меня и хуже смерти… Так что, как видите, Скарлетт, я несу наказание за свой страх.
— Но, Эшли, — начала она, все глубже увязая в трясине непонимания, — если вы боитесь, что мы умрем с голоду, так почему же., почему… Ах, Эшли, не волнуйтесь: мы как-нибудь справимся! Я знаю, что справимся.
На секунду взгляд его вновь обратился на нее, и в серых глазах, широко раскрытых и ясных, было восхищение. А потом они снова стали отчужденными, далекими, и сердце у Скарлетт упало — она поняла: он думал не о том, что они могут умереть с голоду.
После просмотра фильма по теме отношений Эшли и Скарлетт я думала «во дура наивная че она на него вешается»
После книги я её абсолютно понимаю
В 14 лет влюбилась, после этого 2 года они были неразлучны и она была уверена, что он сделает ей предложение, чувствовала, что он любит её
Когда узнала о помолвке с другой, это был понятный шок
Когда призналась ему в любви в той известной сцене где был Ретт, он тоже сказал, что любит её! Но женится на Мелани, потому что они из одного теста, а со Скарлетт они будут несчастны
(В 16 она этого понятное дело понять не могла)
И тут же началась война. И он, весь из себя признавшийся ей в любви, самый прекрасный для неё человек, уехал на войну на 2 года (понятно дело тут чувства только крепли потому что она осталась наедине с собой)
А когда приехал, на прощание поцеловал её! И это только её убедило, что его брак ничего не значит, а вот у них любовь
И его можно понять — приехав с войны сложно разбираться с таким, плюс он к ней тепло привязан
Он мог бы сделать что-то гадкое, или сказать, чтобы ей было легче его отпустить! Но! Он по сути своей джентльмен и не мог!
Она читала его письма жене, и там не было любви, только дружеская привязанность
А когда вернулся, она опять ему все сказала, она такой «нет я вас не люблю "
Она говорит «вы врете»
И он, бедный, без денег, голодный и с разбитыми мечтами говорит «даже если и вру, мы не может убежать»
— но нас сдесь ничего не держит!
— ничего, кроме чести
И тут схлестываются два мира: его — романтичный, призрачный, где все про тонкие чувства. Даже если он её любит, то иначе, любовь разная бывает, он ею скорее восхищается как человеком + привязан сильно
И ее: реальный, ощутимый, про то, что можно потрогать, где любовь бывает только одного вида — она то и слышит в его словах
Тут, как говорится, никто не виноват, но все несчастны
Каждый поступает и думает как может, иначе никак, потому что в таком случае они не были бы собой
Просто такая судьба у людей
Трезвостью Рэтта тут и не пахнет. Как девушка влюбляется в образ, так и он тут не видит её настоящую
Эшли не видел, чтобы она так плакала. Он никогда не думал, что такие сильные женщины, как Скарлетт, вообще способны плакать.
В фильме я думала «вот козел че ты её не отпустишь»
Но тут все понятно становится. Похожее видела в прошлом году во время активной темы сво среди друзей, ушедших на фронт
Он почувствовал, как она меняется от его прикосновения, стройное тело, которое он держал в объятиях, запылало, околдовывая; зеленые глаза, обращенные на него, зажглись, засияли. И вдруг угрюмой зимы не стало. В сердце Эшли возродилась весна — почти забытая, напоенная ароматом цветов, вся в зеленых шорохах и приглушенных звуках, — бездумная праздная весна и беззаботные дни, когда им владели желания юности. Тяжелых лет, выпавших за это время на его долю, словно и не бывало — он увидел совсем близко алые губы Скарлетт и, нагнувшись, поцеловал ее.
Прав был ее отец. Нужно себе человека из того же теста что и ты выбирать, иначе никогда счастлив не будешь, вы никогда друг друга не поймёте и одну волну не поймаете
— Но, Эшли, ты же не можешь так вот взять и уехать. И зачем тебе уезжать? Ты же любишь меня…
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Хорошо, скажу. Я люблю тебя. — Он резко наклонился к ней; в его лице появилось такое исступление, что она невольно прижалась к ограде. — Да, я люблю тебя, люблю твою храбрость и твое упрямство, твою пылкость и твою безграничную беспринципность. Сильно ли я тебя люблю? Так люблю, что минуту назад чуть не попрал законы гостеприимства, чуть не забыл, что в этом доме приютили меня и мою семью и что у меня есть жена, лучше которой не может быть на свете., я готов был овладеть тобой прямо здесь, в грязи, как последний…
Она пыталась разобраться в хаосе мыслей и чувств, обуревавших ее, а сердце холодело и ныло, словно пронзенное острой ледышкой. И она неуверенно пробормотала:
— Если ты так желал меня., и не овладел мною., значит, ты не любишь меня.
