(из книги «На картах не значится»)
Рядовой Рыгтынкау был якут. Точнее – юкагир. Есть такая малочисленная народность в Якутии. Звали его для якута довольно нестандартно – Владлен, то есть сокращённо от Владимир Ленин. Для военнослужащего срочной службы Рыгтынкау был уже не молод – на момент призыва ему исполнилось двадцать два года. До армии Владлен успел закончить какой-то сельхозтехникум, кажется Олёкминский, по специальности «механизатор». Более того, Рыгтынкау был женат, и в далёком Олёкминском улусе у него подрастал сын. То есть, если не глядя на самого; рядового Рыгтынкау, просто ознакомиться с его личным делом, то создавалось полное впечатление того, что перед тобой человек сугубо положительный – взрослый, ответственный, владеющий востребованной профессией, да к тому же ещё и семейный. Это если на Рыгтынкау не смотреть. Но с первого же взгляда на этого сына юкагирского народа становилось понятным, что заочное знакомство было, мягко говоря, поверхностным.
У Рыгтынкау были две основные и неискоренимые черты: он всегда спал и он никогда не мылся.
Я не знаю, может, у этого оленевода-механизатора была водобоязнь, или юкагирские шаманы наложили на мытьё своих соплеменников строжайшее табу, но заставить Рыгтынкау хотя бы помыть руки, не говоря уже о том, чтобы умыться, – было делом совершенно безнадёжным. Я в своё время слышал теорию о том, что, если грязь не смывать, то через сорок дней она начинает отваливаться сама, но наглядное подтверждение этой теории я увидел только в Орловке, в лице нашего Рыгтынкау.
Спал же Владлен всегда. Он спал на занятиях и в наряде, он спал во время работ и между работами, он засыпал в столовой за столом, не говоря уже о том, что он исправно спал ночью. Было даже странно, что этот вечно спящий юкагир смог когда-то закончить техникум и, более того, сумел каким-то образом найти и догнать в тундре женщину, ставшую ему женой и родившую ему ребёнка. Впрочем, если жена его была такой же, как и он, неторопливой юкагиркой, всё становилось понятным. Размножаются же в конечном итоге ленивцы. Не говоря уже о стремительных черепахах.
Однажды Владлен уснул на полётах.
По просьбе техника самолёта, Рыгтынкау принёс ему из «высотки» какую-то безделицу и, пользуясь тем, что техник ненадолго отвлёкся, коварно заполз в сложенные самолётные чехлы, где, совершенно естественно для себя, уснул. Он не проснулся, когда над его ухом гудел заруливший на стоянку после полёта самолёт. Он не проснулся, когда с чехлов стягивали лежавшие на них заглушки от воздухозаборников и когда перед следующим вылетом эти заглушки бросали обратно на чехлы. Он не проснулся даже тогда, когда над самым его ухом лётчик, выполняя предполётную проверку, газовал двигатель самолёта. А вот во время выруливания самолёта Владлену проснуться пришлось. Дело в том, что плиты на стоянке в этом месте слегка просели, и перед самолётом образовалась небольшая ступенька. Самолёт, выруливая, упёрся колесом в эту ступеньку, лётчик газанул и, после того как самолёт, преодолев препятствие, выкатился со своего места, слегка запоздал с уборкой оборотов. Струя от реактивного двигателя разворачивающегося самолёта прошлась по стоянке. Техник самолёта, наверное, очень удивился, когда вслед за сдутыми реактивной струёй заглушками и чехлами в воздух, растопырив ноги и руки, взлетел его, куда-то запропастившийся и тут так неожиданно нашедшийся, механик.
Когда Владлен не спал, он о чём-то молча и сосредоточенно думал. Поэтому отличить спящего Рыгтынкау от неспящего, с учётом особенностей разреза его юкагирских глаз, было задачей непростой. Я сам однажды имел возможность в этом убедиться.
После очередного полёта я шёл от самолёта к «высотке». На краю рулёжки я увидел Рыгтынкау, стоящего с тормозным парашютом на плече. Механик то ли спал, то ли задумчиво смотрел вдаль. Я тронул его за плечо:
– Эй, Владлен, очнись! Ты чего тут стоишь?
Рыгтынкау «проснулся»:
– Техник, однако, на «высотка» послал.
– Ну пошли... «на высотка».
Рыгтынкау послушно снялся с места и засеменил рядом. Метров через двадцать меня вдруг осенило:
– Слушай, а за чем он тебя послал?
– Тормозной парашют брать, однако.
Я остановился.
– Владлен, а на плече у тебя что?
Юкагир посмотрел на лежащий на его плече парашют так, как будто видел его первый раз в жизни.
– Парашют... однако.
– Ну! – теряя терпение, воскликнул я.
– Так я, однако, пошёл? – спокойно спросил меня Владлен.
– Однако, иди! – мне захотелось дать невозмутимому юкагиру пинка для ускорения.
Рыгтынкау развернулся и неторопливо двинулся в обратную сторону – к самолётам.
Дойдя до «высотки», я оглянулся. На краю рулёжки с парашютом на плече стоял Владлен и то ли спал, то ли задумчиво смотрел вдаль...
