Иван просыпается и, потягиваясь, думает о том, что пятьдесят третья ночь прошла легко и спокойно. Ничем не отличаясь от прошлых ночёвок на «Сирене». Смотрит на часы, и мысли несутся по тесному колесу круговерти дня как хомячки.
Семь утра! Девчонки ещё спят. У них подъем в девять. И расписание никогда не нарушается. Не изменилось даже тогда, когда Ленка объелась ананасами. Вот занятие – забавляться с гейзерным принтером. А Ольга не такая. Иван знает – она любит груши, но больше двух не печатает. На космолёте доктор – жёсткая ответственность. Да, пожалуй, и по жизни Ольга не ведётся на бесконтрольный зов плоти, судя по её стойкости к Серегиным подкатам. Этакая она… стальноперая птица, не поддаётся чарам командира. Он молод, мускулы на лучших симбионтах, что ей ещё? Может, Ольгу отталкивают три Серегиных руки?
Иван чувствует, как похотливый глюк предательской испариной осел над верхней губой. Представляет руки командира, отталкивающие соблазнительную грудь Ольги. От душной волны жара пересыхают губы. Резким кивком головы откидывает назад длинную чёлку, выуживает из нагрудного кармана капсулу, с жадностью глотает.
Да, Сергей – экстремал. Из племени глухонемых единственный, кто решился на бионическую руку. Иван с презрительной ухмылкой поднимает брови. А вживление речевого резонатора? Скрип по всему космолёту слышен, мешает сосредоточиться на настройке трансформаторов «Сирены». Даже не хочется утром чип крепить. Серёгина речёвка скрежещет, как ржавая тёрка. Надо посоветовать при случае более продвинутую модель. А пошел он! Может быть, собирается к землеходам? Или вообще после задания сбежит в племя говорящих. Понторез, бесит его красивая рожа и сальные взгляды, направленные на Ольгу. Опрокинуть бы его командирское кресло и отметелить трёхрукого. Красуется перед девчонками, играя рельефами торса, как формованный сыр на домашней тарелке. Кстати, о сыре. Неплохо бы напечатать национальное блюдо. Только определиться, в каком виде. Иван любит в косичке, как мамин домашний.
Серёгу осуждает всё племя. Скрипучий разговорник рассорил его с семьёй. Остальным членам «Сирены» фиолетово, они его и такого терпят. Подумаешь, три руки, а у них две. За пять лет существования команды всякое повидали. А его отец по сей день не разговаривает с сыном. Родителям стыдно, в племени тайно осуждают излишества, такие как третья рука и речевой имплант. Порицают непочтительное отношение к традициям глухонемых. Да, они ещё не знают, что Серёга не молится совсем. И девчонки, глядя на него, – туда же. Переговорные чипы, необходимые при работе в космосе, на Земле прячут. «Деградация от прогресса», по выражению старосты коммуны, уважения в общине не добавит.
Иван вспоминает, что недавно мать Сергея на сеансе виртуального свидания растопыривала пальцы и клокотала до пузырей, иногда завывая, как насосная в душевой, когда кончается вода. Хлюпала носом со свистом, клокотала горлом так, что девы попрятались в капсулах. Иван застыл в наблюдательной стойке, хотя чип переключил на приглушенный звук. Ему показалось, что от внутренних токов, исходящих от пальцев Серегиной мамаши, тело её не слушается, и женщина неистово пляшет, как старики на общих праздниках, в припадке воспоминаний о лучшем былом. С усталым оскалом и приторной сердобольной благостью во взгляде…
– Сынок! Как же мы будем общаться с отцом? Не хочет он учить эту чужеродную науку чтения по губам. Я-то с трудом освоила. А все равно, хотя ты – моя плоть и кровь, губы твои как чужие наросты на родном лице. Сынок! Не принимает душа речёвку вражью и наушники – дьявольские игрушки!
Серёга в ответ дребезжал и размахивал тремя руками, будто сломанная мельница с культями вместо лопастей.
– Мама, скажи отцу, что с моими «излишествами» легче исполнять службу. Ведь я командир космолета «Сирена», неужели он не гордится этим?
– Да, сы́ночка, конечно, мы все гордимся. Только боимся, что от богохульного способа общения Богиня Глухота и Бог Молчание отнимут у тебя чувствительность пальцев. Ты рождён в гордом племени Глухонемых. У нас испокон веков пальцы ног и рук выражают чувства. Мы ощущаем всё живое острее, ярче. И плоть у нас сочнее, чем у сухопарых говорунов. И ноздри наши заглатывают вонь, а выдыхают историю. Можем направить человека на помыслы и дела, один раз увидев и почувствовав. И лишь священная обувь нам разрешена богами в помощь. Не зря же у племени непобедимый фарт в обувном ремесле. Мы живём на благословенной земле и развиваемся быстрее других только благодаря молчаливым покровителям. А ты, сынок! Божественный дар размениваешь на цацки чуждых забав. Могу пожалеть несчастных говорунов. Они несовершенны, у них нет наших способностей, но я...
Сергей резко перебил всхлипы матери:
– Мама, зачем мне выдержки хвалебного устава талдычишь?! А ещё учитель в школе! На земле все люди одинаковы. Каждый имеет свою ценность и другие тож-ш-е-е… шшшшш… щщщ… ыыышш… – шумел голос сына, как при шлифовке заклепок на обшивке «Сирены».
– О-о-о!.. Сынок! – беззвучно ревела мать, отчаянно барабаня пальцами ног послание сыну, нетерпеливо переваливаясь, как утка, на одном месте, не понимая, отчего её чадо в ответ только косоротится. И почему в приватную беседу заглядывает рябая рожа рыжего Ивана с хищной ухмылкой. Бесцеремонный нагло шлёпает сочными, как у девки губами, которые просят родного её Серёженьку прекратить шипение и настроить речевой регистр.
Командирская родительница устало расплылась в кресле узкой кабинки связи, откинувшись на спину, обессилев, прикрыла веки. Но при этом нервно вздрагивала, продолжая шевелить пальцами ног, рук и, заодно, упражняться в губной гимнастике передачи смыслов. Иван считывал её тревожные импульсы, направленные сыну Сергею.
