Кондуктор прошел по вагонам и предупредил, что приближается Берлин. Ядвига дала ему пять рублей (они были примерно равны десяти маркам). Он покрутил в руке большую серебряную монету, потом понял, что это ему, и вежливо поблагодарил.
– У вас нет немецких денег? – полюбопытствовал он.
– Нет, зачем, у нас есть русские, они что, недостаточно хороши?
– Вы сейчас в Германии и здесь нужно иметь немецкие деньги. Вы должны были на границе деньги поменять!
– Об этом я не подумала!
Когда поезд подошел к перрону, кондуктор подозвал двух носильщиков помочь разгрузить купе, а Аграфену послал на перрон охранять багаж. Один носильщик вытаскивал чемоданы из купе, другой принимал их и укладывал на перроне. Неожиданно пробежал мужчина, как укушенный тарантулом и вскочил в вагон, поезд пришел в движение. Что делать? Выгружено только пять чемоданов, четыре ещё в купе. Аграфена подняла руки и закричала не хуже свистка локомотива. Ядвига и Бобик пытались освободить чемодан из багажной сетки, он упал Ядвиге на ногу. Поезд всё-таки остановился. Подозвали ещё одного носильщика.
Теперь удалось всё выгрузить, вещи остались на перроне под присмотром Аграфены, а Ядвига с Бобиком попросили извозчика отвезти их в отель Адлон, чтобы убедиться, что заказанные комнаты им будут предоставлены. Они получили свои комнаты и поехали обратно на вокзал за вещами. Перед входом на платформу их остановил грозного вида усатый мужчина:
Где ваши билеты?
– У нас нет билетов, нам нужно на перрон, там наш багаж, и наша служанка.
– Без билетов нельзя! Пожалуйста, пройдите в зал вокзала и купите в автомате перронные билеты. – Ядвига была в замешательстве:
– У меня только русские деньги, что мне делать?
– Тогда идите в вашу миссию, без билетов я вас не пропущу! – Ядвига, как только могла быстро побежала в своём сужающемся книзу платье в зал и попробовала опустить в автомат десять копеек, они не входили, пять копеек провалились, но выскочили в окошечко, откуда должны выскакивать билеты. Она увидела цветочную лавку и решила купить букет роз, чтобы разменять деньги. Когда она хотела заплатить русскими деньгами, продавщица их отказалась принять. Розы остались на прилавке. Бобик и Ядвига стояли у автомата и надеялись на чудо.
– Что за дурацкая страна, хорошо же начинается! Если так дальше пойдёт, может лучше сразу отправляться обратно, мама? – Люди подходили к автоматам, бросали в их железное чрево монетки, потом засовывали руку в окошечко и брали билеты. Один прилично одетый господин, это был примерно десятый подошедший человек, посмотрел на Ядвигу и спросил, не может ли он ей чем-либо помочь. Она расцвела:
– О, вы так добры, я забыла на границе поменять свои русские деньги, и теперь мне не удаётся пройти на платформу, не можете ли вы мне разменять один рубль?
– Этого я не могу, но, если вы мне позволите, я обеспечу вас билетами. – И он элегантным жестом опустил две монетки в автомат. Они были спасены.
Когда они вернулись к началу перрона, услышали громкие голоса. Вокруг их вещей, лежа на которых плакала Аграфена, стояла шумная толпа. Жестикулирующие люди пытались выяснить причину её несчастья и утешить. Увидев Ядвигу, она начала громко причитать и жалобно скулить. Она порывалась броситься к Ядвиге, было не понятно, от ярости или от радости.
– Вы бросили меня, канальи, в этой чужой стране, полной нехристей. Тьфу, чёрт! Я больше ни дня у вас не останусь. Я со следующим поездом поеду назад. Будете знать, как мучить невинных людей! …. – Она кричала и кричала, успокаивать её было бесполезно, ей нужно было свою ярость израсходовать до дна. Нашли носильщика и багаж погрузили на извозчика. Аграфена уцепилась за пальто Ядвиги, чтобы не потеряться. В коляске её посадили на откидное сидение. Наконец они прибыли в отель Адлон. Аграфена не хотела подниматься в мансарду, где для неё сняли комнату, пришлось уступить ей комнату, снятую для Бобика, а ему водвориться в мансарде. Бобик был вне себя:
– Мама, давай отошлём её в Гиреево, от неё всё равно никакой помощи. Здесь нельзя её оставить одну ни на минуту!