Впрочем, самый большой сюрприз Рыгтынкау преподнёс нам через год после своего прибытия в часть.
Как-то Владлен подошёл ко мне после окончания очередных политзанятий:
– Товарищ лейтенант, моя в прапорщики хочет.
– Что?! – изумился я. – Какие ещё прапорщики?!..
Оказалось, что Рыгтынкау где-то услышал, что в Хабаровске производится набор в школу прапорщиков, и решил круто изменить свою жизнь. Я попытался отговорить чумазого задумчивого юкагира от опрометчивого поступка, но Владлен на уговоры не поддался, и я был вынужден отвести его к командиру эскадрильи.
Комэска, к моему удивлению, наоборот, за эту странную идею ухватился.
– Пойми, – объяснил он мне свой замысел, когда за Рыгтынкау закрылась дверь, – нам лишь бы отправить его отсюда. Куда-нибудь подальше. В Хабаровск? Хорошо, пусть будет Хабаровск. Надоел он мне здесь хуже горькой редьки! Того и гляди, где-нибудь прям на дороге уснёт – попадёт под колёса. Оно нам надо? А так пусть с этим жемчуго;м драгоценным кто-нибудь другой целуется.
– Так ведь не примут же его! – попытался спорить я.
– Примут! – веско заявил Земляков. – Я ему ТАКУЮ характеристику напишу – его в академию генштаба примут, а не то что в школу прапорщиков...
Дело закрутилось. Владлену написали достойную героя Советского Союза характеристику, оформили документы и отвезли в Хабаровск. Комэска лично инструктировал сопровождавшего Рыгтынкау офицера и даже выделил из стратегических эскадрильских запасов десять литров чистого, как слеза, спирта-ректификата – на представительские нужды.
– С юкагиром не возвращайся! – по-отечески строго напутствовал он сопровождающего. – Обоих пристрелю...
Самое интересное, что спирт даже не понадобился. В школе прапорщиков в том году был жестокий недобор и Рыгтынкау приняли с распростёртыми объятиями. Тем более с такой характеристикой!
Владлена вычеркнули из эскадрильских списков, и начальство вздохнуло с облегчением. Как оказалось – рано.
Ровно через шесть месяцев, в один из безрадостных дней, дверь в эскадрильский штабок с треском распахнулась, и в помещение вбежал запыхавшийся замполит эскадрильи майор Бахур. Лица на замполите не было.
– Там!.. Там!.. – тыкал он себе за спину пальцем и разве что не крестился.
Следом в помещение не спеша вошёл Владлен Рыгтынкау собственной персоной – всё такой же неумытый, но уже в новенькой форме прапорщика и, отдав обомлевшим офицерам честь, спокойно представился:
– Прапорщик Рыгтынкау. Прибыл на новый место служба.
– Однако... – только и смог промолвить поражённый этим явлением командир.
Своего лица я не видел, но у остальных присутствующих был такой вид, как будто они узрели перед собой русалку, и не просто русалку, а русалку, севшую на «шпагат».
Все присутствующие ясно понимали, что рядовой Рыгтынкау – это, конечно, беда, но прапорщик Рыгтынкау – это уже, пожалуй, трагедия. Прапорщика Рыгтынкау надо было ставить на должность. Прапорщику Рыгтынкау надо было доверять личное оружие. Наконец, прапорщику Рыгтынкау надо было давать жильё. И не просто жильё, а квартиру, ибо где-то в далёком Олёкминском улусе этого жилья ждала его жена, причём не одна, а с ребёнком. Следовательно, давать новоиспечённому хорунжему надо было двухкомнатную квартиру. А теперь подумайте, как доверить вечно спящему человеку оружие?! И как доверить квартиру человеку, который никогда не моется?!
Но недаром наш комэска слыл мудрым человеком. Выход был найден!
В это время в Орловке как раз формировался новый полк – 216-й истребительный, и мечтательный юкагир после нескольких безуспешных попыток был всё-таки сбагрен в одну из эскадрилий этого полка. Вот когда пригодилась заветная канистра со спиртом-ректификатом!
В заключение следует добавить, что недели через две к Землякову приходил новый командир нашего оленевода-механизатора и, грязно ругаясь, требовал нам забрать «своего недоделанного Рыгтынкау» назад, мотивируя это тем, что мы якобы утаили многие важные аспекты, касающиеся этого «продукта позднего аборта». Однако наш комэска остался непоколебим: сделка совершена, назад дороги нет, как говорится – «умерла так умерла!». Видя, что шантажом и угрозами ничего не добьёшься, визитёр сменил тактику и предложил за юкагира, в довесок к нашей канистре, ещё любое разумное количество авиационного спирта. «У вас столько спирта в полку нет!» – заявил на это Земляков, и «счастливый» обладатель неумытого прапорщика ушёл, как говорится, «солнцем палимый».
Ещё в течение нескольких месяцев Владлен время от времени попадался нам на аэродроме в позах, соответствующих разным степеням задумчивости, но вскоре 216-й полк перебросили под Хабаровск, и мы потеряли из виду нашего чумазого «крестника».
https://proza.ru/2013/06/09/1795