– Что мне люди? Ты у нас один-единственный, моя жизнь и моя надежда. Моё счастье и мои страдания! Не мучай родителей, верни облик в божеский вид. Не нарушай правил родословного племени! Прошу тебя, не истязай моё сердце!
А Серега, разгоряченный мамашей, истощил долготерпение и искрился так, будто в его тело впивались заржавелые диски древних электрических пил.
– Жжжж… ииии… ииууужжжж…
***
Иван замечает по монитору, что Ленка хлопает глазами. Сейчас эта пуля выстрелит – и понеслась. Пузырчатые прыщи от ананасового передоза прошли. Шершавые пятна краснеют только на лбу. Лежит, нежится. До девяти ещё час.
– Ну и лежи, – великодушно хмыкает наблюдающий. – И чего в такую рань проснулась? Чешись теперь от фруктовых излияний. – Иван вспоминает про Свету. – Разбудить пышнотелую ведьму? Так, моё расписание. Что у нас сегодня? «Мозгочас», плыви ближе! – Ловко направляет рукой устройство. Оно зависает перед его глазами прозрачным облаком с чётко очерченными, ломаными краями. – Ну, давай, заливайся быстрее и гуще!
Облако мутнеет молочной поволокой, а затем словно творожится. Кодовые символы кружатся сливочными крупинками и заплетаются в золотистые косички.
– Каждый раз глотаю слюни! Так похож на мамин ароматный сыр. Чудится вкус и запах домашней сыроварни, кисломолочный, с терпкими травами, и даже плесень на сыре горько-сладкая с едким душком, как свежий мох, оторванный от лесной подстилки.
Не зря пересмешница Ленка называет «Мозгочас» сырной ловушкой воспоминаний. Изобретатель виртуального календаря явно из нашего племени.
Иван блаженно улыбается, трясёт головой, будто отгоняя видения, и деловито пробегает взглядом по кодированным косам информации.
Инструкция на 15. 02. 2095 г.
Дезинфекция тела и капсулы – 7.00 (пометка – сделано*).
Завтрак, по кодированному меню – 7. 40*.
Молитва по уставу племени – 8.20.
Работа на ножных педалях с документами – 9.00.
Начало сбора информации – 10.00 – 20.00.
Прием пищи в любой временной отрезок, по кодированному меню.
Архивирование дневных событий, закладка в отчетные отсеки – 20.00.
Загрузка технических инструкций и отправка на землю – 21.00.
Отбой, дезинфекция тела, сон – 22.00.
– Так, не пропустить бы, время молитвы, – Иван ныряет в свою капсулу и уединяется.
– Бог наш Молчание!
Отключи звуки Вселенной,
Ибо звуки могут обмануть.
Не пусти их в помыслы наши,
Не дай мирской суете
Затмить разум мой,
Не отнимай чувствительность
Пальцев моих!
Не оборви связь с душой моей!
Огради от искушений
Генетических переделок!
Славься во веки веков,
Богиня наша – Глухота!
Защити и сохрани нас,
Племя рабов твоих,
Навеки преданных
Священному уставу!
Аминь! Аминь! Аминь!
Закончив молебен, бодро выходит из прозрачной капсулы.
Команда в сборе и все поглощают свои завтраки.
– Доброе утро друзья! А пупырчатой коже моё добрейшее почтение за страдания от порочной жадности! – Иван с бутафорской напыщенностью кланяется в сторону Лены.
Ответным кивком головы приветствует его Лена, одной рукой почёсывая лоб, другой придерживая тюбик какой-то диетической болтушки.
– Заедаешь вину фруктовых возлияний? – подмигивает Иван.
Сергей выглядывает из-за высокой спинки командирского кресла.
– Привет, Ржавый!
Бортовой врач Ольга с набитым ртом мычит что-то невнятное.
Она раньше всех успела изучить магнит – инструкцию. Подсунула себе под босые ступни педали и вовсю нажимает теперь на интерактивные клавиши. До чего же грациозно! Перебирает пальчиками ног с красными ноготками. Отстукивает разбивку дневных планов. Руки её в то же время раздирают на части волокна сухого мяса. Не любит она добавлять в принтер масло, вот и давится всухомятку.
Света целует ворона Василия, кормит с рук любимца команды. Утром всегда так.
А перед сном обычно Иван прикрепляет на единоличные обители магниты с заданиями.
«Прозрачный гроб», – всегда хихикает Ленка, запрыгивая в тесное убежище. По-детски сворачивается улиткой в пижаме-балахоне и быстро засыпает.
«Моя усыпальница царевны», – с картинной величавостью восходит к себе Ольга.
«Обитель ворона и Феи», – тяжело кряхтя, громоздится в капсулу большая Света. Снаружи прозрачный купол утыкан магнитами птиц и жуков. В отсутствие хозяйки через стены можно увидеть тряпичные барханы из белья, в отличие от сверкающих чистотой мест обитания Ольги и Лены.
Светка – тяжеловесный ученый во всех смыслах. Одаренная талантом и наградами энтомолог-генетик. Внешне – крупногабаритная, колоритная деваха. О том, насколько она заморочена работой, в команде слагают байки.
Однажды Ленка улучила момент, когда вдохновенная фея генетики застыла в отрешённой позе, наблюдая, как муравьи ищут пропитанные сиропом палочки. Насекомые сновали по стеклянному лабиринту и, будто под гипнозом её взгляда, быстро находили угощение. Вскоре подопытные как -то сообщали менее расторопным сородичам о месте нахождения лакомства.
Лена подкралась сзади к увлечённой подруге. Соорудила на её голове гнездо из змеевидных кос, которые топорщились в разные стороны. Светка проходила Медузой Горгоной весь день, ни разу не взглянув в зеркало. А может, и смотрела, но себя там не увидела, перед глазами ползали муравьи.
Она и в быту рассеянная и не домовитая, оттого часто трогательна до комических картинок. «Пончик-антистресс», – игриво называют Свету на командных чаепитиях. Её тело на вид такое сдобное, что чай кажется сладким, если пить вприглядку на неё.