— Никогда ты ничего не поймешь
Ей не нужен он. А ему не нужна она. Потому что она и правда сильная женщина
И никогда не сделает ее, Скарлетт, своей — хуже того: будет держать ее на расстоянии, какое бы пылкое чувство ни снедало его. Эту броню ей никогда уже не пробить. Слова «гостеприимство», «порядочность», «честь» значат для него куда больше, чем она сама.
Глина холодила руку Скарлетт, и она снова взглянула на зажатый в пальцах комок.
— Да, — сказала она, — это у меня пока еще есть. Сначала это были просто слова, а комок в руке был просто красной глиной. Но внезапно она подумала о море красной земли, окружающем Тару, о том, как это ей дорого, и как она боролась за то, чтобы это сохранить, и какая ей еще предстоит борьба, если она хочет, чтобы Тара осталась у нее. Скарлетт снова посмотрела на Эшли, удивляясь, как вдруг исчезли бушевавшие в ней чувства. Мысли были, а чувств не было, словно ее выпотрошили: ей безразличен был и он, и Тара.
— Тебе нет нужды уезжать, — отчетливо произнесла она. — Я не допущу, чтобы вы голодали из-за того, что я повисла у тебя на шее. Больше этого не повторится.
И сейчас, глядя на Уилла, сидевшего напротив него в полутемной гостиной, Эшли думал, что действительно никогда еще не встречал человека более отважного, чем Скарлетт О’Хара, решившая завоевать мир с помощью платья из бархатных портьер своей матери и перьев, выдранных из петушиного хвоста.
А Ретт принимал её силу
— Ничего подобного. Я считаю, что вы просто пес. — Но она так ласково произнесла последнее слово, что оно прозвучало, как «душка».
😄😄
Роман о многом заставляет задуматься и на многое открывает глаза. Например на то, как в лице Скарлетт, появляется поколение «new money»
Скарлетт вдруг холодно, с пугающим спокойствием осознала, что все изменилось, — изменилось непоправимо, так изменилось, словно перед ней были не люди, а призраки.
Выглядели они как прежде, но были другими; Что же произошло? Лишь то, что они стали на пять лет старше? Нет, тут было что-то другое — не просто следы времени. Что-то ушло из них, ушло из их мира. Пять лет назад ощущение незыблемости окружающего жило в них столь прочно, было столь неизменно, что они даже не сознавали этого. И цвели, укрытые им от бурь, как цветы в оранжерее. Теперь же это исчезло, как исчезли и былая радость, и былое ожидание чего-то чудесного <…> Скарлетт знала, что и она изменилась, но не в такой мере, как они, и это озадачивало ее. Она сидела и наблюдала за ними и чувствовала себя среди них чужой — совсем чужой и одинокой, словно явилась сюда с другой планеты, говорила на непонятном им языке и не понимала их языка. <…> Неподвластное возрасту достоинство, неподвластная времени галантность — все это по-прежнему было при них и будет с ними до конца дней, но кроме того, они будут нести до могилы еще и вечную горечь — горечь слишком глубокую чтобы описать ее словами. Это вежливые, пылкие, усталые люди, которые потерпели поражение, но не желали этого признавать, — люди, которых подкосила жизнь, а они упрямо продолжали стоять. Они были раздавлены и беспомощны, эти обитатели покоренных провинций, они смотрели на свой край, который так любили, и видели, как топчет его его враг, как всякие проходимцы превращают закон в посмешище, как бывшие рабы посягают на их благополучие, как мужчин лишают всех прав, а женщин оскорбляют. При этом они не забывали о могилах своих близких. <…> И они крепко держались того, что лучше всего умели и больше всего любили в былые дни, — эта неспешность манер, изысканная галантность, милая непринужденность в общении, а главное — забота мужчин о женщинах. Следуя традициям, в которых они воспитывались, мужчины вели себя галантно и мягко, им почти удавалось создать вокруг своих женщин такую атмосферу, которая отгораживала их от всего жестокого и непотребного для женских глаз. Вот уж это верх глупости, думала Скарлетт: ведь почти не осталось ничего чего женщины, даже наиболее оберегаемые, не увидели бы и не узнали за последние пять лет. Они ухаживали за ранеными, закрывали глаза покойникам, пережили войну, пожары, разрушения, познали страх, бегство, голод.<…> Былые времена безвозвратно ушли, а эти люди будут по-прежнему жить согласно своим обычаям. <…> Да, Скарлетт знала, что и она сильно изменилась. Иначе не могла бы она жить так, как жила после своего бегства из Атланты; иначе не обдумывала бы сейчас тот шаг, который так отчаянно надеялась совершить. Но ее твердость была иной, чем у них, а в чем разница, она пока сказать не могла. Возможно, в том, что не было такого поступка, который она не могла бы совершить, тогда как у этих людей очень много было такого, чего они ни при каких условиях совершить не могли бы. Возможно, дело в том, что они уже утратили всякую надежду, но продолжали улыбаться жизни и скользили по ней, склонив голову в грациозном поклоне. А Скарлетт так не могла. Она не могла повернуться к жизни спиной. Она должна жить, а жизнь оказалась такой жестокой, такой враждебной, что нечего было и пытаться сгладить все улыбкой. Скарлетт не замечала в своих друзьях ни их мягкости, ни мужества, ни несгибаемой гордости. Она видела только глупое чванство, которое позволяло им наблюдать явления жизни и с улыбкой отворачиваться, чтобы не смотреть правде в лицо.
