- Лиля, чудесно выглядишь! – совершенно искренне восхитилась Катерина.
Со старой знакомой Лисичкина столкнулась в торговом центре. Заехала в поисках подарков: у внучки Лизы девятого июля был день рождения, и требовалась определенная фантазия, чтобы удивить и порадовать девочку. Хотя, конечно, Лиза уже почти девушка... Катерина спросила внучку о пожеланиях, однако та лишь пожала плечами и сказала, что все на усмотрение родственников. Вот Катерина и отправилась... усматривать. И буквально на входе столкнулась с Лилей Зябликовой – бывшей соседкой и хорошей знакомой.
- О, Катя, привет! – обрадовалась Лиля. – Смотрю, и ты о себе не забываешь, стрижка какая замечательная! Сто лет не виделись. Извини, что не звонила, забегалась как-то... – И с ходу предложила: - А может, кофе попьем? У меня как раз свободный часок есть.
- Давай, - согласилась Катерина с удовольствием. Может, кусочек шоколадного торта подхлестнет «подарочное» воображение...
Женщины устроились за столиком в кафе внутри торгового центра, заказали сладости и капучино и с любопытством уставились друг на друга.
- Лиль, ты... какая-то другая, - сказала Катерина и осторожно уточнила, - пережила?
Зябликова вздохнула.
- Я, Катя, пережила... Могу тебе рассказать. Сейчас, наверное, можно уже.
В позапрошлом году у Лили умер муж. Катерина тогда общалась с ней иногда – не близко, но бывало, созванивались, обменивались новостями. С немногословным Колей Зябликовым Лисичкина сталкивалась несколько раз, но знакомства не водила. Когда стало известно, что Лиля осталась вдовой, Катерина тут же позвонила с соболезнованиями, уточнила, не нужна ли помощь. От помощи Зябликова отказалась, сочувствие приняла, и потом Катерина звонила еще несколько раз. Но в последние полгода как-то руки не доходили...
- Тут история такая, Кать, - проговорила Лиля, комкая салфетку и глядя в сердечко, что нарисовал на пенке веселый молодой бариста. – Я Колькину смерть пережила сразу. Никто не знал, но последние годы мы вместе были только по привычке. И ради приличий: дети, хоть и взрослые, внуки скоро пойдут... А внутри все было не так радужно. Он меня, конечно, не бил, - задумчиво произнесла она, и Катерина вздрогнула, - вернее, бил словами. Все ему было не так и не эдак. Обзывал меня всячески, повторять не буду. Ну, ты знаешь, характер у меня неконфликтный, я ему толком ответить не могла.
- А почему не развелась, Лиль?
- Как-то вот... привычка. И еще родители – мои, его... У его мамы сердце слабое, мой отец тоже болеет в последнее время. Я как представлю, что такое бы им объявила... нет, не хватает воображения. Так что я себя засунула в дальний уголок и не доставала, - Зябликова усмехнулась. – Лишь бы все прилично было и все оставались живы и здоровы.
- Но потом...
- Потом Колька умер. Пьяным в пруду утонуть – надо же было умудриться! Мне кажется, даже его собутыльники не смогли как следует погоревать, недоумевали. Там этого пруда – три столовые ложки! И мне все так сочувствовали, свекровь в больницу попала... А я ходила и думала: слава Богу! Такое чувство свободы было, Катя. Но и горе, конечно. Когда-то я его сильно любила, только потом все ушло.
- Жизнь – сложная вещь, - вздохнула Катерина. – Черно-белой не бывает.
- Не бывает, - согласилась Лиля. – А примерно через месяц я поняла: все, для меня траур закончился. Коля похоронен, сейчас сорок дней минует, и окончательно можно его отпустить. Каким бы он ни был, прожили мы немало. И буду я вспоминать хорошее. Но горя во мне уже не осталось, только вот окружающим это я бы объяснить не смогла.
Она взяла ложечку и начала ковырять пирожное.
