О том, когда и откуда появился сифилис, исследователи спорят до сих пор. Достоверно известно лишь, что в Европе настоящие эпидемии начались в 15 веке, и к концу этого века случаи заболевания уже встречались на территории современной России, прежде всего, в западных регионах. Однако особенно актуальной проблема стала при Петре I, когда эти сомнительные «трофеи» стали провозить из военных походов. А дальше ситуация становилась только хуже. Как же боролись с этой напастью до революции?
Еще при Петре I вышел указ «о бесплатном лечении всех военнослужащих, кроме офицеров, которые себе наживают болезни французские». Офицеры лечились за свой счет. Также в профилактику заболеваемости входила борьба с проституцией. Для «перевоспитания» жриц любви отправляли в так называемые прядильные дома, где они в спартанских условиях занимались «общественно-полезным трудом». На базе одного из прядильных домов при Елизавете открылась знаменитая Калинкинская больница, первая российская больница, специализировавшаяся на венерических болезнях. Столичный генерал-губернатор Глебов 17 мая 1763 года докладывал Екатерине II, что в городском госпитале более половины больных «одержимы франц-венерией». В том же году императрица подписала указ об открытии «нарочных домов», также специализировавшихся на лечении венерических болезней. Отличительной чертой подобных заведений было то, что пациенты, не состоявшие на госслужбе, могли лечиться анонимно. Однако многие обращаться за помощью не спешили. Жриц любви после лечения могли отправить на поселение в Нерчинск. Туда же могли сослать и крепостных, если помещик не хотел оплачивать их лечение и забирать назад. Однако количество заболевших только росло. В 1790 году А. Н. Радищев «Путешествии из Петербурга в Москву» (1890) описывает похороны ребенка, отец которого сокрушается, что стал сам невольным виновником его смерти из-за сифилиса. При этом и сам писатель с горечью сокрушается об аналогичной ошибке молодости. «Казалося мне, я слышал мое осуждение. Воспомянул дни распутныя моея юности. Привел на память все случаи, когда востревоженная чувствами душа гонялася за их услаждением, почитая мздоимную участницу любовныя утехи истинным предметом горячности. Воспомянул, что невоздержание в любострастии навлекло телу моему смрадную болезнь. О, если бы не далее она корень свой испускала! О, если бы она с утолением любострастия прерывалася! Прияв отраву сию в веселии, не токмо согреваем ее в недрах наших, но даем ее в наследие нашему потомству. О друзья мои возлюбленные, о чада души моей! Не ведаете вы, колико согреших пред вами. Бледное ваше чело есть мое осуждение. Страшусь возвестить вам о болезни, иногда вами ощущаемой. Возненавидите, может быть, меня и в ненависти вашей будете справедливы. Кто уверит вас и меня, что вы не носите в крови вашей сокровенного жала, определенного, да скончает дни ваши безвременно. Прияв сей смрадный яд в тело мое в совершенном возрасте, затверделость моих членов противилася его распространению и борется с его смертоносностию. Но вы, прияв его от рождения вашего, нося его в себе как нужную часть сложения, — как воспротивитесь разрушительному его сожжению? Все ваши болезни суть следствия сея отравы... Согрешил, и сие да будет мне в казнь, согрешил в горячности моей, взяв в супружество мать вашу. Кто мне порукою в том, что не я был причиною ее кончины? Смертоносный яд, источаяся в веселии, преселился в чистое ее тело и отравил непорочные ее члены. Тем смертоноснее он был, чем был сокровеннее. Ложная стыдливость воспретила мне ее в том предостеречь; она же не остерегалася отравителя своего в горячности своей к нему. Воспаление, ей приключившееся, есть плод, может быть, уделенной ей мною отравы... О возлюбленные мои, колико должны вы меня ненавидеть! Но кто причиною, что сия смрадная болезнь во всех государствах делает столь великие опустошения, не токмо пожиная много настоящего поколения, но сокращая дни грядущих? Кто причиною, разве не правительство? Оно, дозволяя распутство мздоимное, отверзает не токмо путь ко многим порокам, но отравляет жизнь граждан. Публичные женщины находят защитников и в некоторых государствах состоят под покровительством начальства. Если бы, говорят некоторые, запрещено было наемное удовлетворение любовныя страсти, то бы нередко были чувствуемы сильные в обществе потрясения. Увозы, насилия, убийство нередко бы источник свой имели в любовной страсти. Могли бы они потрясти и самые основания обществ».
Количество больных резко возрастало во время войн. Всплеск заболеваемости случился после войны 1812 года, особенно среди военнослужащих. В книге «Всеобщая история врачебного искусства», изданной в Петербурге в 1818 году, упоминается, что «взятием Парижа хотя и кончились причины болезней от перемены воздуха, трудов и недостатка пищи происходящих, но зато открылись гораздо важнейшие к произведению между воинами такой болезни, от которой едва ли не больше их погибнет, нежели от самой войны». В 1835 году заболеваемость в армии составляла 58 на 1000 человек, а к 1861 году — 1/16 от всех диагнозов. В 1904 году у 9,76 %, военнослужащих был выявлен сифилис. а в 1906 году уже у 17,85%.
