(из книги «На картах не значится»)
Была в нашем гарнизоне категория граждан, сильно пострадавшая от антиалкогольных реформ. Я имею в виду наших славных советских «зольдатенов».
Предвижу, что мне сразу возразят: «Так ведь солдатам пить не положено!..»
Не положено. Кто ж спорит? У нас много чего кому не положено. Гражданам не положено воровать, чиновникам не положено брать взятки, водителям не положено нетрезвыми садиться за руль. Но ведь воруют, берут, садятся...
Так и солдат. Испокон веков, с тех самых пор, когда появилось понятие «рекрутчина», забритые в армию солдаты не упускали даже самой малейшей возможности «принять на грудь». Пили они и в наше время. Пьют и сейчас. И будут пить в дальнейшем.
Дело в том, что сама атмосфера – атмосфера принудительной службы – вызывает у человека внутренний протест, потребность заглушить тоску по дому, чувство оторванности от привычного жизненного уклада, состояние перманентного бесправия и униженности.
С другой стороны, на срочную службу попадают, как правило, люди молодые, склонные к юношескому хвастовству, браваде, потребности выделиться. Или же, наоборот, – не выделяться. Это тоже немало способствует знакомству с зелёным змием. Пьют ведь порой – просто так, за компанию,
Таким образом, причина пьянства находится, если можно так выразиться, у солдата не снаружи, а внутри. То есть она всегда с ним и практически не зависит ни от календаря, ни от времени суток, ни от каких других привходящих факторов. Поэтому и логическая связка, имеющая у нормального человека привычный вид: «праздник – бутылка», у солдата перевёрнута на сто восемьдесят и выглядит как: «бутылка – праздник». Поэтому солдату никогда не надо искать причину, для того, чтобы выпить – эта причина есть у него всегда. Ну а уж повод при наличии причины, согласитесь, всегда найдётся.
Короче, перефразируя известную русскую пословицу, можно смело сказать: сколько солдата ни корми, как ты его в попу ни целуй, а он всё равно смотрит в лес. В лес, в смысле – через забор, туда, где проходит никогда не зарастающая, натоптанная тропа к ближайшему винному магазину.
Именно об этом с первых же минут нашей офицерской службы предупреждал нас на своих знаменитых инструктажах легендарный начальник штаба орловского полка подполковник Мищенко.
«Товарищи офицеры! – говорил бывало Мищенко, собрав в классе состав заступающего суточного наряда. – В течение ближайших двадцати четырёх часов вы будете максимально плотно контактировать со срочной службой. В этой связи хочу вас очень серьёзно предостеречь... Если кто-нибудь из вас думает, что солдат имеет хоть какое-то отношение к виду хомо сапиенс, тому лучше сейчас же достать из кобуры своё табельное оружие и благополучно застрелиться... Здесь, у меня на глазах. Чтоб я уже больше за него не волновался... Мы скинемся по червонцу, похороним заблудшего с соответствующими ему почестями и дальше уже спокойно продолжим нести службу... Есть такие?!.. Вижу, что нет...
Запомните, товарищи офицеры! Этого вам не говорили в школе на уроках биологии, поэтому слушайте сюда! Ближе всего к солдату срочной службы на древе эволюции располагаются головоногие моллюски. У всякого солдата, как и у них, тоже имеется не менее восьми шаловливых конечностей, которые он, паразит, норовит засунуть во все мыслимые и немыслимые места... Причём, в отличие от благородных морских головоногих, у солдата конечности эти растут не из головы, а из задницы... Кроме того, товарищи офицеры, солдат – это единственный представитель фауны, который в любое время года и суток склонен к вдохновенному членовредительству. Поэтому!.. Если уж вы поручили солдату какую-либо работу, то вы не должны после этого спокойно валяться в дежурке, сладострастно листая эротический журнал «Крестьянка». Вы должны стоять у солдата за спиной, тяжело дышать ему в затылок и держать занесённым над его головой увесистый том «Общевоинских уставов»... Очень полезно также время от времени этим томом солдата по голове бить. Так сказать, в профилактических целях. Бейте сильно, не бойтесь – мозгов там нет...
Особенно обращаю ваше внимание, товарищи офицеры, на возможный пронос в казарму спиртных напитков. Если уж трезвый солдат представляет собой нешуточную угрозу для обороноспособности страны, то про пьяного солдата и говорить нечего! Бутылка водки в казарме – хуже бомбы!.. Запомните, товарищи офицеры! Этого вам не говорили в школе на уроках географии, поэтому слушайте сюда!.. Как установлено нашими славными советскими учёными, группа пьяных солдат по своей непредсказуемости и разрушительной силе вплотную приближается к техасскому торнадо. А это уже, товарищи офицеры, – даже не война, а самое настоящее стихийное бедствие!..
Капитан Крамаренко!.. Я вижу, что это вы... На инструктаже надо не дремать, а слушать начальника. Слушать, не дыша, с вожделением. Испытывая при этом острые приступы служебного рвения. Что?.. Оправдания потом!.. Вы, товарищ Крамаренко, заступаете дежурным по полку, и на вас лежит основная ответственность за дисциплину в казарме... Вы, товарищ капитан, видели когда-нибудь обезьян?.. В зоопарке?.. Очень хорошо! Так вот, запомните, стая разбушевавшихся половозрелых павианов по сравнению с нашими доблестными защитниками Отечества, принявшими на грудь хотя бы по двести грамм, – это просто палата больных-паралитиков во время послеобеденного тихого часа!..»
Ну, и так далее, и тому подобное, ещё на добрых тридцать минут.