Глядя невидящими глазами на танцоров, раскрасневшихся от кадрили, Скарлетт спрашивала себя: преследуют ли их, как ее, мысли о погибших возлюбленных, об изувеченных мужьях, о голодных детях, об уплывающих из рук акрах земли, о том, что под родными крышами живут чужие люди? Конечно, преследуют! Она знала обстоятельства их жизни, быть может, лишь чуть хуже, чем своей собственной. Их утраты были ее утратами, их тяготы — ее тяготами, их проблемы — те же, что и у нее. Только воспринимали они все иначе. Лица, которые она видела сейчас перед собой, не были лицами — это были маски, отлично выполненные маски, которые не будут сняты никогда.
Но если они так же остро страдают от жестокостей жизни, как она, — а они страдают, — то как могут они сохранять этот веселый вид, эту бездумную легкость? И собственно, зачем им даже стараться ее сохранять? Скарлетт не понимала их, и это ее невольно раздражало. Нет, она никогда не сможет быть такой. <…> И внезапно она возненавидела их всех, потому что они — иные, чем она, потому что они несут свои потери с таким видом, какого ей никогда не удастся на себя напустить, да, впрочем, и не захочется. <…> Жестокая необходимость своими руками копаться в красной земле Тары сорвала с нее лишние признаки благородства, и она знала, что не почувствует себя леди до тех пор, пока стол ее не будет ломиться от серебра и хрусталя, пока на нем не будет дымиться обильная еда, пока у нее в конюшнях но будет собственных лошадей и колясок, пока черные — а не белые — руки не станут убирать хлопок в Таре.
«Вот! — со злостью подумала она, глубоко втянув в себя воздух.
Вот в чем разница! Они, хоть и бедные, но по-прежнему чувствуют себя леди, а я — нет. Эти идиотки, видно, не понимают, что нельзя оставаться леди, когда у тебя нет ни гроша!» <…> Она раздраженно передернула плечами. Быть может, они правы, а она не права, но ведь эти гордые идиоты не смотрят вперед, а она смотрит, напрягая каждый нерв, рискуя даже честью и добрым своим именем, лишь бы вернуть то, что все они потеряли. Многие из них считали ниже своего достоинства участвовать в погоне за деньгами. Но времена настали жестокие и тяжкие. И они требовали жестокой, тяжкой борьбы, если ты хотел выйти победителем. <…> Она не станет она прозябать всю жизнь в нищете. Не станет сидеть и терпеливо ждать чуда. Она бросится в самую гущу жизни и постарается вырвать у судьбы все, что сможет. Ее отец начинал как бедный эмигрант, а стал владельцем обширных угодий Тары. Чего достиг он, может достичь и его дочь. Она не из тех, кто все принес в жертву на алтарь Правого Дела, которого уже не существует, и теперь, после краха, гордится тем, что ничего для Дела не пожалел.
Эти люди черпают мужество в прошлом. Она же черпает мужество, строя планы на будущее.
У Скарлетт сильная, животная интуиция. Она знает, что в лоб своего не добиться, без мужчины. И женит (за две недели!) на себе поклонника сестры. Становится прородителем всех женских курсов:)
Она вышла замуж за Фрэнка Кеннеди через две недели, после головокружительно быстрого ухаживания: он так пылок, сказала она ему, краснея, что у нее просто не хватает духу противиться долее.
<…>
Фрэнк не знал, что она получила коротенькое письмо от Уилла, в котором тот сообщал, что Джонас Уилкерсон снова приезжал в Тару и, узнав об ее отъезде в Атланту, так разбушевался, что Уилл с Эшли в самом буквальном смысле слова вышвырнули его вон. Письмо Уилла напомнило Скарлетт о том, что она и так слишком хорошо знала: время, оставшееся до уплаты дополнительного налога, истекло.
