Я проснулся в кресле, заботливо укрытый цветастым пледом. Около моих ног с открытыми белёсыми глазами, довольно оскалив клыкастую пасть, спал Гело. В позиции звезды, раскидав руки и ноги по сторонам, храпя словно тигр, спал Егоров. Иннокентий тихо посапывал под кроватью, на которой спала Ольга. Тяжёлые мысли легли на похмельную голову. Вспомнился растерзанный Феликс и эта чёртова папка, которую надо было передать Льву Давидовичу. Я растолкал Егорова, и он недовольно пыхтя поднялся.
- Серж, тебе чего?
- Собирайся, дела пора делать.
- Какие дела?
Я принёс опохмельные три четверти портвейна и осколок шоколадки.
- Теперь лучше? – спросил я, вкрадчиво вглядываясь в мутные глаза Егорова.
- Ага, - встряхнув головой ответил он.
- Ты помнишь, что сказал Феликс? Нам надо передать папку Льву Давидовичу.
- Да, да что-то такое припоминаю, папка, Лев Давидович, Феликс…
- Давай, собирайся.
- Хорошо, сейчас я растолкаю этих обормотов.
- Нет, - остановил я его. – Пусть Гело и Кеша останутся с Ольгой. Мне так будет спокойнее.
- А ты запал на эту чернявенькую! – сказал Егоров.
- Что, так заметно?
- У тебя на лбу это написано - дон Гуан хренов!
- Как думаешь, а я, ей нравлюсь?
- Думаю нравишься, - ответила Ольга, лукаво улыбаясь.
Егоров увидел, что Ольга проснулась и, как ошпаренный выскочил из комнаты прикрывая вещами стыд.
Мы прошли по окраине Старого города с его вечно толкающейся суетой и картонной сусальной древностью. Наконец-то выйдя на нужную нам улицу, в конце которой, я увидел белое двухэтажное здание. На его фасаде гордо алел серпасто-молоткастый кумач. Перед входом, скучающе озирались по сторонам двое привратников.
- Мы к Льву Давидовичу, от Феликса - с важным пакетом, - зачем-то сказал я.
Один из молодцов, что-то прошептал в лацкан пиджака и через минуту перед нами распахнулись тяжёлые двери.
- Здравствуйте товарищи, меня зовут Яков, Лев Давидович ожидает вас, пройдёмте, - сказал встретивший нас небольшого роста человек в перетянутой ремнями кожанке, на поясе у него болталась деревянная кобура от маузера.
Мы прошли большой колонной залой под аккомпанемент старой советской песни про красных конников. Вдоль широких коридоров на стенах красовались советские плакаты. Женщина в красном платке с суровым лицом, возвещала нам неразумным – Родина мать зовёт! Рычащий прямо в лицо красноармеец, вопрошал нас – А ты записался в добровольцы?!
- Серый, это чего, музей Советского Союза? – шепнул мне на ухо Егоров. – Может у них здесь и копия мумии Ленина имеется?
- Не сильно удивлюсь, если честно, - ответил я.
- В подвале, - не оборачиваясь, ответил Яков. – В мавзолее, на Красной площади давно выставляют на показ чучело. Разве мы могли оставить тело нашего вождя на поругание этим капиталистическим супостатам.
- А посмотреть можно? – спросил Егоров, - а то я Владимира Ильича с восьмого класса не видел!
Яков резко остановился, и развернувшись блеснул на нас стальным взглядом из-под пенсне.
- Это исключено. Тело вождя нельзя беспокоить по пустякам, - в его голосе звучали нотки раздражения, поскольку он явно уловил иронию в словах Егорова.
- Не кипятитесь товарищ. Нет, так нет – не очень-то и хотелось! Я в принципе конституционный монархист, по натуре, и идеи Ильича мне претят.
- Эх, попадись ты мне во время гражданской, контра, я бы тебя к стенке без суда и следствия.
- Это он сейчас серьёзно? – спросил шепотом у меня Егоров.
- Откуда я знаю, давай отдадим папку и свалим нафиг из этого храма социализма.
