Доброго времени суток, дражайшая Елисавета Елизаровна!
Пишет к Вам сосед из сельца Охотино поручик лейб гвардии кирасирского полка Его Императорского Величества граф Смоленский-младший. Спешу засвидетельствовать Вам своё почтение и крайнее предрасположение. Может помните: по весне я прибыл на вакансию к себе в имение для вступления в наследство по кончине моего батюшки и для обустройства дел. Тогда же при рекомендации соседям я был Вам представлен в Вашем доме в Малинниках. По случайной оказии это как раз был Ваш День Ангела. Я ещё тогда имел честь презентовать Вам болонку Тутси, доставленную прямо из Англии.
Я сразу же в Вас влюбился до безумия и давно собирался открыться, но не решался. Тем более у нас не было случая для рандеву. Сам я не намерен был нарушить Ваш покой, если бы не досадное недоразумение, произошедшее намедни ночью. Поверьте Бога ради: я ни в коей мере и в мыслях не имел нанести Вам урон или какую-то ни было компрометацию! Это просто несчастливое стечение обстоятельств, вызванное моим влечением к Вам и следствие моих чувств-с, которые теперь уж нет необходимости хранить в тайне. Безоговорочно предстаю на Ваш суд и готов нести какое угодно наказание. Так расскажу же всё как было, признаюсь без утайки.
В прошлую ночь мне не спалось, и Ваш покорный слуга сел в кресло за столик для бриджа, захватил коньяк и ещё книжицу сочинений г-на Загоскина. Однако не мог вникнуть в смысл чтива — все мои мысли были о Вас. Да ещё и ночь была душная, и я решил прогуляться на воздухе. Выйдя из усадьбы, мои ноги сами повели меня по тропинке к Малинникам. Оказавшись возле Вашего сада, я перелез через ограду и вышел на край пруда. На противуоположном краю я заметил на водной глади заросли белых лилий. Меня посетила мысль нарвать их и принести на Ваше крыльцо. Я быстро разделся, и, оставив одежду на дальнем крае пруда, в пару-тройку минут переплыл его и набрал большой букет лилий. Луна скрылась за облаком, и я без страха пошёл к Вашей усадьбе, не боясь быть кем-либо увиденным. Дойдя до места, я нашёл, что окна Вашего будуара открыты настежь, а подле стены растёт огромная черёмуха. Тогда я изменил свои планы и решил положить лилии прямо Вам на подоконник. А дальше пошло сплошное невезение.
Я уже почти достиг цели, когда у меня из букета выпала одна лилия. На мою беду под черёмухой спал пьяный Прохор — Ваш кучер. Лилия упала ему прямо на лицо. Тот вскочил, заорал что-то нечленораздельное и опрометью помчался на конюшню. Разбудил весь дом! Вспыхнул свет в комнатах Ваших сестриц и во флигеле Вашего батюшки Елизара Евграфовича. Я, понятно, не желая Вашей компрометации, стал слезать с черёмухи. Однако не учёл воинственного и решительного характера Вашего папеньки. Он, выскочив на улицу в одном спальном халате и увидев голого мужчину, спускающегося по дереву, не стал мешкать, а собственноручно-с выломав оглоблю из стоящей подле крыльца брички (той самой брички с сидениями, обитыми розовым плюшем, им самим презентованной Вам на День Ангела), изволил охаживать Вашего покорного слугу по спине и другим частям тела. Я же, не в силах вынести побоев, и в то же время закричать, нарушив тем самым инкогнито, спрыгнул на землю и бросился бежать куда попало, подгоняемый ударами оглобли. К несчастью попал в курятник, где курицы подняли сплошной гвалт, разбудив всё поместье, а петух, резонно приняв меня за чужака, дважды клюнул меня в мягкие части тела чуть пониже спины. Кое-как освободившись от бестолковых кур, я помчался к пруду на поиски одежды, но там, как оказалось, ночью купалась Ваша кормилица Дарья. Та самая, что весит не менее девяти пудов. На берегу, она увидела меня. В это время луна вышла из-за облака. Не знаю уж об чём Ваша Дарья подумала, но только она снесла Вашего покорного слугу как локомотив, даже не почувствовав, и, голося на всю округу басом, даже не прикрывая сраму и совершенно голосистая, бросилась по тропинке к усадьбе. Только она видела меня воочию при лунном свете и может опознать при случае. Я же, одевшись, поспешил ретироваться. Перелезая через ограду я был дважды укушен не узнавшей меня аглицкой болонкой Тутси именно в те места, куда ранее клюнул петух.
В данное время я изрядно болен и лежу в постели на излечении нашей дворовой повитухой Меланьей. На вашего папеньку я сердца не держу — понимаю размеры отцовского негодования при виде голого мужчины подле окон спален своих дочерей. А с Прохора и Дарьи что возьмёшь?
Обещаю Вам, что после окончательного исцеления преисполнен буду готовности предстать перед Вами для окончательного объяснения. Осознаю всю некуртуазность своего поведения в сложившейся ситуации, но надеюсь на Ваше расположение и милосердие. Ибо движим был единственно чувством любви к Вам, заслоняющим реальность. С нетерпением жду момента, когда смогу предстать перед Вашими прекрасными очами и поведать Вам о своей любви очно, без тайных похождений. А, ежели я буду отвергнут, то придётся мне не солоно хлебавши вернуться в Санкт-Петербург на зимние квартиры лейб-гвардии и в горестях переживать несбывшиеся мечты, моля Бога о том, чтобы меня послали на войну, где я бы мог геройски погибнуть во славу царя и Отечества с любовью к Вам и с Вашим именем на устах. Вот такая у меня по отношению к Вам на сегодняшний день диспозиция, дражайшая и незабвенная Елисавета Елизаровна. На этом моё послание к Вам заканчиваю и постараюсь выздороветь елико возможно скорее.
За сим позвольте откланяться. Вечно Ваш гр. А. Смоленский-младший.