<…>
Он видел он лишь прелестную беспомощную молодую вдову Чарльза Гамильтона, которая каждый вечер встречала его в гостиной мисс Питтипэт и восторженно, затаив дыхание, внимала ему, когда он рассказывал о своих планах переоборудования лавки, о том, сколько денег рассчитывает заработать, купив лесопилку. Ее нежное сочувствие, ее горящие глаза, ее интерес к каждому его слову были бальзамом, врачевавшим рану.
<…>
Эта крошка, миссис Гамильтон, была так хороша со своими румяными щечками; она то грустно вздыхала, думая о своей печальной участи, то, слушая шуточки, которые он отпускал, чтобы приободрить ее, так весело и мило смеялась, словно переливчато звенели крошечные серебряные колокольчики. Зеленое платье, теперь уже отчищенное Мамушкой, выгодно обрисовывало ее стройную фигурку с осиной талией, а каким колдовским был этот нежный запах, неизменно исходивший от ее платочка и волос! Чтоб такая славная женщина жила одна, совсем беззащитная в этом мире, всей жестокости которого она даже не Понимает, — позор, да и только! Ведь у нее нет ни мужа, ни брата, а теперь даже и отца, который мог бы защитить ее. Франк считал, что мир слишком безжалостен к одиноким женщинам; Скарлетт помалкивала, от души желая, чтобы он пребывал в этом убеждении.
<…>
Иногда днем, отправляясь по делам, он приглашал Скарлетт прокатиться с ним в кабриолете. Ему было весело с ней, ибо она задавала уйму глупых вопросов — «как истинная женщина», без всякого осуждения говорил он себе. Он, само собою, смеялся над ее неосведомленностью в делах, и она тоже смеялась и говорила:
— Ну, не можете же вы рассчитывать, чтобы такая глупая женщина, как я, что-то понимала в мужских занятиях.
Впервые за всю свою жизнь закоренелого холостяка он благодаря Скарлетт чувствовал себя сильным мужчиной, созданным господом богом по более благородному образцу, чем многие другие, — созданным, чтобы защищать глупеньких беспомощных женщин.
И когда они наконец уже стояли вместе перед алтарем и ее маленькая ручка доверчиво покоилась в его руке, а опущенные ресницы отбрасывали густой полукруг тони на розовые щеки, он едва ли мог бы сказать, как это произошло.
<…>
И не успел он опомниться, как оказался женатым.
Фрэнк, несколько удивленный ласковой настойчивостью жены, дал ей все же триста долларов, хотя сначала и не хотел давать. Но не мог же он допустить, чтобы семью Скарлетт выселили с насиженного места, да к тому же его огорчение довольно быстро начало таять — такая Скарлетт стала с ним нежная, так «одаривала» за его щедрость. Ни одна женщина ни разу еще не «одаривала» Фрэнка, и он начал думать, что в конце концов не зря дал ей денег.
Но после свадьбы иллюзии мужчины рушатся… потому что у женщины появлялась хоть какая-то свобода быть собой. Обратного пути не было
Будь она мужчиной, она приобрела бы лесопилку, даже если бы пришлось заложить лавку. Но когда на другой день после свадьбы она деликатно намекнула на это Фрэнку, он лишь улыбнулся и сказал, чтобы она не забивала делами свою милую хорошенькую головку. Он удивился уже тому, что она вообще знает, что такое заклад, и сначала это его позабавило. Но довольно скоро — в первые же дни после свадьбы — он почувствовал, что ее деловитость не столько забавляет, сколько шокирует его.
<…>
Сам же он начал понимать, что эта милая хорошенькая головка умеет, оказывается, неплохо «управляться с цифрами». Собственно, куда лучше, нежели он, Фрэнк, и это подействовало на него как-то обескураживающе. Он был точно громом поражен, когда обнаружил, что Скарлетт может быстро сложить в уме целую колонку цифр, тогда как ему, если цифр больше трех, нужны карандаш и бумага. Даже дроби не представляли для нее никакой трудности. А он полагал, что женщине негоже разбираться в делах и дробях; если же ей не посчастливилось иметь такие недамские способности, она должна тщательно это скрывать. Ему уже больше не хотелось говорить со Скарлетт о делах, тогда как до женитьбы это доставляло удовольствие. Теперь же он видел, что она все понимает, и даже слишком хорошо, и, как положено мужчине, возмущался женским коварством. К этому добавилось разочарование, обычно наступающее у мужчины, когда он обнаруживает, что женщина неглупа.