Яков остановился перед одной из многочисленных дверей. Открыл её и пригласил нас войти. Мы оказались в просторной ярко освещённой комнате, которая заметно контрастировала с полутёмным коридором. В центре стоял большой дубовый стол, за которым сидел Троцкий. Взлохмаченная седая грива, пенсне, острая бородка. Заметив нас, он отложил бумагу, которую внимательно изучал и широко улыбнулся.
- Здравствуйте, дорогие товарищи! – обратился он к нам. - Лев Давидович, - протянул он поочередно мне и Егорову свою широченную лапу. – С товарищем Свердловым я вижу вы уже успели познакомиться, - уловив колючий взгляд Якова, усмехнулся Троцкий. – Вы не обращайте на него внимания, он у нас очень не воздержанный товарищ, непримиримый. А это Коба, - указал Троцкий на молодого грузина скромно стоявшего в углу комнаты сложив руки на висевшем у него на шее ППШ. В знак приветствия он кивнул головой и поднял вверх руку.
Чуть в стороне от стола стояла бронзовая статуя вождя мирового пролетариата в полный рост. Над столом висел огромный портрет Ильича работы Исаака Бродского. На другой стене висел плакат времён гражданской войны: еврей и большевик Троцкий, в образе христианского святого Георгия Победоносца протыкает копьём Гидру с надписью – контрреволюция!
- Впечатлены? – спросил Троцкий, увидев наше замешательство. – Уверяю вас, товарищи, всё подлинное. Присаживайтесь, а то в ногах правды нет! Яков Михайлович, - обратился он к нервно расхаживающему по кабинету Свердлову. – Будьте любезны, скажите нашему ставропольскому комбайнёру, чтобы чайку сварганил. Хорошо?
Через какое-то время двери распахнулись и в комнату вошёл, сияя пятном на лысине Горбачёв, услужливо улыбаясь, неся перед собой поднос с чаем.
- Спасибо Михал Сергеич, вы свободны. Можете заниматься своим новым мЫшлением, - сказал Троцкий.
– Может лучше его обратно за комбайн, а то он опять чего-нибудь не того намыслит!? – сказал Егоров.
- Всё в порядке, - улыбнулся Троцкий. – Михал Сергеич абсолютно безопасен в политическом плане, как кастрированный кот. Понимаете, “Перестройка” задумывалась в недрах политбюро ещё в середине семидесятых, как неизбежное явление, но в силу определённых подковёрных интриг и упрямства нашего дорогого Лёнички, мы смогли это реализовать только в середине восьмидесятых, руками этого ставропольского клоуна. “Перестройка” и последующие за ней события были неизбежными этапами формирования нашего социалистического государства.
- А почему Андропов и Черненко не смогли реализовать этот проект?
- Андропов и Черненко умерли ещё в конце семидесятых, вместо них на публике появлялись актёры двойники. Недолгое их правление было нужно для того, чтобы подготовить проект “Перестройка”.
- Серый, - шепнул мне на ухо Егоров. – Это что сумасшедший дом? Откуда повылазили эти демоны коммунизма?!
- Зря вы так товарищи, - с улыбкой сказал Лев Давидович. – Мы никакие не психи или инфернальные сущности, а вполне себе люди из плоти и крови.
Неожиданно, комнату заполнил протяжный монотонный гул.
- О, а вот сейчас с инфернальным будет всё в порядке! – вскочив со стула воскликнул Троцкий.
Яркая белая вспышка озарила помещение, замигал прерывисто свет, выдавая своеобразную азбуку Морзе.
Лицо Троцкого перекосило, Коба упал на колени, Свердлов так же последовал его примеру. Мы с Егоровым одновременно обернулись, за нашими спинами стоял Ленин. По левое плечо, от которого, серой тенью маячила Надежда Крупская, недовольно скривив лимонную физиономию.
- Второе измерение открылось, - воскликнул Троцкий и с распростёртыми объятиями кинулся к вождю. – Здравствуйте, дорогой Владимир Ильич!
- Осядь жидяра, - громыхнул Ленин. – Не с тобой базар пришёл держать. На колени и мордой в пол.
Троцкий мгновенно упал на колени и склонил голову перед вождём.
- Ну, чо братва, - обратился Ленин ко мне и Егорову. – Папочку сакральную притаранили?
- Да, Владимир Ильич, - заикаясь от волнения, ответил я.