Строгий Каримыч, проверяющий и обслуживающий капсулы на Земле, каждый раз долдонит, аж педали трещат: «Хлам и мусор – знать, девица без вкуса». Светкину замызганную капсулу с пятнами от магнитов будто не замечает. Отчистит, отмоет, проверит «обитель ворона и Феи», а потом блаженно улыбается, с восхищением поглядывая на девицу без вкуса.
Поцелует ли его когда-нибудь Света? Так же нежно, как ручного ворона Василия. Скорее всего, никогда. Словно непомерные амбиции энтомолога навсегда зашторили для неё театр жизни людей, оставив на сцене лишь насекомых. Только они по-настоящему важны для неё и вдохновенными светлячками освещают путь ученого.
Странный объект – птица-жук Василий!
Испытательница называет ворона «удачей» и «практической составляющей диссертации». Ручной любимец на «Сирене». Он даже научился отвечать на самый надоедливый вопрос: «Василий! Как тебе живётся с крыльями жука и утиным носом?» На что ворон клюётся и колется жёсткими дисками крыльев с перистым подбоем. Девочки часто дразнятся, с нежностью раздувая веерную гофру птичьего хвоста. Шелковистые подкрылки трогательно трепещутся слоистыми листочками с тёмными прожилками. Василий дерзко орёт густым голосом Серёги: «Кряяяя-кряяяя-кряяяя!» Почему птицу яро заводит речевой аппарат командора? Так противно подражать голосовому скрежету.
Девочки подтрунивают: «Света, а помимо утиного клюва не подмешано ли в генетический код Василия попугайство?»
Истерит гмо ворон в минуты, переполненные страданиями от долгого отсутствия его создательницы, когда Света превращается в отшельника и ворожит в лаборатории, не замечая времени.
***
Иван, уткнувшись взглядом в отчётные записи, устало таращится, трёт глаза и бросает ежедневник на стол. Ловко лавирует на кресле, умостившись ногами на выдвижные подстольные педали. С видимым усилием натягивает на босые ступни сенсорные ножные перчатки. Расправляет каждый палец, вяло шевелит ими.
– Неуютно, как в презервативе, но что поделаешь, – мысленно сетует Иван, – понятно, почему наши девы босоногие танцуют пальчиками по клавишам.
Ольга тихо подходит к креслу Ивана и мельтешит пальцами рук перед веснушчатым лицом парня. Рыжий настороженно цепляет взглядом руки девушки, с вопросительным выражением переводит взор на её подвижные губы и укоризненно цокает языком. Затем указательным пальцем касается её виска, где должен крепиться слуховой чип. Ольга машет рукой в сторону своей капсулы. Иван переходит на азбуку пальцев рук. Пара молодых увлечённо показывают друг другу замысловатые комбинации в складывании длинных пластичных помощников. Иногда помогают себе губами; то сворачивая их трубочкой, то растягивая в странных гримасах, похожих на хлопочущие образы музейных мимов. Лица общающихся меняются до неузноваемости, будто у них спор. У кого в запасе больше масок?
Сергей подкрадывается сзади к Ивану, неожиданно, с враждебным вызовом в грозном обличье, ядовито скрежещет.
– Жур-р-р-чите? Ещё и лапами дёргаете? На «Сирене» я устанавливаю правила и форму общения. Что за представления? Здесь нет общинного старосты, почему без чипов? Или я чего-то пропустил? – Он грубо, с шумом переворачивает кресло Ивана. Тот успевает отскочить и отстранить Ольгу на безопасное расстояние, защищая девушку от прямолинейной ревности командира. Сергей, как бесстрашно яростный дурень- бугай, выражает эмоции спонтанно и бескомпромисно. Не умея лавировать и управлять потоком чувств. Предпочитая выплёскивать душевные порывы изнутри наружу. И сейчас, казалось, что лицо ревнивца сводит судорога. Все три руки согнуты и выставлены вперёд со сжатыми кулаками. Зловещим монстром надвигается на Ивана, тот отступает, пятясь спиной.
Света и Лена мгновенно оказываются рядом, смыкают руки вокруг мощного командирского тела, сгруппировавшегося для боя. Стараясь не выпускать его из плена крепких объятий, со слезами и стонами зацеловывают горячечное лицо буяна. Прижимают к себе разъяренно хрипящего самца. Который, едва отдышавшись, затихает в душистых оковах, безвольно сползая с девичьих рук на пол. Света и Лена срываются с места и мгновенно возвращаются обратно. Истерично трясут слуховыми чипами и зарядными устройствами перед глазами Сергея. Укоризненно барабанят по полу пальцами ног, пока он повинно сутулясь не отворачивается от всех. Могучие плечи командора вздрагивают, покачивая тремя руками, свисающими как сильные, но унылые плети. Девушки с победононсным видом уводят поникшего командира в прохладный грузовой отсек, оставив наедине Ивана и Ольгу.
***
Дневник Ивана.
– По должности я бортовой документалист. «Ванька Архивариус», – так называла моя [Р.1] бабка. Она умела шипеть и издавать некоторые слова. «Отголоски боевого прошлого», по её же выражению. Обожаю и помню, мы с ней много читали. Бабуля с гордостью сообщала каждому новичку: «Наше племя проявило великую мудрость, когда перестали запрещать книги говорунов». Моя мудрая Шипучка всю долгую жизнь собирала книги в племенную библиотеку. Заказывала их виртуальной почтой. Родные часто пеняли: «Мама! Ты оставила в книжных лавках говорунов наследство богатых предков. Шипучка, резвая на словцо, одёргивала упреки и отстукивала пальцами по столу: « Деньги, - моё приданое! А вам я оставляю сокровища на века».
Мы с мамой и отцом много читаем, но не забываем ходить в храмы. Наше упрямое племя постепенно прониклось культурным наследием книжного богатства, оставленного Шипучкой.
Да упокой ее душу, Богиня Глухоты!
Только староверы, как Серёгин отец, на дух не переносят изменения в устоях и правилах племени. Их единственный сын попал в международную лётную гильдию по настоянию общинной школы как лучший и прилежный в науках ученик. Я думаю, что отцовская муштра сделала Серегу таким упёртым. А эрудиция и интеллект – не одно и то же. Я, к примеру, всего достиг сам и Ольге постоянно на это намекаю. Пусть оглянется по сторонам, кто достойнее меня?