И в лице Скарлетт мы видим, как зарождается феминизм
«Можно себе представить, что получится у Фрэнка с этой лесопилкой! Бог ты мой! Если он лавку превратил в благотворительное заведение, то разве он сумеет нажить деньги на лесопилке?! Да шериф через месяц опишет ее. А вот я бы наладила здесь дело лучше, чем он! И лучше бы заправляла лесопилкой, хоть я ничего и не понимаю в лесе!» Это была ошеломляющая мысль — о том, что женщина может вести дело не хуже мужчины, а то и лучше, — поистине революционная мысль для Скарлетт, воспитанной в уверенности, что мужчина — все знает, а у женщины слабые мозги. Конечно, она давно уже поняла, что это не совсем так, но приятная иллюзия продолжала жить в ее сознании. И никогда прежде она еще не облекала эту удивительную мысль в слова. Она сидела не шевелясь, с раскрытым гроссбухом на коленях, слегка приоткрыв от удивления рот, и думала о том, что ведь все эти скудные месяцы в Таре она работала как мужчина — и работала хорошо. Она была воспитана в уверенности, что женщина одна ничего не в состоянии достичь, а вот управлялась же она с плантацией без помощи мужчины, пока не явился Уилл. «Еи-же-еи, — разматывались в ее голове мысли, — да женщины, по-моему, могут все на свете, и никакой мужчина им не нужен, разве только чтоб делать детей. А уж что до этого, то, право же, ни одна женщина, если она в своем уме, не станет по доброй воле заводить ребенка».
Прошло 150 лет, но ничего не меняется. Френк тоже был не из ее теста
«Что ж, — передернула она плечами, — пусть причитает сколько хочет. Я скажу ему, что если он готов сидеть в нищете ради друзей, то я не желаю. Фрэнк никогда не преуспеет, если не наберется духу. А он должен преуспеть. Он должен делать деньги, и я заставлю его, даже если мне придется для этого стать мужиком в доме».
А Ретт… даже в таких скандальный на то время мыслях, её понимал
Зато когда она разбогатеет, — о, как чудесно греет эта мысль! — когда она разбогатеет, она не станет мириться с тем, что ей не нравится, не станет обходиться без того, чего ей хочется, не будет даже любезной с теми, кто перечит ей.
«Я их всех пошлю к черту, — подумала она. — И Ретта Батлера — в первую очередь!» Мысль эта была столь приятна, что зеленые глаза ее засверкали и на губах появилась легкая улыбка. Ретт Батлер тоже улыбнулся.
— Вы прелестны, Скарлетт, — сказал он. — Особенно когда задумываете какую-нибудь чертовщину. За одну ямочку на вашей щечке я куплю вам чертову дюжину мулов, если они вам нужны.
Роман к тому же показывает, как зарождается расизм. По кусочкам — там и тут. Казалось, все просто — от рабства. Но все намного сложнее.
— Что же вы хотели бы от меня услышать?
— Моя няня Бриджит вернулась к себе на Север. Она заявила, что и дня здесь больше не останется среди этих «найгеров», как она их называет. А дети просто с ума меня сводят! Скажите, как найти няню? Я просто не знаю, к кому обратиться.
— Ну, это не трудно, — сказала Скарлетт и рассмеялась. — Если вы сумеете найти чернокожую из деревни, которая еще не испорчена этим Бюро вольных людей, вы получите преотличную служанку. Просто постойте возле калитки, вот тут, и спрашивайте каждую чернокожую, которая будет проходить мимо, и я уверена…
Все три женщины возмущенно закудахтали.
— Да неужели вы думаете, я доверю моих дочерей черной няньке? — воскликнула женщина из Мэна. — Мне нужна хорошая ирландка.
— Боюсь, в Атланте вы не найдете ирландских слуг, — холодно возразила Скарлетт. — Я лично никогда еще ни видела белой служанки и не хотела бы иметь белую служанку у себя в доме. К тому же, — она не сдержалась, и легкая ирония прозвучала в ее тоне, — уверяю вас, чернокожие — не людоеды и им вполне можно доверять.
— Ну, уж нет! В моем доме черных не будет. Надо же придумать такое!
— Да я им в жизни ничего не доверю — ведь стоит отвернуться… А уж чтобы они детей моих нянчили…
Скарлетт вспомнила добрые узловатые руки Мамушки, натруженные до мозолей в стремлении угодить и Эллин, и ей, и Уэйду. Да разве эти чужеземцы могут знать, какими ласковыми и заботливыми бывают черные руки, как они умеют погладить, обнять, успокоить?! У нее вырвался короткий смешок.
— Любопытно, что вы к ним так относитесь — ведь это вы же их освободили.