- Молодец пацанчик, я смотрю ты чёткий чувачок – делюги с тобой иметь реально в натуре! Не то что с этим жидомассоном говённым. Играют тут в оловянных солдатиков. Большевиков из себя рисуют мать их! Да я бы их в восемнадцатом, к стенке поставил, не задумываясь, глистопердёжников вонючих. Теперь с помощью этой паки навсегда изменится мироустройство. Мы старый мир разрушим и воздвигнем новый храм коммунизма, который я так и не успел построить. Траванула меня тогда Надежда Константиновна, не смогла мне простить ту молдаваночку. Теперь всё будет по-иному. Революция и ещё раз революция! И по-другому никак - в натуре, только уже без этих некрофилов, - кивнул пренебрежительно на Троцкого, Владимир Ильич. – Эй, Коба – встань, подойди к Свердлову и поцелуй его в губы.
Коба встал, в нерешительности подошёл к Свердлову и слегка коснулся его губ.
- Чего вы как институтки не целованные? - гневно громыхнул Ильич.
Свердлов нерешительно облизал губы и приблизившись к Кобе поцеловал его с причмокиванием.
- Ильич, хорош тут гомосятину разводить, - недовольно сказал Егоров, - давай дела делать и разбегаться, у нас тоже движки свои имеются. Серж отдай этим сатанистам папку и давай домой двигать.
В этот момент дверь с шумом распахнулась и на пороге появилось озадаченное лицо Михал Сергеича.
- В ружьё братва, на нас ФСБшники напали.
Снизу послышалась беспорядочная стрельба, одиночные хлопки пистолетов и вторящие им короткие автоматные очереди. Троцкий вскочил с колен и вытащив Маузер бросился к телефону.
- Алло, Жуков – это Троцкий, экстренная ситуация, социалистическая Родина в опасности. Звони Чапаю и Будённому, пусть поднимают свои полки.
Свердлов и Коба уже перестали целоваться и заняли боевые позиции. Загремели раскаты грома. Завыл протяжный гул и в мареве красного облака Ильич вместе с Крупской растворились.
Выстрелы были уже совсем близко. Я вскочил, осматриваясь куда бы можно было укрыться. Егоров застыв, как статуя сидел с открытым ртом.
В кабинет, изрешечённое в кровавое месиво, ввалилось тело Горбачёва, а следом за ним в дверной проём из полутьмы коридора застрочила автоматная очередь. Демоны коммунизма открыли ответный беспорядочный огонь. Комната наполнилась пороховым дымом.
- Надо тикать Серж, завалят нахер! – перекрикивая выстрелы прорычал Егоров. – Давай в окно.
В несколько резвых шагов мы оказались около окна и в тот самый момент, когда я распахнул кроваво-красные шторы, рядом с нами звякнул бронзовый Ленин. Егоров покачнулся и упал замертво. Пуля, срикошетившая от Ильича, прилетела ему точно в лоб.
В глазах у меня потемнело, гул выстрелов нарастал и накатывался на меня беспощадной волной. Не задумываясь, оттолкнувшись от пола я рыбкой нырнул вниз, прочь из громыхающего ада, как когда-то давно, когда я в очередной раз оказался не в том месте и не в то время.
Проводив свою тогдашнюю пассию до двери квартиры и получив заветный поцелуй, я был пойман в ловушку в пролёте третьего этажа устроенную местной гопотой. Расстановка сил была явно не в мою пользу и тогда я точно также не задумываясь зажмурив глаза бросился вниз, рассекая ветровое окно.
Пока я летел, живо и ярко вспомнил этот эпизод моей биографии. Приземлившись на ноги, я побежал прочь, гонимый адреналином бешено рвавшему мои аорты. Лишь добежав до парка уныло стоявшего посреди площади, я упал на землю.
Завалившись на спину и тяжело дыша, сквозь голые ветки деревьев, я увидел над собой седоватые, медленно плывущие облака по мрачному осеннему небу. Я отвёл взгляд чуть в сторону и с ужасом увидел хитрый бронзовый оскал Ильича с ненавистью взиравшему на меня сверху вниз. Я со скрипом поднялся и не отряхнув с себя облетевшие листья заковылял по пустой площади.