В мои обязанности входит сбор бортовых исходников дневных отчетов.
К концу рабочего времени члены команды приносят на проверку данные суточных наблюдений. Приходится стоически просеивать смесь чепухи, а иногда и откровенный стёб друзей надо мной. Каждый раз как-то умудряюсь выуживать главные события из набора уморительных прозвищ, наблюдаемых объектов. Сложно не подавиться икотой от приступов смеха, когда читаю абсурдные искажения официальной терминологии. Я стараюсь синхронизировать сумбур жизни на «Сирене». Хотя не просто уловить суть малозаметных изменений. Глаза привыкают к монотонной картинке приборов.
Кроме энтомолога Светы, остальные отчитываются совсем не по уставу. Как тут выделить главное и подозрительное? Заметить микронное движение в многолетней неподвижности космических наростов. Рискованное дело! Ууу...ххх!
Нет, конечно, шучу. Вначале деловые отчеты, а потом и поглумиться не грех. Я не зануда.
Команда опекает крупные астероиды в опасной близости от Земли. Мы замечаем даже мизерный скол на корявой корке чужеродцев, исследуем каждый миллиметр твердокаменных тел. Вслушиваемся в эхограмму, как в стук своего сердца. Замечаем малейшие оттенки окраса объектов в зависимости от времени суток. Отвлекаемся только на отпускные месяцы на Земле.
Конечно, все знают, что наше дежурство боевое. На борту «Сирены» имеется термоядерный гарпун и ещё множество грозных примочек. Космические гуляки никогда не ворвутся в наш дом.
Отчётное месиво стараюсь компактно утрамбовать в официальную форму, удобную для земного руководства. Власти сами решают, когда и как подать новости, а что утаить.
А подарки из дома! Это жесть! Что нам посылают родственники каждый месяц почтовым челноком? Помимо воды, воздуха и еды от командования полётами. Мама положила мне два браслета-оберега и три – Сереге, на каждую руку. Лене шлют тонны домашнего мармелада. Ольге родители присылают кучу лекарств на любой чих. Семейка врачей, понятно! У нашего энтомолога Светы серьёзный родитель. Изводит её строгими инструкциями, как надо быть «достойной своего знаменитого отца», в прошлом побывавшего в одном из звездных рукавов Млечного Пути. Хотя наша команда в экспедиции на «Сирене» уже третий раз. А на летной практике мы в состоянии анабиоза так же подлетали к самому близкому рукаву нашей галактики. Просыпались загодя, только на дни экскурсии. Конечно, выйти в космос «молодняку» никто не позволил. Неслись по заданной траектории на новейшем корабле из углеродного сплава с вкраплениями железа, не чета старенькой «Сирене» класса «Титан». Но мы любим нашу космолёточку. Она сравнительно тихоходная, своеобразная таможенная заслонка. Наблюдательный дежурный маяк, где проходят службу такие как мы – космические новобранцы от науки. Среди них я, пожалуй, один, кто не забыл ещё молитвы.
У меня набожные родители, и даже моя дерзкая бабка ходила в храм, помолиться Богине Глухоте и Богу Молчания. У нас много памятников и общинных приходов. Племя глухонемых почитает и оберегает традиции, но учение своё не навязывает другим. Хотя мы знаем о страшных фанатиках, таких как коммуна Великанов, изгоняющих низкорослых, по их меркам, «...чтобы избежать вырождения и загрязнения рода», как записано в их шовинистическом манифесте.
А Землеходы! Секта, с успехом уводящая за собой целые племена на поиски новых смыслов жизни. Могучая сила слова и духа исходит от них. Некоторые подростки из нашей общины по-тихому, ужом проползают к кочевникам-вещателям.
Помню, тихий и скромный отец наставлял нас с сестрой:
– Вера есть у всех в душе. Просто некоторым некогда молиться и посещать храмы. Мы – племя чутких людей. Ведь говорящие и слышащие видят только контур человеческий, зачехлённую оболочку. Речи чаще всего искажают и исполняют волю сиюминутного желания оболочки. Если страшно, то трусливая плоть защищается языком. Хочешь любви? Похотливое тело заставит язык изощряться в зазывных птичьих песнях. И так до бесконечности. Громыхающий полым барабаном разговорник изменчив и податлив. Издаёт любые звуки, что пожелает оболочка. А оболочка всегда бахвалится и представляет всё наизнанку.
Хочешь узнать душу? Отключи звуки.
Единственно, когда язык правдив, – на смертном выдохе. Душа прощается с телом в святой тишине, и язык не в силах её обмануть на мгновение.
Дети мои, судите людей по поступкам, по выражению глаз, по изменению поз. Пальцы наших рук и ног выражают суть, без налета обманчивых звуков.
Моя мудрая бабка всегда встревала, когда её сын много и занудно мироточил. Освобождала нас от исповедальных мудростей, не постижимых детским умишком.
– У слухачей говорунов есть завидное богатство. Музыка! – шелестела Шипучка. – Вот чудо, подаренное богом слышащим трескунам. Но мы сами приняли решение о греховности слуховых имплантов. Они запечатают нам путь к небу и бесконечному молчаливому космосу. Может быть, в будущем, но нет, не сейчас. Рассы́паться пирамиде наших устоев легко, только выдерни первый камень фундамента.
– Мы никогда не забудем твой совет, отец, – отвечали мы с сестрой. И разлетелись по космосу с разной миссией.
***
Дневник Ивана
Однажды на «Сирене» команда резвилась так, будто превратилась в гогочущих гусей, не чующих берегов. Напечатали куриное филе в мятном соусе и любимые сорта сыров. Достали винные шарики, чтобы отметить день рождения Ленки. Пару слов о смешливой горгулье.
Лена не из картинных красоток. Глаза у неё далеко посаженные друг от друга и, похоже, навсегда разругались. Зрачки творят, что хотят, будто из вредности. Левый может забежать вверх, когда правый сосредоточенно смотрит на собеседника. И наоборот, когда правый готов остепениться и замирает на интересном для Ленки объекте, зрачок левый может спрятаться во внутреннем уголке глаза, как в убежище. – Мои зенки шалавы отличаются разнузданным поведением в отличии от скромной хозяйки. – Смеётся девушка.