– Об этом я тоже подумала, завтра мы сходим к Шувалову. Может быть кто-нибудь из посольских едет в Москву и захватит её.
Комната в мансарде была маленькая с железной кроватью. Там был умывальный столик с фарфоровым гарнитуром. Из окна видна была улица. Бобик высунулся из окна и по старой привычке сплюнул. Люди на улице казались маленькими, как пчёлы. Он понадеялся, что его плевок ни в кого не попал, люди были далеко внизу. Было скучно и он отправился вниз к маме.
Возникла новая проблема. Они хотели отправиться ужинать, но нельзя же было брать Аграфену в приличный ресторан, она не умела обращаться с вилкой и ножом и чавкала на крестьянский манер.
– Аграфена, мы попросим принести тебе еду в комнату, а сами пойдём этажом ниже и вернемся примерно через час. – Аграфена в хорошей драматической манере рухнула на колени и, воздев руки, запричитала, прося её не бросать в этой чужой стране, она боится, что её здесь забудут. И зачем только её взяли в эту страну нехристей, это наказание за её неуместное любопытство и зависть, чтобы в поездку не взяли Маланью. Теперь она здесь конечно пропадёт и не будет зарыта в русскую землю. Она кричала так громко, что в дверь, которая вела в соседнюю комнату начали стучать.
– Вот, они сейчас придут и меня схватят! – заорала она снова. Ядвига тихо и строго сказала:
– Тотчас закрой свой рот и успокойся. Я не потерплю такого поведения. Ты останешься в своей комнате и будешь есть то, что тебе принесут. Завтра я позабочусь о том, чтобы ты смогла с кем-нибудь отравиться в Москву.
– Я поеду в Москву только с вами! Кто их знает, куда меня затащат! Я ни шагу не сделаю без вас! Вы меня сюда затащили, и вы меня отсюда должны доставить домой!
Ядвига позвонила и попросила горничную принести еду для её служанки в номер. Принесли еду. Аграфена осмотрела всё скептически, покрутила в руке серебряную ложку.
– Этим я должна есть? Никогда я не возьму в рот такую вещь, разве здесь нет нормальных деревянных ложек, как у добрых христиан? А что здесь такое? У них нет что ли борща и каши? Нет, я этого есть не буду! – Ядвига позвонила снова:
– Принесите, пожалуйста, если у вас есть, моей камеристке несколько кусков чёрного хлеба, масла, густого овощного супа и пару стаканов водки! – Она полезла в чемоданы. В качестве сувениров она везла несколько лакированных раскрашенных деревянных ложек. Она дала одну ложку Аграфене:
– На, и, наконец, успокойся! Завтра ты отправишься в Москву и баста! Я больше не хочу тебя видеть. Ты конечно не виновата, что не можешь приспособиться к чужой стране, но ты могла бы попытаться вести себя соответственно обстоятельствам, а не устраивать истерики, усложняя нам жизнь. Нам тоже непривычно и сложно!
Они пошли в ресторан. За столами сидели чужие люди и говорили на чужом языке. Ядвига одела одну из своих огромных шляп величиной с мельничное колесо. Конечно она, несмотря на предупреждение тёти Эллы, закрепила её длинными заколками без предохранителей. Подошел бой и спроси, не хочет ли она снять шляпу. Она оглянулась, большинство дам были в шляпах, хотя ни у кого не было шляпы таких размеров.
– Лучше я её не буду снимать.
– Но тогда вы должны предохранить шпильки, вы можете ими кого-нибудь уколоть.
– К сожалению, я потеряла предохранители.
– Тогда, пожалуйста, выньте шпильки.
– Но тогда шляпа упадёт с моей головы!
– Но без предохранителей носить шпильки запрещено! – Ядвига не желала не только вынуть шпильки, но и снять шляпу. Молодой человек настаивал непреклонно.
– Хорошо, если я кого-либо уколю, то заплачу потерпевшему, а теперь, пожалуйста побеспокойтесь, чтобы нас накормили.
Кельнер принёс помпезную, в кожаной обложке, карту. Бобик и Ядвига с интересом её изучили. Большинство названий они не знали и не могли представить, что может так называться. Бобик увидел в меню фамилию своего дяди! – "Наконец что-то знакомое, я буду есть "Boeuf a la Stroganoff". Кельнер не торопился к ним, поэтому Бобик закричал:
– Кельнер, как долго вас ждать? – Тот притворился глухим и прошел мимо их столика. – Эти люди вообще не знают хороших манер!