— О господи! Уж конечно, не я, душенька! — рассмеялась женщина из Мэна. — Да я в жизни не видела ни одного ниггера, пока в прошлом месяце не приехала сюда, на Юг, и нисколько не огорчусь, если никогда больше не увижу. У меня от них мурашки по коже бегут. В жизни ни одному из них не доверю…
Скарлетт с Реттом они идеальная пара😭
Он единственный, с кем она может говорить без утайки обо всем, о делах, не притворяясь дамочкой в беде
И даже когда беременна (они там закрываются дома и не выходят, считается неприличным даже об этом упоминать и все такое)
А её стошнило в карете при нем😅🤣 она вся застыдилась, а он такой, да все нормально, чего вообще все парятся? Я могу с беременной (о боже! Никто даже так не говорит!) разговаривать как с обычным человеком
И Ретт — очередное доказательство того, что проблема не в сильной женщине, а в том, что мужчины слабее
Потому что есть и такие, рядом с которыми даже самая властная становится девчушкой
Скарлетт подняла на него глаза, увидела его бесстрастное, гладко выбритое лицо, и все раздражение ее куда-то исчезло — как раньше исчезло смущение оттого, что они заговорили об ее беременности. Он был так добр с ней несколько минут назад, так старался рассеять ее смущение, когда ей казалось, что она вот-вот умрет со стыда. А сейчас он проявил еще большую доброту и внимание, подумав о лошади. Волна благодарности затопила Скарлетт, и она вздохнула: «Ну, почему он не всегда такой?» — Да, мне трудно править этой лошадью, — покорно признала она. — Иногда у меня потом вруки болят — так сильно приходится натягивать вожжи. Вы уж решите сами, как лучше быть с ней, Ретт.
Глаза его озорно сверкнули.
— Это звучит так мило, так по-женски, миссис Кеннеди. Совсем не в вашей обычной повелительной манере. Значит, надо лишь по-настоящему взяться, чтобы вы стали покорно гнуться, как лоза, в моих руках.
А их диалоги… отдельный вид искусства
— Как славно! Могу я взглянуть на вашу бухгалтерию как-нибудь в воскресенье вечером, когда у вас выдастся свободное время?
— Пошли вы к черту — и не только в свободное время. И вообще можете убираться: вы мне осатанели.
— Кошечка моя, я уже был у черта, и он оказался невероятно скучным.
— Вы уходите?
— Да. Разве вы не рады? Хочу дать вам возможность побыть наедине с остатками вашей совести.
К тому же, они идеальная пара еще и потому, что только такая, как Скарлетт, смогла бы потянуть Ретта с его эмоциональными качелями
— Не кричите, — сказал он. — Я предлагаю вам руку и сердце. Может быть, для большей убедительности мне встать на колени? Она лишь выдохнула: «О!» — и с размаху села на диван. Раскрыв рот, она смотрела на него и думала, что это, может, коньяк играет с ней злую шутку, и совсем некстати вдруг вспомнила его насмешливое: «Моя дорогая, я не из тех, кто женится». Либо она пьяна, либо Ретт рехнулся. Но он не производил впечатления сумасшедшего. Тон у него был спокойный, словно он говорил с ней о погоде, и его мягкий, тягучий голос звучал в ее ушах как всегда ровно.
— Я всю жизнь стремился завладеть вами, Скарлетт, с того первого дня, как увидел вас в Двенадцати Дубах, когда вы швырнули в угол вазу и чертыхнулись неподобающим даме образом. Я всю жизнь стремился так или иначе завладеть вами. Но как только у вас с Франком завелись небольшие денежки, я понял, что вы уже больше не придете ко мне и не попросите взаймы на весьма интересных условиях. Значит, как я понимаю, выход один: надо на вас жениться.
И он принимает её такой, какая она есть. За этим очень трепетно и смешно наблюдать
Признаю, появление у вас в такое время не свидетельствует о том, что я такой уж тактичный человек, но есть весьма веская причина, объясняющая мою невоспитанность. Завтра утром я уезжаю надолго и боюсь, отложи я этот разговор до своего возвращения, вы еще возьмете да выскочите замуж за другого, у кого водятся деньжата. Вот я и подумал: почему бы ей не выйти за меня — у меня ведь есть деньги! Право же, Скарлетт, я не могу провести всю жизнь, гоняясь за вами в ожидании, когда удастся втиснуться между двух мужей!
Наблюдая за Скарлетт, слегка ей завидую, обожаю таких персонажей
Хотелось бы также уметь капризничать и без оглядки вспыхивать гневом… по сравнению с ней у меня характер терпилы🤣
Но конечно, это только когда сравниваешь «плюсы» ее качеств с «минусами» своих
Вроде: её темпераментность и моя уступчивость, например
Тут я больше похожа на Мелани (если уж выбирать сходств
Но с другой стороны эта ее характерность оборотной стороной медали — весьма заметная недалекость😅 она сильно провисает во многих вопросах, понимает все буквально и не знает многих слов и отсылок (которые я, к своему удивлению, выкупаю, даже если это цитата из библии, хранящаяся где-то на задворках памяти)
Но ох, как в некоторых случаях красиво смотрится ее упертость, нетерпимость, инфантильность и несдержанность!