Долгое время главными разносчиками заразы были проститутки. Соответственно, основные способы борьбы с ней на государственном уровне – пугать граждан последствиями опасных связей и «отлов» жриц любви. Николай I, убедившись, что ни то, ни другое не помогает, решил проституцию легализовать. В 1843 году был учреждён Врачебно-полицейский комитет, чьи сотрудники должны быливыявлять и лечить проституток. Теперь жрицы любви были обязаны иметь смотровую книжку, куда регулярно заносились данные о медицинском осмотре. Описание такого осмотра есть в «Яме» А. И. Куприна: «Суббота была обычным днём докторского осмотра, к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее бельё, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что выходили во двор, поставили стол с твердым валиком под спину. Все девушки волновались... “А вдруг болезнь, которую сама не заметила?.. А там-отправка в больницу, побор, скука больничной жизни, плохая пища, тяжелое лечение”... Доктор Клименко – городской врач – приготовлял в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это расставлял на отдельном маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки, одетые только в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели в отдалении…
Доктор производил осмотр с удивительной быстротой. Вот уже около двадцати лет как ему приходилось каждую неделю по субботам осматривать таким образом несколько сотен девушек, и у него выработалась та привычная техническая ловкость и быстрота, спокойная небрежность в движениях, которая бывает часто у цирковых артистов, у карточных шулеров, у носильщиков и упаковщиков мебели и у других профессионалов. И производил он свои манипуляции с таким же спокойствием, с каким гуртовщик или ветеринар осматривают в день несколько сотен голов скота, с тем хладнокровием, какое не изменило ему дважды во время обязательного присутствия при смертной казни». Больных отправляли в больницы, где, правда, по сути, болезнь не лечили, а купировали проявления. Выйдя, девушки часто продолжали прежние занятия, но уже нелегально.
Рассадниками заразных заболеваний, включая венерических, были тюрьмы. Этому способствовало и скученное проживание, и несоблюдение санитарных норм, и «неформальные» отношения между некоторыми заключёнными. При этом болели не только заключённые, но и те, кто должен был их охранять. Часто случалось, что конвойные, сопровождавшие осуждённых, злоупотребляли служебным положениям и домогались каторжанок, которые обычно были из не самых благополучных слоев общества.
Количество больных резко возрастало во время войн. Всплеск заболеваемости случился после войны 1812 года, особенно среди военнослужащих. В книге «Всеобщая история врачебного искусства», изданной в Петербурге в 1818 году, упоминается, что «взятием Парижа хотя и кончились причины болезней от перемены воздуха, трудов и недостатка пищи происходящих, но зато открылись гораздо важнейшие к произведению между воинами такой болезни, от которой едва ли не больше их погибнет, нежели от самой войны». В 1835 году заболеваемость в армии составляла 58 на 1000 человек, а к 1861 году — 1/16 от всех диагнозов. В 1904 году у 9,76 %, военнослужащих был выявлен сифилис. а в 1906 году уже у 17,85%.
Рассадниками болезней также часто становились детские приюты. Среди младенцев-отказников случаи врождённого сифилиса встречались часто, и не всегда болезнь проявлялась сразу. Нанятые кормилицы могли заразиться сами и заразить других детей. Кормилицами часто работали приехавшие на заработки крестьянки, которые, вернувшись в родные деревни, заражали домочадцев и односельчан.
Любопытные сведения дала «Половая перепись московского студенчества», которую провел медик М. А. Членов. Согласно анонимным опросам, проведённым среди студентов Московского университета (студенты были в основном юноши около 20 лет, девушек в ВУЗы не принимали). Среди опрошенных только 21% «принимают меры против беременности и заражения», чаще всего «антисептическими обмываниями» - 30%, или использовали презервативы – 25% При этом 2.7% студентов имели сифилис. Из числа заболевших 87% получили его половым путем, 77% заразились от проституток, 10% от домашней прислуги. 69% заразившихся болели только сифилисом, остальные имели и другие заболевания, чаще всего перелой (гонорею). Из тех, кто заразился, 50% полностью прекратили половую жизнь, некоторые её вели, но старались соблюдать меры предосторожности, а 26% продолжили прежний образ жизни.
Долгое время не было препаратов, которые могли излечить сифилис полностью. Лечение могло лишь замедлить его развитие. Обычно шли в ход препараты на основе ртути, которые втирались в ноги пациентов. В 1880-х стали использоваться соли висмута, которые считались менее токсичными, чем ртуть.
