Истории от солиста легендарного Большого театра.
Владимир Кудряшов был солистом Большого театра, танцевал в мае 1945-го у Рейхстага. Потом много лет отвечал в футбольном «Динамо» за билеты и дружил со всеми великими. А в 1928 году он ходил на самый первый матч, что проводился на стадионе «Динамо».
Перед годовщиной Великой Победы в 2017 году Владимир Владимирович стал героем рубрики «СЭ» «Разговор по пятницам» и пообщался с обозревателями Юрием Голышаком и Александром Кружковым.
«Изучал внимательно, какие-то фамилии вычеркивал: «Этого — не надо, этого — тоже. Остальных — расстрелять!»
— Сталин бывал в Большом?
— Не раз. 12 мая 1945-го мы давали его любимый балет «Пламя Парижа». Все политбюро по улице Горького шло до телеграфа, затем обратно в Кремль, там устроили прием. Как мы увидели эти накрытые столы! Маршалы в парадной форме, один красивее другого. Жуков, Рокоссовский, Чуйков... Под тысячу человек собралось в Георгиевском зале. Сидели буквой «П», во главе стола Сталин, рядом Ворошилов.
— Танцевали?
— С Сусанной Звягиной и Володей Левашовым исполняли Танец басков из балета «Пламя Парижа».
— За стол-то вас пустили?
— Усадили в самый конец. Сначала в комнате закрыли. Говорят: «Когда будет ваш номер — пригласим на сцену». Потом двое подходят, негромко: «Товарищ Лепешинская, вас просит товарищ Сталин». Та отвечает: «Я с друзьями!»
— Смело.
— Пошли все вместе. Иосиф Виссарионович называл ее «стрекоза».
— Почему?
— Она маленькая, шустрая. Сталин улыбается в усы: «Ну, стрекоза станцует нам что-нибудь? Гопак?» Лепешинская кивает. Сталин говорит: «У Ворошилова гармошка есть. А Буденный с вами станцует...» Вот так втроем исполнили.
— Чудеса.
— Еще с Иваном Козловским случай вышел! Спел куплеты Герцога из «Риголетто». Помните? «Сердце красавиц...»
— Разумеется.
— Сталин повернулся. Он всех по фамилии называл, никаких отчеств: «Товарищ Козловский, повторите, повторите!» А Козловский возьми да скажи в ответ: «Товарищ Сталин, я никогда не бисирую!» Не постеснялся!
— Это поворот.
— А Сталин будто не услышал: «Повторите!» Указывает на сердце. Козловский тихо: «Хорошо...» — и спел. На следующий день ясно стало, почему Сталин на сердце указывал.
— Почему?
— В газете «Правда» указ: за выдающиеся заслуги в области оперного искусства наградить Козловского орденом Ленина. Вот что показывал! Мы все потом говорили: «Да, Семеныч, надо же, три минуты пел — и главный орден!» Думаю, Козловский уже тогда все понял.
— На банкете после голодных лет глаза разбегались?
— Слов нет! Такое изобилие! Икра черная, кетовая, рыбы всякие, шампанское, фрукты... Откуда взяли? Но я не столько закуски рассматривал, сколько Жукова. Небольшого роста, коренастый. Сидел недалеко от Сталина, с Рокоссовским рядышком. Тосты не произносил, выпивал молча.
— А вы?
— Мы-то непьющие были. Я мог немножко «Хванчкары» пригубить. После ухода из Большого десять лет работал балетмейстером в Африке. Конго, Алжир, Египет... Вот там пивняком стал. Пиво хлестал постоянно, каждый день две-три бутылки. В жару-то крепкое не лезет.
— Многие в этих краях подсаживались на джин — уверяли, спасает от малярии.
— В Конго малярия жуткая. Нам кололи делагил, лицо от него желтело. Там был прекрасный врач, молдаванин. Научил меня: «А ты не колись! Лучше купи в аптеке пятьдесят грамм французского спирта». Я поразился: спирт?! В такое пекло?! Но заставлял себя. Однажды сидели на вилле у посла Евгения Афанасенко, в домино играли. Принюхался: «Что ж от вас так несет?!» Кто-то проговорился. Сразу вызвал доктора: «Ты что, всем спирт прописываешь — а мне нет?!» «Вы посол, неудобно...» — «Давай-давай». После этого в аптеках Браззавиля спирт исчез.
— Василия Сталина в театре видели?
— Вот его — исключительно на стадионе. Матчей ВВС он не пропускал. Летом на футболе, зимой на хоккее. Лед тогда на «Динамо» заливали у Восточной трибуны, расставляли маленькие бортики. До сих пор перед глазами картина: Василий со свитой генералов шагает к трибуне. Папаха, меховой воротник, унты...
— На отца не похож?
— Абсолютно. Ни внешне, ни характером. Василий — шумный, говорливый, а отец — спокойный, немногословный. Старые чекисты рассказывали — когда Берия приносил расстрельные списки, Иосиф Виссарионович садился с карандашом за стол. Изучал внимательно, какие-то фамилии вычеркивал: «Этого — не надо, этого — тоже. Остальных — расстрелять!»
«Что не в полную силу танцуем, Володя? Вчера в футбол гонял?»
— Вы сами в футбол играли?