Между тем по проходу между столиками шел невысокий ухоженный румяный человек и здоровался со всеми направо и налево. Он подошел к столику Ядвиги, распознал в ней иностранку и спросил, не нуждаются ли они в чем-либо, и хорошо ли их обслуживают. Ядвига не знала, что и сказать, но Бобик сразу выложил:
– Здесь совершенно невоспитанные служащие, я уже позвал кельнера, а он не подходит, у нас такие невоспитанные люди отправляются в Сибирь! – Господин Адлон дружески улыбнулся:
– Как вы его позвали, молодой человек?
– Как же ещё, конечно, кельнер!
– У нас их зовут "обер" (старший), слово кельнер они считают унизительным. – Бобик не знал, что и думать:
– Но если эта должность называется кельнер, то какое же это унижение? – Хозяин подошел к кельнеру и что-то прошептал ему в ухо. Тот незамедлительно подошел и спросил, что господа хотят откушать. Ядвига попросила объяснить ей некоторые непонятные названия блюд, и они составили меню, бой успокоился и был сама любезность. Еда была вкусной, но Бобику недоставало привычных закусок. Ядвига заметила ему, что здесь не в обычае так много есть за ужином, как у них дома.
Между тем возникла красивая дама, которая, переходя от столика к столику, предлагала прекрасные розы. Бобику захотелось подарить несколько маме. Итак, "кельнерин" было бы оскорбительным, и он окликнул: "оберин!". Поняв, что обращаются к ней, она засмеялась и подошла.
– Я не "оберин", у нас "оберин" называют настоятельницу монастыря, я же просто "Фрёйлейн"(девушка).
– Но вон тот "обер", он что, настоятель монастыря?
– Нет, это кельнер.
При оплате счёта опять возникли проблемы. Кто-то им рассказывал, что кельнеры часто иностранцам к сумме прибавляют. Бобику было любопытно, не произойдет ли так и здесь, и начал просматривать счёт, но не мог разобрать ни слов, ни цифр. Ядвига взяла у него счёт.
– Мне хотелось бы знать, сколько здесь принято давать на чай, как ты думаешь, пять марок хватит? – Бобик покачал головой:
– Наверно мало. Это же половина от пяти рублей. – Решили дать оберу пять марок, а младшему кельнеру три. А куда делась фрейлейн? Бобик увидел её вдалеке и подозвал. Она не хотела брать деньги. Она ведь уже получила за розы их цену! Но Бобик всунул монету ей в руку. Она покраснела и поблагодарила смущенно. Также и младший кельнер стал возмущенно отказываться. Люди вокруг стали с интересом наблюдать эту сцену и переговариваться. Бобик не мог понять, что их взволновало. Только старший кельнер, обер, спокойно взял монету и с лёгким поклоном опустил в карман. Ядвига и Бобик решили, что дали ему слишком мало.
После ужина Бобик пошел прогуляться. Он обошел Парижскую площадь, прошелся по "Унтер-ден-линден". Эта улица показалась ему красивее Кузнецкого моста и Тверской. Он заметил, что здесь люди лучше одеты, чем в Москве, не было пьяных и оборванцев. Ему не понравилось, что здесь не было нищих, в Москве нищие попадались почти на каждом шагу, и у него была привычка доставать из кармана мелкие деньги и раздавать нищим. Он и сейчас имел приготовленную мелочь, но не было объекта для милосердия.
Улицы были чистыми, как вылизанными, а дома казались недавно покрашенными. Ему казалось, что женщины здесь не такие красивые и привлекательные, чем в Москве, кроме того они носили узкие высокие сапоги с длинными носками, похожими на утиные носы. Он присмотрелся к их ногам, походка тоже была другой.
Дамы шагали свободно и ставили носки стопы наружу, ему пришло в голову, что их стопы похожи на утюги. Мужчины шли рядом с дамами, не придерживая их под локоть. Не было никого, кто бы громко смеялся или оживленно жестикулировал. У Бобика сложилось впечатление, что люди здесь очень серьёзные и может быть грустные. Он подумал, что это потому, что он сейчас находится в приличном квартале города, но в Москве в самом центре, например, на Кузнецком мосту, люди всегда хохотали даже в лютый мороз. Он решил найти более бедные районы, и посмотреть, может быть там всё по-другому.