Но как бы она не отличалась от других… она такая же…
Скарлетт так презирает всех, кто «остался в прошлом» с жаждой сохранить былой уклад
Но сама не понимает
Что тоже как они
Ведь её прошлое — Эшли
Каждый раз она его вспоминает или видит и про себя говорит «он остался такой же как тогда в усадьбе»
И все, этим она, как и все, тоже не отпускает прошлое
Неудивительно
Тут нельзя сказать, что кто-то неправ и мог бы поступить иначе
Рэтт просто несётся по жизни и получает, что хочет
Эшли сломлен войной и любовь к Скарлетт для него будто утешение, она видит его прежним
А для Скарлетт Любовь Эшли — то, что ее держало во все ужасающие времена, во время голода
У нее не было патриотизма, привязанности к родным такой сильной как у других
У нее была только Тара и Эшли. А потом это стало привычкой, её неотъемлемой частью. она десять лет жила с этим с юношества, и теперь её кажется, что это часть её и расстаться она с этим не может
А Рэтт, зная, что она его не любит — он сам попросил её честно сказать ещё до замужества, о своих чувствах не говорит или говорит с сарказмом
Да, окружил её заботой и деньгами, безопасностью, но ничего не делал для того чтобы она перестала любить другого, просто ждал
И Рэтт прям трезвый из трезвых, я даже удивляюсь, как он видит реальный ход вещей когда никто не видит?!
«О да, вы были верны мне, потому что Эшли вас не брал. Но, черт подери, я бы не стал на него злиться, овладей он вашим телом. Я знаю, сколь мало значит тело — особенно тело женщины. Но я злюсь на него за то, что он овладел вашим сердцем и вашей бесценной, жестокой, бессовестной, упрямой душой. А ему, этому идиоту, не нужна ваша душа, мне же не нужно ваше тело. Я могу купить любую женщину задешево. А вот вашей душой и вашим сердцем я хочу владеть, но они никогда не будут моими, так же как и душа Эшли никогда не будет вашей. Вот потому-то мне и жаль вас.
— Вам жаль — меня?
— Да, жаль, потому что вы такое дитя, Скарлетт. Дитя, которое плачет оттого, что не может получить луну. А что бы стало дитя делать с луной? И что бы вы стали делать с Эшли? Да, мне жаль вас — жаль, что вы обеими руками отталкиваете от себя счастье и тянетесь к чему-то, что никогда не сделает вас счастливой. Жаль, что вы такая дурочка и не понимаете, что счастье возможно лишь там, где схожие люди любят друг друга. Если б я умер и если бы мисс Мелли умерла и вы получили бы своего бесценного благородного возлюбленного, вы думаете, что были бы счастливы с ним? Черта с два — нет! Вы никогда бы так и не узнали его, никогда бы не узнали, о чем он думает, никогда бы не поняли его, как не понимаете музыку, поэзию, прозу, — вы же ни в чем не разбираетесь, кроме долларов и центов. А вот мы с вами, дражайшая моя супруга, могли бы быть идеально счастливы, если бы вы дали мне малейшую возможность сделать вас счастливой, потому что мы с вами — одного поля ягода. Мы оба мерзавцы, Скарлетт, и ни перед чем не остановимся, когда чего-то хотим.
На самом деле их отношения можно описать так
«Встретились как-то два жестоких манипулятора и понеслась»)))
Но при том, что линия отношений с Рэттом яркая и захватывающая, но с Мелани… они вместе с первых страниц были, их история самая глубокая
Да, Мелани в тот день стояла, сжимая клинок в маленькой руке, готовая сразиться за нее, Скарлетт. И сейчас, с грустью оглядываясь назад, Скарлетт поняла, что Мелани всегда стояла рядом с клинком в руке, — стояла неназойливо, словно тень, любя ее, сражаясь за нее со слепой страстной преданностью, сражаясь с янки, с пожаром, с голодом, с нищетой, с общественным мнением и даже со своими любимыми родственниками.
И только когда достойные люди — Мелани и Ретт, которые заслуживают любви, уходят, приходит горькое осознание
«Но я-то люблю его. Я любила его многие годы. А любовь не может в одну минуту превратиться в безразличие».
Но оказывается, может превратиться и превратилась.
«А ведь на самом деле он таким никогда и не был — только в моем воображении, — отрешенно думала она. — Я любила образ, который сама себе создала, и этот образ умер, как умерла Мелли. Я смастерила красивый костюм и влюбилась в него. А когда появился Эшли, такой красивый, такой ни на кого не похожий, я надела на него этот костюм и заставила носить, не заботясь о том, годится он ему или нет. Я не желала видеть, что он такое на самом деле. Я продолжала любить красивый костюм, а вовсе не его самого».