В 1910 году появился препарат «Сальварсан 606», который считается первым по-настоящему эффективным средством против сифилиса. Пауль Эрлих работал над его созданием ещё с 1906 года и для этого проводил многочисленные опыты с мышьяком, среди которых 606-й, наконец, увенчался успехом. Эрлих в 1908 году получил Нобелевскую премию, правда, за исследования в области иммунологии, а не за сей прославленный препарат. «Сальварсан» дословно переводится как спасительный мышьяк. Мышьяк тоже давал побочные эффекты, поэтому опыты были продолжены. Употребление «Сальварсана» провоцировало выкидыши и вело к бесплодию. Позже появился «Неосальварсан», известный также как «препарат 914».
В 1910 году Эрлих проводил масштабные клинические испытания «Сальварсана». Врачам, принявшим участие в эксперименте, он бесплатно присылал ампулы. Те в свою очередь должны были выполнить два обязательных условия: раздавать препарат безвозмездно и сообщать о результатах применения. В России в программе приняли участие минимум два врача: Ю. Ю. Иверсен в Петербурге и Ф. О. Гаусман в Туле. Отчёты Иверсена вошли в виде приложения в книгу П. Эрлиха и С. Хата, изданную в том же году на русском языке в Петербурге. Ещё один врач, работавший в Москве, из эксперимента был с позором исключён, потому что пытался препарат продавать пациентам за большие деньги. В Одессе на эксперименте крест поставил градоначальник. Как сообщал 16 октября 1910 года «Одесский листок», в «одесское врачебное управление поступило от местного врача Я. М. Шестопала прошение о разрешении ему открыть лечебницу для стационарного лечения сифилиса препаратом “Ehrlich-Hata” с исследованиями на Вассермановскую реакцию и специфические спирохеты. Представив прошение д-ра Шестопала на благоусмотрение г. градоначальника, врачебное управление донесло, что, т.к. открытие лечебниц для лечения вышеназванным препаратом не предусмотрено правилами, то врачебное управление полагало бы означенное ходатайство врача Шестопала отклонить. Одесский градоначальник согласился с этим мнением». Градоначальник Толмачев счел Эрлиха шарлатаном и в городской больнице «Сальварсан» применять запретил. Однако в университетской клинике и военном госпитале препарат на свой страх и риск применяли. К концу 1910 года «Сальварсан» стали закупать московские больницы, а в течение следующих пары лет он стал продаваться повсеместно, однако стоил дорого и был по карману не всем.
Число 606 стало своего рода паролем. Из воспоминаний фармаколога С. В. Аничкова: «В дорогой практике частнопрактикующих врачей препарат Эрлиха быстро нашёл употребление. Помню, на окнах трамваев часто можно было видеть рекламные объявления: “Доктор (фамилия и адрес): 606 на ходу, тайна гарантирована”». На ходу — без помещения в стационар. Также этот номер иногда помещали на двери частнопрактикующие венерологи.
Во время Первой мировой войны с поставками завозимого из Германии препарата возникли проблемы. Пришлось искать замену. Работавший с Эрлихом японский врач С. Хата наладил производство в Японии дженерика под названием «Арсаминол». Во Франции с 1911 года выпускался препарат «Billon». В Россию завозить его разрешили ещё в 1912 году, однако всерьёз дженериками в империи занялись только в 1915 году. Есть мнение, что исследования блокировали немецкие поставщики, не желавшие видеть на российском рынке конкурентов. Появились российские аналоги – «Арсол», «Бензарсан», «Арсенол».
Довольно долго сифилис был прежде всего бичом больших городов. В сельской местности он встречался реже. Число больных стало расти по мере развития отходничества. По мнению исследователей, в деревне большинство случаев заражений происходило бытовым путем. Даже если крестьяне знали о наличии у себя данного заболевания, то часто не догадывались о том, насколько оно заразно, поэтому продолжали есть всей семьей из общей посуды, могли попросить докурить папиросу и т.д. Причинами болезней, по мнению многих, был стандартный набор: продуло, надорвался на работе, порчу навели. Доктор М.А. Попов в исследовании «Русская народно-бытовая медицина» в начале 20 века пишет: «Простуде часто приписываются не только такие болезни, как ревматизм, перемежающаяся лихорадка, тифы, рожа, все лёгочные заболевания и между ними крупозная пневмония и чахотка, но иногда триппер и сифилис». К тому же часто встречалась точка зрения о том, что на все воля Божья, если человеку суждено помереть, то он и так помрёт хоть от сифилиса, хоть от чахотки, хоть просто с возу неудачно упадет. Примерно такое же отношение было к оспе. В итоге в 20 веке встречались целые деревни, где все жители от мала до велика были сифилитиками. Многие крестьяне, не осознавая опасности, не хотели тратить время на длительное лечение и не соблюдали все рекомендации врачей.
#история #историяроссии #российскаяимперия #19век #18век #медицина #здоровье