Сквозь галерею пассажа Бобик прошел до угла Фридрихштрассе. На углу стоял человек. Первый нищий! Сердце Бобика подпрыгнуло от радости. Он достал монету и протянул мужчине. В отличие от русских нищих тот не держал в руке шапку, в которую клали монеты. Бобик попытался положить монету ему в ладонь, но мужчина сжал руку в кулак и стал ругаться:
– Что ты придумал, глупый мальчишка? Что за проказы! Проваливай! – Бобик удивился, он хотел что-то сказать, но вдруг понял, что этот человек не нищий. Просто он здесь почему-то стоял. Бобик побежал дальше. Витрины в лаках здесь были попроще, было впечатление, что ассортимент вещей разложен в окнах в беспорядке. Однако большой разницы с Унтер-ден-линден не было. Ему пришло в голову, что мама могла начать беспокоиться его долгим отсутствием и побежал в отель.
Его узкая железная кровать скрипела во всех сочленениях, но он сразу заснул. Он забыл задернуть занавески и проснулся с рассветом. Он подошел к окну и выглянул. Протарахтела повозка, мужчины подметали улицу, была ещё коромысловая помпа (кованная железная стойка с рычагом-коромыслом). Один качал этот насос, другие подставляли вёдра к носику. Улицу сначала поливали, а потом подметали. Бобик был изумлён: "Здесь они отмывают даже улицы!" – Он не мог себе представить такого в Москве. Потом он подумал, что в такое время он в Москве никогда не бывал в центре.
Он помылся, оделся и спустился вниз. Перед маминой комнатой стоял мужчина в зеленом фартуке и держал мамины башмачки в руке. Он крутил их, осматривая со всех сторон с беспомощным выражением.
– Откуда вы здесь? Что вам надо?
– Это совершено невозможно, такие не подойдут никому!
– Нет, почему же, это туфли моей матери, у неё маленькая нога, тридцать четвёртый размер! – Мужчина покачал головой.
Перед обедом они отправились в русское посольство и посетили посла, графа Шувалова и его жену. Выяснилось, что жена секретаря посольства Арцыбашева на следующий день отправляется в Москву. Это была полная жизнерадостная женщина, которая сразу согласилась взять Аграфену с собой. После обеда она пошла с ними в Адлон, чтобы познакомиться с несчастной. Девушка сразу прониклась доверием к даме, которая её по-матерински прижала к своей полной груди и расцеловала в обе щёки. Тут возник вопрос, что будет с Ядвигой, она же не может обходиться без служанки. Бобик был готов взорваться от возмущения. Мадам Арцыбашева посмотрела на него свысока:
– Ну погоди, ты, обалдуй, тогда тебе придётся зашнуровывать маме корсет и закалывать шляпу шпильками, и не дай Бог на них не будет предохранительных чехлов! Есть ещё тысяча дел, которые дама не может сделать сама, поэтому и существует должность камеристки. Лучше всего, анонсируйте в газету и возьмите немецкую девочку.
– Боже, только не это!
– Это было бы не глупо, ведь вы могли бы у неё многому научиться, как здесь себя держат, вы ведь наверно этого оба не знаете и попадаете в неудобные положения в непривычной ситуации, так как не знаете местных обычаев и привычек. Я кое-что могу вам рассказать, я ведь приехала сюда тоже ничего не зная, и намучилась. Представьте себе, я на приёме у рейхсканцлера Бетмана-Холвега подошла к хозяйке дома, обняла её и поцеловала в обе щеки по русскому обычаю. Она была на грани потери сознания, а у гостей затряслись ноги от страха. Это нарушение приличий чуть не стоило моему мужу карьеры.
– Не можешь ли ты мне подсказать, тётя Аглая, где здесь можно найти нищего. Я обежал здесь всю округу, желая облегчить свою совесть, и ни одного не нашел. Я попытался дать марку одному человеку, которого принял за нищего, так он меня обругал!
– Нищенство в Германии запрещено законом, за это сажают в тюрьму!
– Ужасно, что же делают бедные люди?
– Они должны работать. Когда они становятся старыми и не могут работать, если они работали всю жизнь, они получают от государства ренту (пенсию), некоторые ещё получают поддержку от социальных служб.