Но, несмотря на столь подробные и вдохновенные инструктажи, пьянки в казарме случались, причём случались с пугающим постоянством.
Так вот, как я уже сказал, антиалкогольная кампания нанесла по нашим «зольдатенам» очень болезненный удар. Они и в добрые-то времена испытывали немалые трудности при добыче «огненной воды». Дело в том, что до ближайшего винного магазина от казармы был добрый десяток километров. Но, как известно, для бешеной собаки и сто километров не крюк, так и эти десять километров при большом желании не являлись для солдата непреодолимой преградой.
Ну, а с введением драконовских ограничений на спиртное жизнь у «зольдатенов» вообще несказанно усложнилась. Теперь купить вожделенную бутылку в магазине стало для них попросту невозможным. И солдат стал искать обходные пути.
Каких только рецептов не напридумывал пытливый солдатский ум для того, чтобы этот самый ум одурманить! Спирт извлекался из всего, из чего его вообще можно было извлечь, а порой и из того, из чего его извлечь нельзя было в принципе. Во всяком случае, у Дмитрия Ивановича Менделеева руки бы опустились точно. «Зольдатены», естественно, периодически травились, но время от времени изобретали поистине удивительные способы введения себя в состояние опьянения без нанесения летального ущерба своему организму.
За пять лет антиалкогольной кампании я узнал от наших солдат не менее десятка самых экзотических способов доведения себя до «состояния нестояния». Нет, я не собираюсь их здесь все приводить. Во-первых, я пишу не пособие для начинающих алкоголиков, а правдивую повесть об Орловке, а во-вторых, большинство этих способов уже достаточно известны широкой публике и, скорее всего, были занесены в Орловский гарнизон всё-таки извне.
Я расскажу только об одном рецепте, который, я уверен, является истинным орловским «ноу-хау», поскольку я больше никогда, нигде и ни от кого не слышал о столь экзотическом способе самоодурманивания.
Зимой 87-го в казарме полка один за другим стали попадаться пьяные солдаты. Поначалу случаи были единичными, но потом «употребившие» пошли, как говорится, косяком. Командование заволновалось. Спешно было проведено несколько служебных совещаний. Волнение командования было вызвано не самим фактом появления пьяных солдат – к этому все уже давно привыкли, и даже не массовым характером этого явления, а тем, что опьянение это было каким-то... неправильным. То есть визуально солдат был пьян – от лёгкой степени эйфории до состояния полной невменяемости – а от него не пахло! То есть вообще! И, главное, сам солдат знал, что от него не пахнет. Знал и умело этим пользовался, вешая командирам на уши лапшу любого содержания, начиная от того, что он просто, дескать, устал, и заканчивая тем, что, мол, пил в столовой компот, а дальше ничего не помнит. Было выдвинуто несколько рабочих гипотез, но ни одна из них не выдержала последующей проверки. Был допрошен целый ряд попавшихся солдат. Допросы велись с пристрастием, как говорится – с зажиманием пальцев в дверь, но абсолютно все допрашиваемые держались стойко, как оловянные солдатики, или вовсе отмалчиваясь, или неся такую несусветную «пургу», что у командиров само собой возникало жгучее желание на самом деле зажать им в дверь пальцы или что-нибудь посущественнее. Разгадка пришла неожиданно и, как это часто бывает, совершенно случайно – двое «гвардейцев» были взяты с поличным.
Оказалось, что ещё с месяц назад группа солдат обратилась к командиру эскадрильи с просьбой выделить им несколько старых шинелей на предмет пошива из шинельного сукна стелек в сапоги. Комэска, естественно, пошёл навстречу пожеланиям солдатских масс. Ещё бы! У бедных солдатиков ножки мёрзнут! Бедным солдатикам надо помочь! Обогреть! Старшине эскадрильи была отдана соответствующая команда. Несколько вечеров подряд солдаты на глазах у наряда и ответственных офицеров кроили себе стельки из шинельного сукна. Некоторые офицеры даже помогали и давали ценные советы своим подопечным. Старых шинелей было много, сукна не жалели, и стельки – из сложенной вчетверо плотной шинельной ткани, обмётанной суровой ниткой по краям, – выходили на загляденье. Об эскадрильской инициативе узнал замполит полка. Умилившись трогательной заботе начальников о своих подчинённых, он в приказном порядке поставил задачу утеплить солдат и других подразделений. Вскоре инициативу полка подхватили и части обеспечения. Спустя буквально несколько дней тёплые качественные стельки в сапоги получила вся срочная служба гарнизона.
Собственно, с этого времени и начали появляться в казарме загадочные «уставшие» солдаты. Ларчик, как водится, открывался просто. Войлочные стельки, на самом деле, понадобились «зольдатенам» вовсе не для утепления ног, а для введения в организм одурманивающего химического вещества. Конкретно – ацетона. Рецепт был до безобразия прост. Стелька обильно пропитывалась ацетоном, закладывалась в сапог, сапог надевался на босую ногу и – вуаля! – буквально через полчаса славный защитник Отечества превращался в «буратино», в том смысле, что его можно было грузить, как дрова. Изо рта «буратино» запаха не было никакого, а то, что в казарме слегка попахивало ацетоном, абсолютно никого не настораживало – казарма была большая, в ней постоянно шёл какой-нибудь ремонт, и кто-нибудь где-нибудь обязательно что-нибудь красил.
Я думаю, что после этой, нашумевшей на весь Дальневосточный военный округ, истории выражение «пьяный в стельку» приобрело для всех посвящённых совершенно иной, вполне конкретный и совершенно утилитарный смысл.
https://proza.ru/2013/06/18/1751