Родители не разрешают внедряться в «данную природой и богом особенность» дочки. Да не очень-то она и хочет. Улётная улыбка нашей горгульи затмевает все глазные несуразности. Когда пересмешница открывает сливовые губы, аппетитные, блестящие от полноты жизненных соков, щедро обнажает на наше обозрение крупные белые зубы с щербинкой посредине, – тогда издаётся низкое гурление, похожее на бархатное хохочущее утро, когда летний полог поднимается ласковой маминой рукой. Родной поцелуй на моей щеке приносит медовый дух цветущего сада. Матушка щекочет меня за пятки и….
Ленкин смех долго обволакивает плюшевым домашним спокойствием, попадая через слуховые чипы. Мы чувствуем запахи и мгновенно влюбляемся в нашу горгулью с непослушными глазами. Будто она подняла нас и покружила над ароматными сыродельнями родного племени, где уютные тёплые дома, где наши родители выращивают скот и где живут обувные мастера, там ровные виноградники обозначают границы дозволенного внедрения на чужую территорию…
Оттого мы и прозвали Горгульей, по подобию гурления голубки и мурлыкания котенка. Жаль, что родители Лены никогда не слышали смех своего ребенка из-за племенных предрассудков.
***
День рождения.
Иван в голос хохочет над Ленкой, корчащей рожи, не щадя женскую природу. Сергей презрительно хмыкает, косясь на соперника, демонстративно приседает и встаёт, вытягивая вперед три руки.
– Мы будем начинать или нет? Я отключу автоматику и уйду от вас в командирское кресло, –нагнетает нетерпение забияка.
– Командор! Не бушуй! – выкрикивает Лена и ныряет в грузовой отсек под нашим этажом.
– Зачем ты туда полезла? – спрашивает Ольга и подходит к люку.
– Хочу оживить каюту командного состава украшательствами, – слышится глухой ответ снизу.
– И я превратилась из конструктора космосистем в вора-карманника! Тырю вкусности из посылок. А у Светки, кроме педалей разных систем, ничего хорошего.
Света тяжело топает к люку. Теперь они обе с Ольгой смотрят вниз, где копошится Лена.
– Не трогай мои педальки! – беспокоится Света.
Ольга обнимает её и шепчет:
– Лена не читает чужие письма. Надеюсь, педали у тебя закодированы? – Света кивает.
Лена поднимается из люка с охапкой свертков. Игривые зрачки бегают, выдавая плутовские замыслы именинницы.
– Судя по твоей хитрющей мордахе, предчувствую оргию обжорства, – смеётся Ольга и помогает Лене распаковывать кули. При этом она шепчет на ухо Свете: – Тащи наш подарок.
Света, грузно покачиваясь, уходит. К девушкам приближаются Сергей и Иван.
– Помощь нужна? Хлопотуньи.
Ольга заговорщицки наклоняется к ребятам и тихо спрашивает:
– Заметили, как Светка двигается?
– Наша пышнотелая всё задевает, – замечает Лена, – ну и пусть, девка в теле!
– Пончик-антистресс с опасным утяжелителем, – встревает в разговор Иван.
Сергей озабоченно возражает:
– Надеюсь, вы не против симбионтов? Прошли времена, когда костно-мышечную систему поддерживали грузные тренажёры, а корабли внутри выглядели как барахолка. Оглянитесь на теперешние просторные отсеки, летать вниз головой не надо, мышцы стальные…
– Я о том и говорю! – перебивает Ольга и зажимает себе рот ладошкой. Потом, продолжает шепотом: – Тише! Я узнала, что Светкин отец сэкономил. Встроил ей в мышечную ткань симбионты первого поколения. Он, видите ли, не верит новинкам имплантов и убедил в этом свою единственную дочь. – Ольга опасливо поглядывает на отсек, куда удалилась Света, и продолжает. – Она же, когда прилетает на Землю, сидит дома. Гравитация ее обездвиживает. По всем признакам, старая партия симбионтов от земного не очищенного воздуха увеличивает массу. Светка мамонтом топочется по земле. Тяжёлая! И никому не жалуется.
– Так мы же их растворяем, когда прилетаем на Землю, – замечает Сергей.
– О чем и речь! – шепчет Ольга. – Я врач, знаю досконально все процессы восстановления. У неё не так, как у нас. Старые модели симбионтов не растворяются и не выводятся из организма. Необходимо оперативное вмешательство. Света может погибнуть.
– Я всё слышу, – выглядывает Света из арочного проема. – Давно ощущаю себя гмо-бегемотом. Знаю, что у вас симбионты временные. А у меня... у меня… – губы её дрожат, и она отворачивается. – Вы заблуждаетесь, что с помощью химико-биологических процедур реанимационный период пройдет правильно. И папа мой ни при чем. Он и не знает, что я с собой сделала. – Светка тяжело дышит, резко поворачивается к столу и нависает над друзьями.
– Ой, Светуля, – смущённо тараторит Ленка, – ты над столом прям как надувной парашют. Ребята! Помните, проходили устройства древних самолетов. Светка! Ах-ха-ха, ой, не могу! Мы с тобой в музее ночевали, чтобы разобраться в парашюте для доклада, запутались и уснули в тряпичном плену. Ах-ха-ха… У говорунов забава была – прыгать с исправных самолетов на мешках. Ты, подруга, точь-в-точь парашют. Ах-ха-ха.
– Это ты к чему брякнула? – агрессивно прерывает Ольга нервозную трескотню Лены. – Тебе что, Света – тряпичный мешок?
– Да нет, я просто вспоминаю нашу юность. Как было здорово в лётной школе и в лагере на планете Гру!
Света, рыдая тяжело топает в свою капсулу. Девушки бегут за ней, скребут ноготками по стеклу, с извиняющимися улыбками машут затворнице.
– Светуля, роднуля, поговори с нами, легче будет, – ласково просит Лена. – Помнишь, какой красоткой пришла к нам в середине учебного года? Ребята на Гру только с тобой хотели танцевать и летать в одном отряде. А подземного крота помнишь? Такой лось безрогий вылезал из-под земли на твой зов. Хоть и слепой, а находил именно твою руку с угощением. А мы стояли, обделенные вниманием его слюнявого языка.