– Но, тётя Аглая, что делать богатым, как тогда творить добро? Они ведь должны иметь возможность исполнить свой долг помогать другим людям. Мне не нравится жить без нищих! Когда приходишь домой, раздав милостыню, имеешь определенное чувство, что не зря прожил день.
– Я не знаю, как они живут без нищих, но нищенство им противно. Я видела много домов, на дверях которых прибиты таблички "просить и торговать в разнос запрещено"! – Бобик покачал головой. Дома к ним за день приходит с десяток нищих и бродяг, всех кормят и дают милостыню. Некоторые остаются на ночлег. Были дни, когда по необъяснимой причине никто не приходил, так прислуга и они сами спрашивали себя, за что Бог на них разгневался и не послал к ним нуждающихся в помощи.
На следующий день пополудни они проводили мадам Арцыбашеву и Аграфену на вокзал. Аграфена чувствовала себя под защитой этой дородной дамы. Теперь она плакала и говорила, что уже привыкла немного и меньше боится, может быть она может и дальше служить Ядвиге? Но Ядвига осталась твёрдой. Она попросила Аграфену не рассказывать дома никаких несуразностей о Германии.
После ужина они собрались в оперетту. Ядвига долго изучала театральную программу, прикидывая, что больше подойдет для Бобика. Она решила повести его на оперетту Оффенбаха "Прекрасная Елена", собственно она выбрала её по более скромному названию. Их места были в ложе. Сначала была неприятная прелюдия: они привыкли, что в Москве и Петербурге можно было без проблем пройти на свои места, опоздав к началу на любое время. Фойе театра было, как вымершее. Бобик удивился:
– Мама, ты не перепутала дату? В театре пусто!
– Я думаю, мы просто немного опоздали. – Они тихонько пошли по красным ковровым дорожкам. У ложи строгий служащий остановил их:
– Входить сейчас нельзя, уже началось!
– Я заказала ложу для нас одних, мы никому не помешаем.
– Нет, вы конечно многим помешаете, потому что, когда вы будете входить в ложу, многие будут оборачиваться и смотреть на вас, вместо того, чтобы на сцену, разве это не помеха спектаклю?
– Дайте мне, пожалуйста, две программы, сколько они стоят? – Она заплатила и дала хорошие чаевые. Сначала она не хотела ему ничего давать, но потом передумала. Он дал ей две программки и хотел отдать лишние деньги. Ядвига сделала знак, что он может оставить их себе. Он молча подошел к двери, открыл её и жестом пригласил их войти в ложу. Как он и говорил, многие головы повернулись в их сторону, их стали разглядывать в бинокли. Ядвиге захотелось по привычке всех поприветствовать направо и налево, но она сообразила, что никого здесь не знает.
На сцене много пели и танцевали. Между тем возникли, совершенно без связи с темой, группы девушек в коротких плиссированных юбках и чёрных рейтузах, выстроились по краю сцены, как солдаты на параде и под музыку задирали ноги до уровня лица и ими несколько раз дрыгали. Это продолжалось некоторое время и вызвало в публике радостное оживление. Их рты улыбались, но лица были скорее грустными или напряженными. На верхней части бедра видны были белые, и как Бобику казалось, не совсем белые, дамские трикотажные трусики. Ему это представление казалось неприличным, ему было стыдно смотреть на эти движения.
Он закрыл глаза, чтобы отстраниться от представления, но потом услышал весёлые подбадривающие крики дам, ему стало мучительно больно физически. Он чувствовал, что Ядвига временами испытующе на него смотрит. Она жалела, что привела его на такое зрелище, потому что тоже считала его неподобающим и для Бобика неподходящим. Во время антракта они остались в ложе. Он спросил маму:
– Ты находишь это забавным?
– Пожалуй нет, не очень, тебе не нравится?
– О нет, совсем нет, я был бы благодарен, если бы мы отправились домой. – Ядвига облегченно вздохнула. Выйдя из театра, они подозвали дрожки и поехали в отель. Бобик вселился в комнату рядом с мамой.
----
Подписывайтесь, что б не пропустить новые статьи
Полное содержание статей в этом блоге по данной ссылке.
Пост знакомство - обо мне, о том, кто завел этот блог.
#пересказкниг #снемецкогонарусский #переводкниг #владимирлинденберг #философияоглавноем #мыслиобоге #историячеловека #линденберг #челищев #книги #чтопочитать #воспоминанияодетстве #лебедевад #лебедевалексейдмитриевич