Часов до восьми проваливался в периодическое забытье, из которого выныривал в поту. Наконец, снаружи, послышались оживлённые голоса и топот множества ног, перемещающихся в ту сторону, где, как я помнил, у кромки леса возвышалась таинственная чёрная церковь. Потихоньку выбрался, и крадучись последовал за толпой. Вокруг стояли плотные сумерки, но, тем не менее, я ни у кого не заметил никаких огней. Все шли уверенным привычным маршрутом, который, наверняка, могли с таким же успехом пройти и с закрытыми глазами. Насколько я мог видеть, все идущие одеты были лишь в льняные белые рубахи до земли, а на лицах сияли радостные улыбки. Многие в руках держали какие-то тёмные свёртки и узелки. И, что было хуже всего, Витёк шёл среди них, такой же счастливый, и в таком же наряде.
Подошли к чёрной церкви, которая теперь возвышалась над головой древним суровым исполином, и вблизи она выглядела ещё более жуткой. Она была словно реликт доисторических времён, будто стояла тут задолго до человечества, и её каменные замшелые стены строили руки совершенно иных существ. Основание оплетено плющём и диким виноградом. Ни одного окна, лишь ещё более тёмный провал входа, куда втягивались, один за другим, жители деревни, и казалось, исчезали без следа в этой космической пустоте. Я задрал голову и на фоне багровеющего заката разглядел, наконец, фигуру, которая украшала острый шпиль, вознёсшийся выше самых высоких сосен. Озноб пробежал у меня по позвоночнику. Это была огромная чёрная ладонь, раскрытая, словно в приветствии, и у неё было семь пальцев.
Я дождался, пока последний из жителей исчез во тьме дверного провала, и тоже подошёл к нему. Постоял в нерешительности, успокаивая стук сердца, и переступил порог. Моё тело словно продавило невидимую, но ощутимую плёнку, и я внезапно оказался в огромном освещенном зале. Это было странно, изнутри помещение оказалось значительно больше, чем снаружи, и освещалось неисчислимым количеством свечей расставленных по полкам вдоль чёрных стен, а высокий потолок терялся в гулкой тьме, словно уходя на недосягаемую высоту. Вошедших было около трёх сотен человек, но зал был настолько огромен, что казался на половину пустым. Люди столпились в его противоположном конце, я прокрался в тенях между колоннами, чтобы приблизится и рассмотреть всё внимательнее. Перед собравшимися возвышались семь гранёных каменных пьедесталов, покрытых полустёртыми барельефами и письменами. Шесть из них достигали высоты метра два, а центральный был в полтора раза выше. На пьедесталах восседали семь фигур, закутанных с головой в непроницаемые тёмные балахоны в которых даже не было прорезей для глаз. Складки ткани скрывали очертания тел, делая их подобным огромным расплывшимся жабам.
Между людьми и пьедесталами с тёмными фигурами я различил круглую чашу бассейна, похожую на купель для крещения в обычных церквях. Толька она явно наполнена не водой, а чем-то густым, мутно-зелёным, излучающим слабое свечение, словно на дне была вмонтирована подсветка.
А потом начался обряд, будто все специально выжидали того момента, когда я займу удобное место для наблюдения. Центральная фигура на самом высоком пьедестале подняла закутанные в ткань руки и что-то начала нараспев говорить. По голосу я сразу узнал Василько, но смысла того что он произносил уловить не мог. Это была какая-то молитва, состоящая из непонятных и архаичных слов, из которых я только несколько раз уловил лишь одно – Страж. Все присутствующие время от времени вторили ему, подпевая и раскачиваясь, словно в трансе. Шесть других фигур на пьедесталах так же сидя ритмично пританцовывали, при этом временами совершенно теряя человеческий облик. Мне иногда даже чудилось, что у них больше чем положено рук или голов.
От этого сюрреалистического действа моя психика, казалось, вот-вот поплывёт. Поедет крыша, не спеша, тихо шифером шурша. Я просто не мог поверить в то, что видел, но всё же, понимал, что это вовсе не кошмарный сон, а происходит наяву. А потом началось совсем уж невероятное.
Под монотонное пение молитвы присутствующие развязали принесённые с собой узелки, и подняли их содержимое на вытянутых руках. Это оказались части тел домашних животных: куриные головы, свиные ноги и уши, потроха и куски мяса. Таинственный напев уже превратился в непрерывный низкий многоголосый гул, под который собравшиеся, поочерёдно, стали бросать свои кровавые дары в купель, и они с вязким всплеском тут же шли на дно. Тональность гудения становилась всё ниже. Я даже не предполагал, что человеческое горло может воспроизвести что-либо подобное. В этом гуле появился пульсирующий ритм, сидящие фигуры на пьедесталах неистовствовали, извиваясь и раскачиваясь. Свечение в бассейне стало пульсировать и менять цвет, словно дьявольская цветомузыка. Ритмичный гул и свет, казалось, возносились в невидимую высь храма, прямо в ледяные космические дали.
Потом к купели подвели Витька. Тот шёл послушно, как сомнамбула, улыбаясь. Толпа окружила его, скрыв из виду. Я только услышал вязкий всплеск, пульсирующий гул из множества голосов опустился практически до инфразвука от которого, казалось, стал мелко вибрировать камень колонны, к которой я прижимался. А потом всё залила яркая синяя вспышка, заставив зажмуриться и… всё закончилось.