Ольга приходит на помощь Лене и надсадно кричит:
– Да, крупные на Гру землеройки. Правда, Светик? Зато земля как пух.
Девчонки натужно улыбаются и уже настойчивей колотят по капсуле Светы. Она, зарёванная, выходит, подруги обнимаются. Света сквозь смех и слезы воркует:
– Как не помнить, я там девственность потеряла.
Серега обрадованно машет тремя руками:
– Да кто же не потерял там девственность? Летали на этих трахолетах, как в бочке селёдки. Все случалось ещё до посадки на Гру.
Команда дрожит от конвульсий смеха.
– А помните? – таращит глаза Лена, икая и отфыркиваясь. – Как... старый Мякиш орал на нас в лётной школе: «Яйцами не брякайте, на пупок, на пупок сажайте!» – нависая над тренажёрами и рыгая на нас чесноком. А парни ощупывали свои нежные места, проверяя, не брякают ли…
Все опять отвязно ржут, бесшабашно катаясь по полу, заворачиваясь в клубок восторга, тревожного от непредсказуемости нахождения в космосе.
Иван направляет себе в рот вакуумный пакетик с водой, раздавив герметичное отверстие между пальцев, и жадно глотает. Еле отдышавшись, он командует:
– Давай, Ленка! Жги первой! Довольно соплей ностальгии. Где твои педальки? Отстучи сегодняшний фальшивый отчётик!
Лена высвобождается из клубка дружественных, но истязающих объятий. Томно моргая глазами, обиженно голосит:
– Вы, уроды бесячие, дураки поганые! Поздравлять меня собираетесь? Где мой подарок, вот попробуйте подсунуть мне какую-нибудь срань. Я вам год мозг выедала, что хочу новый аквачип, чтобы слушать музыку в ду́ше. Ну? И где он? – Лена вытягивает руки и по-детски растопыривает пальцы. Зрачки разбегаются в разные стороны, поддерживая боевой настрой хозяйки.
Все заговорщицки глядят на Свету. Та достает из своей капсулы свёрток и подходит к Лене:
– Горгулья! Наша шальная любимка! Поздравляем от всей команды! Ты у нас самая класснючая и не даёшь нам озвереть. Команда благодаря тебе часто выпускает наэлектризованную тревожность…
– И ещё кое-что более ощутимое выпускает, – Ольга прыскает в кулак и ехидно смотрит на парней. Света продолжает: – В общем, я от себя скажу, что ты моя любовь и привязанность навсегда! После Василия, конечно. – Света поворачивается к ворону и треплет за крыло, он в ответ нежно щиплет её за палец плашками клюва. Все опять смеются. Ворон, выпущенный из клетки по случаю торжества, важно восседает на жёрдочке.
Дневник Ивана.
***
– Елене Прекрасной наше глухонемое за здравие! – проскрежетал Серёга и короновал именинницу силиконовой короной, присобачив скользкую конструкцию Горгулье на макушку.
Елена, как и подобает самодержцу, угнездилась на пуфике и высокомерно взирала на всех, высоко задирая голову с надувным символом власти, который сильно смахивал на коровье вымя только сосцами вверх.
Мы выскочили из кухни, на середину просторного коридора. Вставили чипы и включили танцевальную музыку. Лена вальяжно развалилась на откидном пуфике в проёме кухни и надменно наблюдала наглой королевной.
Хорошо, что «Сирена» парила в невесомости и создана из надежного прочного сплава. На земле давно бы проломился пол и обрушились стены от залихватского содрогания наших тел. Мы превратились в диких землян из железного века с ритуальными танцами, когда босыми грязными ступнями, в трансе безумия, ожесточенно, по-звериному утаптывали свои страхи в землю.
Серёга тремя руками бесцеремонно закинул в нас по два винных шарика каждому. После святого причащения рамки приличия расширились до «горизонта событий». Если сравнить композицию синхронной слаженности наших движений с хореографией брачных танцев бегемотов, то ещё неизвестно, у кого было бы больше баллов за технику исполнения. Ритмической сумятицы добавляла разнородная музыка, закачанная в индивидуальные чипы членов команды. И, конечно, мы двигались каждый под свои любимые треки. «Ведь мы команда! Мы человеки!» – начали танцевальную вакханалию любимым слоганом. И понеслось!
Первой начала Светка. С полузакрытыми глазами, в танцевальном ритме, слышимом только ею, она плавно выкатилась вперед, завлекающе раскачивая объёмными бедрами. Затем подняла вверх гибкие руки, с томной обворожительностью завивала ими амплитудные движения, медленно вовлекая в магию ритма туловище в сексуальных изгибах, будто хвастающееся привлекательной полнотой. Пончик-антистресс пропал, явилась гордая Богиня. Нам, зрителям, хотелось бухнуться перед ней на колени. Было ощущение, что её тело – метроном наших сердец. Во всеобщей гармонии слились звуковые переходы музыки, отдаваясь из чипа в чип. Танцевальный экстаз нёсся по звуковым лабиринтам мелодии и увлекал, раскрепощал.
Да-а-а! Светка зажгла! Я вспоминал слова отца о том, что движения и знаки тела более информативны в контексте чувств. Никогда не передать словами, что мы сейчас ощущаем. Мы команда, за много миллионов километров от земли находящаяся в вакууме космоса уже пятьдесят четвертый день дежурства.
Обморочная тишина прервалась Серёгиным скрежетом:
– Света! Браво! Мы всегда знали, что ты лучшая. На танцевальных площадках тебе не было равных никогда.
Нас прорвало. Орали, целовали и трясли Светку. На этом шедевры танцевальных па закончились. В ход пошли плясуны-начинашки смешанной техники исполения. Серёга предпочитал древнюю электронную музыку, «инструменталку» и рок. У него заметно дёргались на висках чипы, отбиваясь от оглушительных битов и жёсткого тяжелого звука. А я люблю своеобразное сочетание ударных с мистическими рыданиями скрипки.