«Какая же я была идиотка, — с горечью думала она. — А теперь вот за все это расплачиваюсь. То, чего я так часто желала, — случилось. Я желала, чтобы Мелли умерла и чтобы Эшли стал моим. И вот теперь она умерла и он мой — и он мне не нужен
Конец...
Она не сумела понять ни одного из двух мужчин, которых любила, и вот теперь потеряла обоих. В сознании ее где-то таилась мысль, что если бы она поняла Эшли, она бы никогда его не любила, а вот если бы она поняла Ретта, то никогда не потеряла бы его. И она с тоской подумала, что, видимо, никогда никого в жизни по-настоящему не понимала.
Истерика
Буквально. Я рыдала час, до головной боли, не могла остановиться
🔹️🔹️
Выводы, которые можно было бы привнести в жизнь:
— в Отчаянные времена, по настоящему сложные, когда кажется, что от горя или трудностей можно лишь вскрыться, нужно выбрать простую понятную цель и сосредоточиться лишь на ней.
Скарлетт сначала хотела добраться домой из осажденной Атланты — она добралась. Через голод, холод, грязь и страх, но добралась, ни думая больше ни о чем. Фокус был только на этом
Потом обещала, что не будет голодать. И сосредоточилась лишь на этом. И добывала еду, поставила плантацию на ноги и кормила 13 человек
Потом — деньги. Она выбрала себе понятную, разжигающую её цель и неукоснительно к ней шла. И добилась её
Да, страдали все остальные сферы. Да, дети не получали материнской любви, репутация была утрачена, но она шла к цели. Иначе не могла — иначе потеряла бы вообще все
Такой подход очень эффективен, но только если подходить к нему осознанно, временно, она же двигалась интуитивно по жизни и продыху себе не давала, от одной простой цели шла к другой
Я запомню этот метод, он вероятно реально поможет выстоять тогда, когда кажется, больше не ради чего жить
Но его надо использовать дозировано, как лекарство — и после пойти к психологу
Потому что «я подумаю об этом завтра» когда тебе буквально нечего есть, ты можешь оказаться на улице — работает, но травмы и переживания от этого никуда не уходят)
Возможно, конечно, такая, как Скарлетт, и правда вычеркивала из-за своей стойкости все из жизни, что хотела забыть, но вероятнее это, если брать её как живого человека, все же издержки романа эпопеи, где каждую мысль проследить невозможно
А если и так, скорее всего она бы умерла не дожив до 40 от инфаркта в итоге, потому что все, что произошло с ней (а в конце книги ей лишь 28) все равно лежало бы на сердце
— люди. Преданные, верные друзья всегда стоят того, чтобы за них бороться. Потому что в итоге только люди важны, и Скарлетт в конце книги это осознает (в своём стиле, не так широко, но все же)
Потому что даже разбогатев, некого было приглашать на приёмы- друзей не осталось
И часто люди рядом — источники твоей силы, даже если ты думаешь, что справляешься со всем сам и только благодаря себе (она это как раз осознала со смертью мелани)
— на людей надо смотреть трезво, и помогает в этом в первую очередь взгляд трезвый на себя, а это достигается с помощью анализа и выводов
Не анализируя себя, не сможешь понимать других — Скарлетт никогда не удосуживалась разбираться в тонкостях своей души и от того страдала, что не может познать тонкости других душ
— читать. Читать читать читать))) мне аж стыдно становилась за Скарлетт, когда она спрашивала, что значит то или иное слово)) а я, вообще не самый начитанный человек в мире или грамотей, понимала, что многое знаю будто бы само собой разумеющееся, даже необычные факты — Потому что очевидно где то про это читала
Да, не стоит уходить в мир иллюзий, как постоянно с сильной жизненной силой Скарлетт сравнивали оставшемся в прошлом Эшли со своей музыкой и стихами, но) тот же Ретт — с той же жизненной силой был прекрасно образован, постоянно цитировал стихи, отрывки из библии и истории
— не идти на сделку с совестью. Поступай так, как считаешь нужным, если чувствуешь, что для твоей совести это ок. Если это даже гнусный по мнению многих поступок, но зная, что оглядываясь назад, не пожалеешь — делай
Только ты и твой внутренний голос в итоге по ночам будет важен, когда останешься наедине с собой
🔹️🔹️🔹️
Знаете, вот я вроде читала классику
Но такого - никогда
Гюго я обожаю всей душой, люблю Шолохова, но
Чтобы текст был написан ТАК еще и с таким размахом и такой глубиной! И главное! Чтобы это было ТАК интересно читать - впервые встречаю
Обычно к классике отношусь с почтительным уважением и восхищением, но здесь.... не укладывается ни в голове, ни в душе...
Заслуженная популярность. Заслуженная пулитцеровская премия
Браво