- Понимаешь, Кать... Когда столько лет вместе, все от тебя ждут, что ты долго будешь убиваться. Но нигде нет правил, сколько ты обязана это делать и как сильно. Месяц? Два? Год? Десяток лет? Если я уже не любила мужа, но отдавала дань всему хорошему, что между нами было – да вот дети хотя бы! – и хочу жить дальше, то как долго мне нужно горевать в глазах общества? Я осторожно с родителями поговорила и поняла, что месяца явно недостаточно. Подождала еще один, ходила, скорбно глядя на мир. Но нет, надо вроде бы дальше горевать... А я отпустила уже все, легко так внутри было, и хотелось собой побыть наконец-то. В общем, выдержала я полгода, потом решила – хватит! Колькины вещи какие-то в приют отдала, какие-то продала, что-то свезла на чердак в сельский дом. И сказала всем: живу отныне, как хочу. Ох и вой поднялся!
- Серьезно? Не хватило полугода?
- Куда там. Свекор со мной до сих пор почти не разговаривает. Он вообще считает, что в бедах мужиков виноваты бабы, и это я за Колькой не уследила – надо было за ним, как нянька, ходить и из пруда его вытащить. Свекровь помягче, но и она старой закалки, для нее горе – это нечто гигантское и навсегда. Она себя горю истово в жертву приносит. А я поняла, что так не могу. Какой бы безответной я ни была при Коле, после его смерти словно что-то другое во мне проснулось. Может, здравый смысл, - улыбнулась Лиля, - воскрес наконец... Я пыталась им объяснить, что у каждого свое горе, и проживаем мы его по-разному. Дети меня поняли, они-то умненькие, видели, как их отец ко мне относился. Ну и я ему поддавалась, не он один во всем виноват. Так что сын сказал: мама, я уж боялся, что ты себя похоронишь, а ты молодец! И дочка очень поддержала. Старики же негодуют. Подруги мои какие-то на моей стороне, а какие-то недоумевают: как так, я не буду теперь по мужу, самому главному моему успеху в жизни, убиваться?
- И чем ты занялась? – полюбопытствовала Катерина.
- Пошла на танцы, - хмыкнула Лиля. – А что? Есть у нас танцевальный центр, там группы набирают, в том числе, и из тех, кому за пятьдесят. Учат вальс танцевать, даже танго! Знаешь, как мне понравилось! Я ремонт в квартире затеяла, сын помог. Цветами увлеклась: раньше не хватало на них времени, а теперь вот орхидеи себя завела. Они капризные, Кать, орхидеи-то! Столько всего про них написано в интернете...
- Лиля, ты молодец, - искренне сказала Катерина. – Понимаю, что тебе мое одобрение не нужно, но я восхищена. Ты прекрасно выглядишь – счастливой!
- Да уж, жизнь одна, - Лиля отпила глоток капучино. – И я до сих пор думаю: где она, граница, до которой горевать можно? Всех спрашиваю, и ответы у всех разные. Мою родню спросить – так до конца жизни, а других – так и сразу можно прекращать... И что прилично? Рвать на себе волосы, ходить в застиранной мужниной футболке, или ездить на кладбище каждый день, или недельку попереживать, а потом пуститься во все тяжкие? И почему большинство людей доказывает, что только их версия – правильная? Нет ясности с горем...
Подарок Лизе в тот день Катерина так и не нашла. После встречи с Лилей бродила по коридорам торгового центра, но мысли были далеко. Спрашивала себя: где правильно? Как бы она себя повела в таком случае? И насколько можно жертвовать собой, притворяясь и соблюдая внешние приличия, только бы родственники не расстроились и не осудили? Как много человек живет не так, как хочет, лишь потому, что боится осуждения? Катерине с семьей повезло, но она знала, что это, скорее, исключение из правил. Если случится в ее жизни горе, прогорюет она ровно столько, сколько понадобится ей самой.
«Как хорошо, что Лиля нашла в себе силы выбраться. А другие?..»
© Баранова А.А., 2023