Командор, обещая эпичное зрелище, отодвинул нас размашисто мельтешащей мельницей рук. Замысловато изгаляясь, энергично жестикулировал. Дробно скакал в темпе суетливого суслика. Без всяких там глупостей предварительной подготовки резко развернулся в сильном порыве прыжка, намереваясь, видимо, изобразить невиданную доселе ритмическую композицию. Не рассчитав сноровки, ударился о низкий потолок коридора и соскользнул по стене. Если бы не три его руки, приземление могло быть менее мягким.
Ольга грациозно заскользила по освободившемуся пространству коридора. Выверенными движениями она ритмично выбрасывала вперед поочередно правую ногу, левую руку и наоборот – левую ногу, правую руку. Прислушиваясь к своей, нам не ведомой мелодии, моя прелесть умудрялась кокетливо дёргать головой и плечами в такт рукам и ногам. Пучок волос на макушке принимал живое участие в танце, то задорно подпрыгивал, то отвязно хлестал Ольгу по щекам, которые розовыми яблоками дразнили меня.
Ленка не выдержала гнёт самодержавной неподвижности и, вскочив с трона-пуфика, ворвалась в круговерть танца. Вихрь бешеной энергии и бессвязного драйва будто засунул нас в огромную центрифугу полётного тренажера. Начались горячечные выкрутасы сумасшедших, которым укоротили длинные рукава смирительных рубашек. Спонтанные трюки накачанных симбионтами молодых застоявшихся тел. Даже Василий пытался несколько раз взлететь с жёрдочки, но веревка ограничивала его порыв. Он щипал завязку утиной плашкой. Видимо, генетическая память давала знать об обладании более грозного клюва. Тогда птица могла бы отплатить Свете за то, что она с ним сотворила.
***
Уставшие, без сил, все повалились на пол в счастливой расслабленности безграничного доверия друг к другу. Мы спокойно уснули, уверенные в автоматических настройках «Сирены» надежного контроля неисправностей. В случае малейшего сбоя световые и звуковые сигналы оповещения разбудят, а проблемные участки временно заблокируются.
***
Словесные игры.
– Хватит дрыхнуть, – тормошит ребят Лена. – Уже три часа спим, сегодня я командую. Начинаем вечерние игрища. Почему это каждый вечер разбираем сводки отчетов, а сегодня? – Лена обиженно хлопает глазами, зрачки разлетелись, как шары от дуновения ветерка.
– Ладно, ладно, – буркает спросонок Серёга.
Девчонки умиляются:
– Ленка, вот умеешь ты пользоваться своей неотразимостью, зараза такая.
Лена удобно располагается на излюбленном пуфике, ставит ноги на педали.
– Сегодня моя очередь готовить перловку! Чипы выкорчёвываем – и в боксы, пусть заряжаются. Настраиваемся на родные напевы пальцев.
Иван шуршит губами:
– Мы уже со своими педалями и в боевых позах. Документальные исходники отредактированы и отправлены виртуалкой, так что фальшивки в дело, ни в чем себе не отказываем!
Лена:
– Я Елена Жатник. Конструктор-инженер климатических систем космолета «Сирена». Заметила сегодня непогодные невзгоды на вверенном мне объекте номер два ноля семнадцать. Эти газовые невзгоды распылялись куда ни попадя…
– Какие невзгоды, такие и газы. Ах-ха-ха! – перебивает Ольга.
Лена стоически продолжает:
– Гроздьями угнездились гулкие гнездопадные вершины спектральных пучков. Я вязала их в косы, как бабушка огородный лук. Гнёзда не вязались, а падали на меня. Вскоре я оказалась деревом, обсиженным птицами. – Лена разочарованно косится на безразличие ребят. Её пальцы проворными пауками шуршат по педалям. Отчётный бред принимаемым сигналом разлетается среди игроков.
Света заторможенно принимает эстафету. – Медленно перебирает пальцами по педалям. – Сырно, да ведь, ребята? Лена, уступаю! Продолжай, выковыривай перлы для своей короны.
Лена благосклонно продолжает :
– Объект сегодня не излучал смердящей опасности. Я отошла от наблюдательного поста, чтобы излить слизистую зелень своего носа нечаянным сморчком…
– А серые мозги ты нечаянным сморчком не пролила? – перебивает Сергей. А Иван добавляет: – Ленка, твоё правое полушарие сегодня явно отстаёт от левого.
Ольга:
– Полушарие претендует на полный шар из мира мозгов.
– Святой Эллипс! А как по шкале размеров? – крючится от смеха Серёга.
Лена, воодушевившись поддержкой, продолжает:
– Вспышки на два ноля семнадцать. Светины жуки и червяки издавали оглушительные писки из переднего ротового отверстия.
– У них нет ни заднего, ни переднего отверстия, – включается Света. – Это гибриды, выведенные мной. Их питает бактерия, по типу наших биологических симбионтов. Ребята, извините. Пойду в лабораторию, проверю их, с утра не была.
Света поднимается, собирает педали и исчезает в проёме, который ведет в лабораторию.
Лена продолжает:
– Куричьи мурашки покрыли моё тело.
Ольга:
– А может, кроличьи лапки?
Сергей пафосно:
– Пузырящаяся жуть рябит гусиной кожей, надо записать этот перл себе.
Иван:
– Я за - Пупырчатую змеиную кожу. И ещё! У меня предложение! Надо запустить Светкины гибриды кому-нибудь в мозг.
Сергей:
– Свете в будущем могут дать почётное звание «За шкурное преображение насекомых и птиц в звероподобных ящеров».
Лена:
– Я обсыпаю вас, недостойных, благодатью мысли!
Ольга:
– Обсыпь нас благодатью желаний!
Иван:
– Что-то благодать сегодня жидкая, пойду принесу всем по винному шарику.
За Иваном поднимается Ольга. Сергей преграждает ей дорогу: – Предъявите генетический паспорт, выходя в космос желаний!
Ольга со злостью отталкивает три руки Ивана и шипит: – Читай по губам! Сейчас в космос вылетишь мусорной пылью!
На кухне остаются Лена и Сергей. Они убрали свои педали и прицепили чипы себе на виски.