Наступила тишина, люди развернулись и молча, направились к выходу. Они шли мимо с пустыми, ничего не выражающими лицами, и совершенно не обращая на меня внимания. Витька с ними не было. Как и когда исчезли фигуры с пьедесталов, я не заметил. Я остался один в гигантском, гулком, полутёмном зале.
Стоял ошарашенный, не в силах поверить в то, что сейчас было. Всё произошедшее не укладывалось у меня в голове. Это действо, этот обряд, ничего подобного никогда в жизни не видел. Оно было настолько древнее и тёмное, что шабаши сатанистов по сравнению с ним казались просто проказами малышни. Из каких тёмных доисторических глубин он дошёл до наших дней? Какими существами был придуман задолго до возникновения человека?
Голова кружилась, в ушах шумело. Я осторожно подкрался к купели и заглянул в неё. Пусто. Никаких следов какой либо жидкости на грубых каменных стенках. И дна тоже нет. Казалось, я смотрел в колодец, уходящий во тьму прямо к центру земли. Следов Витька тоже не было.
На ватных ногах побрёл к выходу. Нужно бежать. Сейчас. Привести сюда помощь, и возможно получиться спасти Витька. Огляделся, схватил с полки на стене несколько свечей, чтобы осветить себе путь в лесу, и выйдя на свежий воздух припустил к далёкому грузовику. Над погружённой во тьму деревней сияла полная луна. Не было слышно ни собак, ни звуков домашней скотины, ни пения ночных птиц. Словно это не деревня, а мёртвое кладбище. Даже не верилось, что прошлой ночью тут так живо и уютно светились окошки, заманивая нас сюда. Вот именно! Заманивая!
Я уже добежал до грузовика, вынул из него свой рюкзак и бросился в лес, всё так же затянутый туманом. Лунный свет с трудом проникал сквозь переплетение ветвей, а свеча разгоняла тьму лишь на пару метров. Но это было лучше, чем ничего, и позволяло не сбиться с пути и не воткнуться головой в ствол дерева.
Я прошёл метров двести, когда справа появился просвет озаренный луной. Там была поляна, и она вся оказалась заставлена автомобилями. Я свернул туда, чтобы посмотреть на них поближе, и то, что я увидел, мне совершенно не понравилось. Эти пару сотен автомобилей выглядели так, будто их просто притащили сюда и оставили гнить под открытым небом. Нет, они не были разбиты или разобраны, как обычно бывает с заброшенными машинами. Но то что они кинуты словно за ненадобностью, не вызывало сомнения. Тут было несколько очень старых моделей, которые я видел только на картинках. Они оказались полностью ржавыми, погребены под слоями палой хвои и вросли колёсами в землю. Встречались и довольно современные автомобили, покрытые лишь пылью и грязью. На глаза попалась пара армейских уазиков. Сквозь окна я разглядел в салонах брошенные личные вещи и даже игрушки. Это было настоящее кладбище. Только не для людей, а для их транспортных средств. Сколько же сотен бедолаг попало в ту же ловушку что и мы с Витьком? Неужели никому не удалось выбраться? Словно в ответ, где-то далеко в лесу раздался хруст ветвей. Я выбрался обратно на дорогу и вновь побежал, разбрызгивая лужи и грязь, преследуемый настигающим топотом ног. Не успею! Мне крышка!
Впереди мелькнуло что-то знакомое. Каменный мост горбатился над ручьём. Неужели я добрался? Но ведь до него должно быть не меньше полутора десятков километров? Но размышлять над этим было некогда. Вот и знакомый дуб с нависшей над дорогой ветвью. И висельник, опять дёргается в конвульсиях на верёвке, глядя на меня злобно выпученными глазами.
Я, зажмурившись, пробежал под ним, достиг моста и тут шаги позади утихли. Я остановился тоже, чтобы отдышаться, оглянулся. В нескольких метрах от меня стояли две фигуры. Я почувствовал, как волосы поднимаются на голове. Одна тварь была косматой горой меха, с длинными, до земли, руками и кривыми ногами, но без лица и вообще без головы. Второй монстр был голым и очень тощим, стоящим на четырёх длинных худых лапах, словно на ходулях. И он глядел на меня. Глядел знакомыми глазами, на знакомом Витькином лице!
Я заорал, моя психика не выдержала, и бросился с новыми силами на другой конец моста. Меня не преследовали, словно я пересёк незримую границу, за которой был недосягаем.
Сколько бежал, не помню. Очнулся лишь, когда мои кроссовки затопали по асфальту шоссе. Тогда я остановился, сел на землю и как рыба начал ловить воздух ртом. Когда пришёл в себя, попытался сориентироваться, чтобы знать, куда привести помощь. Телефон, конечно, включился сразу, а вот таинственную грунтовую дорогу я найти не смог. Нашёл даже то место, откуда из леса выходили следы моих грязных кроссовок, но там была просто плотная стена кустов и деревьев. Никакого просвета.
В полиции мне не поверили, но посчитали, что я тронулся умом, хотя по секрету один из инспекторов поведал, что на этой дороге часто бесследно пропадают люди, иногда целыми семьями. Чем закончилось расследование, я не знаю. Сейчас нахожусь в лечебнице для умалишённых. Я всё так же люблю в ночные часы сидеть у окна и смотреть на небо. И в особо ясные ночи я явственно слышу низкий хоровой гул, который ритмично пульсирует в такт со звёздами, а среди звёздной пыли вижу силуэт исполинской ладони с семью пальцами.