— Раньше проводили чемпионат среди московских театров. Все участвовали — Большой, Малый, МХАТ, «Современник», «Маяковка»... У нас была неплохая команда — все-таки артисты балета, спортивные, быстрые. Я в воротах стоял. Как-то меня подбили. Наутро репетиция. Я — солист балета, танцую в «Лебедином озере». Леонид Лавровский, художественный руководитель, смотрит на меня. Чувствует — еле-еле двигаюсь.
— Отчитал?
— Останавливает репетицию, подзывает: «Что не в полную силу танцуем, Володя? Вчера в футбол гонял?» Да, отвечаю. Тот спокойно: «Давай договоримся. Либо ты вчера последний раз играл, либо сегодня последний день работаешь в Большом театре...»
— Завязали с футболом?
— Пришлось. Когда танцевать закончил, снова в ворота встал. Команду Большого театра тренировал Лева Яшин, мой друг! Помню матч с артистами Центрального дома культуры железнодорожников. Тот, что построили у трех вокзалов на сокровища, найденные в стуле. Оттуда сюжет Ильф с Петровым взяли!
— Артисты-железнодорожники играли здорово?
— Пропустил я семь мячей. Яшин посмотрел на меня: «Танцуй лучше...» С языка чуть не сорвалось: «Не ты ли, Лева, от «Локомотива» тоже семь получил?» Был такой эпизод. Но удержался. Зачем друга обижать?
— Кто с Яшиным познакомил?
— То ли Всеволод Блинков, то ли Николай Дементьев. Коля играл за «Спартак», пока не перевели к нам, в «Динамо». Как и Сальникова. Тогда было просто: отца Сальникова арестовали, Берия сказал: «Перейдешь в «Динамо» — папу выпустим». Все, перешел. Папа-то дороже... А Лева с Валентиной Тимофеевной очень любили балет!
— Для нас это новость.
— Ходили, ходили. Не только когда я танцевал. Иногда с Яшиным выбирались в ресторан «Арагви» на улице Горького. Удивительный был человек! Большой скромности — но все время курил. Мне говорил: «Ты-то, Вова, не выпиваешь...» А сам заказывал бокал коньяка — и сигарету одну за другой. Когда я напоминал, что завтра тренировка, усмехался: «Так у меня же — не у тебя. Что ты волнуешься?» Утром я приезжал на стадион. Смотрю: Яшин два свитера надел и вкалывает наравне со всеми.
— За что Латышев однажды удалил Яшина с поля?
— Столкнулся с игроком ЦСКА Володей Агаповым — и отпихнул его довольно грубо. Карточек тогда не существовало, еще надо было убедить виноватого уйти. Агапов в соседнем доме живет. Все ему припоминаю: «Как же ты, Володя, такую провокацию сделал? Леву из-за тебя с поля выгнали!» В ворота поставили Беляева. Способный был вратарь. Но не Яшин!
— Кто для вас — голкипер номер два?
— Жмельков. Выдающийся парень, пенальти брал все до единого. Худенький, высокий! В конце 60-х годов зарезали где-то в Подлипках. Хомич тоже мне нравился, небольшого росточка, прыгучий.
— На рыбалку с Яшиным ездили?
— Не-е-ет. Лева ее обожал, а я ни разу в жизни не был. Скучнейшее занятие. Он отмахивался: «Ничего ты не понимаешь! Садишься рано утром на берегу, дождик накрапывает, ты накрыт плащом, закидываешь две удочки, ждешь... Наслаждение!»
— Каждому свое.
— Вместо рыбалки я лучше в театр схожу. Или в цирк. Кстати, хорошо знал Юрия Никулина. Очаровательный человек. Его сына Максима, которому недавно 60 лет исполнилось, я вез из родильного дома.
— На чем?
— На собственном «Москвиче». У Никулина машины еще не было. Это позже особенную «Волгу» купил, пикап.
— Юрий Владимирович, кажется, за «Динамо» болел?
— Да. На стадионе появлялся нечасто, хотя абонемент в ложу ему каждый год присылали. Как-то заехал к Никулину на Цветной, попросил пропуска для игроков «Динамо». Он уточнил: «Кому?» — «Терехину и Черышеву».
— Что ответил?
— Хмуро: «Пусть в кассе билеты покупают. Вот забьют мячей пятнадцать за сезон — дам». Я что-то пролепетал — а Юрий Владимирович рассмеялся: «Да шучу». Крикнул секретарю: «Надежда, выпиши «Динамо» четыре пропуска в ложу».
— Яшин в последние годы тяжело болел. Навещали?
— Конечно. Жил он в Чапаевском переулке. Когда Леве ногу отняли, продолжал на матчи приезжать. Сажали слева от правительственной ложи, выше 20-го ряда, там барьерчик есть. Ставили креслице, чтоб костыли мог пристроить. Встречали Леву всегда, помогали подняться туда, наверх. Брал рюмочку, бутербродики. Видел отлично! Вот слышал уже плоховато. За неделю до смерти ему домой звезду Героя Соцтруда привезли. Он уже не вставал, а тут подняли с постели, сорочку надели. Худо-о-й!
— Приехал Рафик Нишанов из Верховного Совета.
— О, точно! Нишанов вручал, я все фамилию вспомнить не мог. Еще были Симонян, Парамонов, Царев, Якушин...