Лена говорит огорчённо:
– Завтра посмотрим, на очереди Светкин отчёт. Уговор был – поддерживать. Я что, зря придумывала сегодня? Она могла бы и притвориться. Каждый вечер над кем-нибудь подтруниваем, сырно же! Правда, командир?
– Да, плюнь ты, Ленка. Заметили все уже. Что-то не так с ней. И внешне странно меняется наша Света, девочка-мечта из юности.
– На Землю скоро, через две недели. Старый симбионт заменят, и в порядке Светка будет, – щебечет Лена и с нежностью смотрит на Сергея. – Не грусти, командор, Ольга не понимает тебя. Не морочься, может, рядом есть преданное сердце. – Лена обнимает Сергея и неуверенно целует.
– Куда пойдём? – задохнулся Серега, в ответном порыве целуя Лену. Она берёт его за одну из трёх рук и уводит за собой.
***
Дневник Ивана.
– Мы проснулись от светящегося зарева сигнализации. Быстро нацепили чипы, и уши просквозил пронзительный вой тревожного оповещения. Через несколько минут команда собралась в командирской рубке. Серега напряженно перебирал коды на панели управления, задействовав все пятнадцать пальцев. Скомандовал:
– Лена! У меня опасно подмигивают секции в зоне лаборатории, быстро проверь системы климат-контроля.
– Лечу, командор! – отчеканила Лена и исчезла в дальнем рукаве коридорных ответвлений.
Мы с Ольгой нависли над командирским креслом и уставились в схемы внутренней навигационной ориентировки. Трое в паническом порыве будто впрыскивали пучки напряженного сознания в ветвистые вены схемы, выискивая заторы, угрожающие жизни. По видео обшаривали все потайные уголки секционных помещений «Сирены».
– Ольга, разбуди Свету! – приказал Сергей.
– Её нет в капсуле! Я думаю, она и не выходила из лаборатории.
– Ничего себе день начинается! – проскрежетал командир.
Мы перевели внимание на видео лабораторных помещений. Светы в лаборатории не оказалось, но подозрительные туманности небольшими облачками локально зависали над столами и полками. Серёга увеличил изображение стеллажей с реактивами.
– Смотрите! Светкины реактивы совершают променад между колбами, – воскликнула Ольга.
Я тоже заметил неладное; некоторые жуки медленно выползали, выбивая крепкими хитиновыми панцирями заглушки боксов, разбредались по столу, заметно увеличиваясь в размерах. Большинство из них, выбравшись на волю, заваливалось на спину и беспомощно сучили лапками.
– Ребята, гляньте! – в панике воскликнула Ольга. – У большинства насекомых остаются лишь половинки тела, а остальная часть отбрасывает кипящую тень. Она как проекция.
– Что ещё за искривление пространства? Надеюсь, вчера не перепили? – скрипнул командир. Не сговариваясь, сорвались с места и рванули в лабораторию.
Сергей раскодировал дверь из толстенного сплава, и мы вошли. В носу шикало и свербело от клубящихся миазмов. Слезы кристаллизировались и царапали глаза. Горло саднило от кислотного, будто шершавого воздуха. Вдох! И резкая боль, словно проглотил соскоб с ржавого железа. Ощущение, что трахеи завязывались в игольчатые жгуты. Удушающие спазмы не давали открыть рот, дышать нечем.
– Светку не увидать! Света! Света! – выхаркивал из себя Серёга. Мы, не успев ничего рассмотреть и понять, спасались бегством. Выскочили из лаборатории и плотно закодировали дверь. Отдышавшись, сползли по стене и бессмысленно таращились друг на друга, вывалив сухие языки с налетом из кровянистой трухи.
– Я нашла Светку! – дико заверещала Лена по громкой связи. – Давайте сюда, в пятую секцию со скутерами.
– Она что? На скутере без надзора расшивает космос? – Ольга обстреливала нас вопросами, пока мы, задыхаясь, неслись в пятую. Еле успели затормозить перед умопомрачительным зрелищем.
Света вобрала в себя скутер. Её тело оплыло, вспучилось и колыхалось над космическим транспортом ребристым куполом, будто накачанное изнутри рыхлой забродившей массой, источающей смертельный смрад. Лишними отростками болтались разбухшие руки и ноги, на них топорщились толстые пальцы, как силиконовая корона Лены, надетая сразу на все конечности.
Скутер казался сдерживающей осью, на которой медленно вращается токсичная планета из человеческой плоти. Похожая на распятую жизнь Светы, раздутая до краев, которая хотела сорваться и расплющить все препятствия на пути.
Мы в оцепенении наблюдали возрастающую напористость кипящей субстанции, захватившей без остатка тело подруги. Сущность внутри Светы бурлила и увеличивалась в объеме. Голова несчастной безвольно качалась на подвижном месиве, как у китайского болванчика из музея древних артефактов. Глаза превратились в опухшие щёлки и ничего не выражали. Красивый нос расплылся по щекам и впечатался крыльями бабочки.
Лишь растянутые ленты губ беззвучно шевелились и могли сообщать нам информацию. Эта визуальная зацепка будто жёсткая пощёчина вернула нас из нокаута от увиденных метаморфоз. Вышибла из бесчувственного столбняка, в котором мы по-идиотски застыли за Серёгиной спиной.
Меня уже не трясло от жути, ледяные руки позволили шевелить пальцами, и можно было по возможности реально оценивать происходящее.
Света сумела донести главное о случившемся, о происхождении рукотворной беды в её собственном исполнении. Как наказание за сомнительные генетические эксперименты.
А кто, если не я, мог лучше всех в команде преобразовывать сумбур догадок в смысловую оболочку? Я же воспитан легендарной бабулей Шипучкой, книжной юркой ящерицей, бывало, вычленяющей смыслы и из картофельных очисток.
Сейчас, с холодной головой, я переживаю это событие вторично, и многое видится иначе, а тогда... Казалось, мы боролись за Свету. Её внезапная гибель влетает в нашу память шаровой молнией. И опять ночью не спится. Сотый раз мерещится, как мы, не сговариваясь, открываем люк и выталкиваем еле живую, раздувшуюся планету в космос. Света! Прости нас.
Автор: Кларк
Источник: https://litclubbs.ru/writers/7161-plemja-gluhonemyh.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: