Она попыталась вытащить его бумажник, а он поймал её за руку. Буквально.
Сжал её тонкое запястье и рывком увлёк за собой, не обронив ни слова. Вот так просто.
Она брыкалась и пыталась вырываться, но его рука, словно стальной капкан, сжималась тем сильнее, чем яростнее она пыталась высвободиться. Тем не менее, даже в мыслях у неё не было кричать или звать на помощь, ведь скорее всего она просто попала бы в ближайшее отделение полиции.
Не успела она опомниться, как мужчина, который должен был стать жертвой ограбления, затолкал её в квартиру. Жестом приказав молчать, хоть она и без того не была тихой словно мышь.
– Будешь кричать, – пояснил он тихим хриплым голосом, – вызову полицию, скажу, что влезла в окно, а я тебя поймал за кражей. А там КПЗ, разбирательство и колония. Я ведь правильно понимаю, что идти тебе некуда и заботиться о тебе некому? – закончил он риторическим вопросом.
Конечно, по приезду наряда она могла бы наплести с три короба и попытаться выкрутиться, но идти ей было действительно некуда. Их обоих увезли бы в отделение, где непременно выяснилось бы, что он уважаемый (скорее всего) человек, а она просто уличная оборванка без определённого места жительства и каких-либо родственников. Разумеется, это доставило бы некоторые неприятности (хотя скорее, просто лёгкий дискомфорт) этому хлыщу, но гораздо серьёзней пострадала бы она сама.
– А будешь послушной девочкой, разойдёмся миром – резюмировал мужчина.
Разувшись и убрав верхнюю одежду в гардероб, мужчина предложил (и даже помог) сделать то же своей гостье, после чего проводил её в аккуратно выложенную кафелем ванную. Тёплые персиковые тона переплетались с блеском хромированной сантехники. Всё намыто, всё начищено до блеска, и лишь её грязное отражение в зеркале на всю стену являлось грубым нарушением этого лоска.
Она явно была здесь лишней. Неким чужеродным элементом. Пришельцем из другого мира.
– Ужасно выглядишь, – сухо сказал хозяин глянцевого мирка, – раздевайся.
Сердце сжалось и отказывалось биться. Несколько секунд, не дыша, она прокручивала эти слова в голове, надеясь, что ей послышалось. Но с каждым мгновением под гнетущим взглядом незнакомца, который в один момент из жертвы превратился в хищника, она всё больше убеждалась, что услышала именно то, что он сказал. Именно то, что она должна сделать, если не хочет вляпаться ещё больше.
– Я бы вышел, и оставил тебя одну, но после того, как ты попыталась меня ограбить – я тебе не доверяю. – Он беззлобно усмехнулся, – у меня ещё куча дел сегодня, и я не намерен проторчать с тобой в ванной весь день, так что будь добра – поторопись.
К глазам подступили слёзы.
Она боялась его. Боялась того, что он затеял. Того что он хотел и того, что мог сделать. Но его спокойствие, безмятежность и тёплый, хоть и сухой, голос пугали ещё больше. Это шло вразрез с ситуаций, с тем, что предстояло пережить и это сводило с ума. Лучше бы он орал, надрывая глотку, бил её и угрожал ножом, тогда бы она сопротивлялась изо всех сил, дралась за свою жизнь, сохранила своё достоинство.
Она расстегнула грязную рубашку, подобранную на одной из свалок и совершенно не подходящую по размеру к её тощему тельцу, и дрожащими руками передала её мужчине.
– Теперь майку, – нетерпеливо, но мягко сказал он.
Она сделала это, как отрывают пластырь – одним резким движением, оголив маленькую грудь. Упругая и высокая, с нежно-розовыми сосками, едва выделяющимися на бледной коже, она ещё продолжала расти. Смущённая, гостья прикрываясь обняла себя, положив тонкие пальцы на выпирающие от худобы рёбра.
Он тяжело вздохнул, на миг закатив глаза, и, взглядом указав на штаны, кивнул.
Ярость с негодованием слились в один ураган и метались где-то в желудке, не находя выхода. Слёзы текли ручьём, сердце сжималось в маленький кулачок, а дрожь стало невозможно скрывать.
Достаточно было дёрнуть завязанный на поясе аккуратной бабочкой шнурок, что бы мешковатые спортивные штаны свалились на пол, представив его взгляду недавно начавший пробиваться пушок на её лобке.
– Нехорошо… – серьёзно произнёс он, – нижнее бельё очень важно для... – он запнулся, вспомнив образ жизни гостьи.
Он бережно взял её под локоть и помог забраться в ванну, после чего подхватил штаны и, вместе с рубашкой и майкой, закинул в стиральную машинку. Засыпал в нужный отсек стиральный порошок и выбрал режим стирки.
Покрутив вентили на смесителе, мужчина убедился, что из крана вода комфортной температуры и переключил режим. Сверху обрушился тёплый ливень.
Сама не заметив того, она выдохнула с облегчением и даже слегка улыбнулась.
Он направил душ в другую сторону, выдавил в руку прозрачный шампунь с приятным ароматом кокоса и сказал встать на колени.
Наверно уже по привычке, она безропотно повиновалась и подставила голову. Короткие, неаккуратные волосы были явно острижены самостоятельно, просто чтобы не мешались, а не в погоне за модой или красотой.
Когда её голову равномерно покрыла шапка из белой пены, мужчина встал с края ванны, на котором сидел, и помог подняться, зажмурившейся от шампуня гостье. Он развернул её спиной, слегка наклонил, чтоб она упёрлась руками в стену, и на несколько секунд пропал, от чего ей снова стало не по себе.
Из-за мыльной пены она не могла открыть глаза, а из-за шума воды ничего не слышала. А он – этот страннообходительный зверь – был где-то за спиной. Был невидим, не слышен, и даже не прикасался к ней. Буря, едва утихшая внутри, начинала нарастать с новой силой.
Вскоре плеча коснулась мочалка – перчаткой надетая на руку мужчины, и мягко заскользила по спине к другому плечу, оставляя мыльный след. Послышался приятный цветочный аромат, и её губы снова подёрнулись лёгкой улыбкой.
Методично мужчина намыливал её тело: плечи, шею, руки. Затем начал спускаться ниже. Бережно прошёлся по её маленькой груди. По впалому животу. Намылил бёдра, ягодицы и спустился к щиколоткам. Через мгновение вернулся к бёдрам. Теперь уже не просто мылил, а массировал тело обеими руками, то и дело, слегка разводя ягодицы. Проходясь по самым сокровенным местам.
И хотя, девочка не могла полностью расслабиться на протяжение всего процесса, всякий раз, как незнакомец касался ягодиц или промежности, напряжение резко возрастало. Но каждое прикосновение было таким мимолётным, таким ненавязчивым, что даже она сама не успевала отследить возникающее напряжение.
Когда её тело, наконец, было полностью покрыто пеной мужчина отстранился, и через несколько секунд на неё вновь обрушился тёплый, но освежающий ливень, смывающий грязь и усталость с её тощего, измождённого тельца.
Нежными прикосновениями полотенца мужчина стёр влагу с посвежевшей, влажной кожи девчонки, слегка просушил волосы и, накинув её на плечи мягкий халат, увлёк за собой. Если раньше сопротивляться ей не хватило бы сил, то сейчас уже не было и желания. Он был настолько решительный и бескомпромиссный в своих действиях, и в то же время мягкий и заботливый в прикосновениях, что хотелось просто отдаться в его руки. В его волю. Отдаться без остатка. И будь, что будет. В любом случае, не хуже, чем сейчас…
Они сидели на кухне: она с мокрой головой, в тёплом халате и с тарелкой куриного супа перед собой: он – в брюках, рубашке с закатанными рукавами, мокрыми по локоть руками и кружкой парящего чая.
– Зачем вы это делает? – робко спросила она.
– Ешь, - коротко ответил он, глядя куда-то сквозь, – ешь и не задавай вопросов…
Суп был самый простейший. Обычный куриный бульон, в котором плавали ломтики картошки, вермишель, взамен домашней лапши, редкая тёртая морковка и поджаренный до золотистой корочки лук. Самый простейший суп. Но это было самое вкусное, что она ела за последние месяцы. И наверно дело не столько в способе приготовления, а в подаче. Она вот так просто сидела после душа на кухне, в халате и ела домашний куриный суп.
Когда она доела, на стуле перед ней уже лежали чистые джинсы, футболка, кофта и свежие трусики.
– Она примерно твоего возраста, но думаю будет великовато, – мужчина горько усмехнулся – тебе нужно лучше питаться.
– Кто она? – спросила девочка.
– Моя дочь.
– А сейчас она где?
– Она, – запнулся мужчина – она с матерью, мы скоро увидимся.
– Вы поэтому мне помогаете?
– Просто делаю что могу.
– Спасибо.
– Не стоит, – с этими словами он указал на сумку на полу, заполненную вещами и стоящий рядом пакет, – извини, твои вещи высохнуть не успели, но тебе нельзя оставаться. Я положил их отдельно, чтоб не намочить вещи дочери… Твои новые вещи. Тебе нужнее.
Вот так просто. Он привёл её к себе домой, вымыл, накормил и теперь дарит вещи своей дочери, ничего не требуя взамен. В дребезги разбивая её жизненный уклад. Жизненный уклад улиц. Уклад, при котором за всё надо платить. Сигаретами, деньгами или телом. За всё всегда надо платить. Таким был её мир, сколько она себя помнит.
– Я могу одеться? – её голос дрожал, а к глазам подступали слёзы.
– Да, конечно, только поторопись, пожалуйста.
Она встала и скинула халат, обнажив согретое домашним уютом тело. Несколько секунд они стояли друг напротив друга молча сплетаясь взглядами. Затем она решительно прильнула к мужчине и обняла его. Она прошептала: «Спасибо» - и почувствовала, как он напрягся в районе её живота. Но не проронил ни слова. Он стал твёрдым там, где обычно становились твёрдыми мужчины с улицы, предлагающие ей деньги, еду или ночлег. Но он продолжал молчать. Это отличало его от сотен тех, с кем она сталкивалась раньше. И это вызывало трепет в её душе и её теле. Внизу живота зарождался горячий клубок.
Она поднялась на носочки и прижалась к его губам, проскользнув языком в его рот. Он стоял словно одеревеневший. Но не сопротивлялся. И только язык отвечал её ласкам. Права рука легка на его брюки. Туда где каменел каждый мужчина видевший её обнажённое, хрупкое тело. Левой рукой она взяла его ладонь и прижала к себе. Направляя. По едва опушившемуся лобку. По крохотному клитору. По мягким, уже намокшим губам. Вглубь. В неё. В её тело. В её душу…
Дыхание стало тяжёлым и сладостным, когда два пальца вошли в её лоно, а третий поскользил по заднему проходу. Её ещё никогда не ласкали там. Ногтями она вцепилась в рубашку и с силой прижала к себе, жадно впиваясь в его губы и, двигая бёдрами, глубже насаживаясь на его сухие, грубые пальцы.
– Алёна, мы больше не можем, – резко произнёс мужчина, отстранив от себя гостью.
– Алёна? – переспросила она.
– Ты не можешь оставаться, – словно не услышав вопроса пояснил мужчина – одевайся и уходи.
Закрыв дверь, какое-то время он наблюдал в глазок, как девочка просто стоит на лестничной площадке, словно не понимая, что произошло. Его дочь хоть и была стройной, но эта девочка была по-настоящему худой. Поэтому вещи действительно оказались не по размеру. Но хотя бы по длине. Уже что-то. Хоть что-то смог для неё сделать. Именно так он думал, обливаясь слезами и едва слышно повторяя: «Прости… Прости меня, Алёна…».
Инстинкт выживания – самый мощный механизм, вшитый в подкорку любого живого существа. Вся деятельность всех живых организмов направлена на продление и сохранение жизни. В той или иной степени. В том или ином качестве. Инстинкт выживания – механизм, который продолжает функционировать, когда отказываю все остальные системы. В том числе и сознание. Даже в бессознательном состоянии организм переключается в этот экстремальный режим и делает всё, чтобы продлить свою жизнь. Например, при переохлаждении, снижается кровообращение в конечностях. Включается режим сохранения тепла в более важных органах, ценой менее важных. Ценой конечностей. Вот так просто. За всё надо платить.
Инстинкт выживания – самый мощный механизм, который продолжает функционировать даже когда отказываю все остальные системы. Поэтому он вылил бутылку подсолнечного масла на кафельный пол. Должно быть скользко, когда выключится разум и включатся инстинкты.
Он сидел в коридоре на корточках, прислонившись спиной к двери, ведущей в комнату его дочери. Точно так же, как совсем недавно, по ту сторону сидела его дочь. Петля из кожаного ремня на шее. Другой конец намертво привязан к дверной ручке.
Алёна. В последний раз вспомнил её лицо. В последний раз произнёс: «Прости меня» - я выбросил ноги вперёд, зависнув в нескольких сантиметрах над полом.
Руки машинально рванулись к петле. Вцеплялись в неё ногтями. Но лишь царапали его шею. Рвали его собственную кожу. Ремень не поддавался.
Ноги, словно сами собой, подгибались, ища опоры и стараясь поднять его тело. Но масло на кафельном полу не позволяло найти точку опоры.
Он оглох от собственного хрипа, а в глазах быстро потемнело…
Вот так просто…