Почему Хармс, не любивший детей, известен как детский автор? На каких стенах в Санкт-Петербурге не возбраняется писать свои стихи? Как десять квадратных метров повлияли на лауреата Нобелевской премии по литературе? Зачем в кулинарии при Елисеевском гастрономе собиралось по 600 человек?
Если вы, как и мы, считаете город на Неве одним из самых поэтичных в мире, то предлагаем маршрут, посвященный петербургской и ленинградской поэзии XX века. Короткая прогулка по центру города поможет проследить, как поэтическое слово менялось здесь в течение столетия, какие формы принимало, как сопрягалось с судьбой его жителей.
После Октября 1917 года Петербург, как и вся страна, переживает ряд глобальных потрясений. Каждый автор по-своему отражает их в своих стихах, а многообразие произведений создает сложный, многоплановый, изменчивый и неповторимый образ города.
Уходит революционная романтика, и ей на смену идет «учет и контроль», так необходимый для построения коммунистического общества. В советской стране все «равны» и все стихи должны быть тоже одинаковыми. «Неправильные» писать опасно, их остается только прятать.
Позже «оттепель» откроет двери многочисленным экспериментальным движениям, в поэзии в том числе. Не желая жить в советской действительности, молодые поэты выдумывают свои собственные миры, сочиняют новый язык. Каждый второй молодой и дерзкий числится «гением».
И вновь политические качели... В ответ расцветает культура самиздата как способ противодействия всепоглощающему цензору. Из этого и многого другого складывалась поэзия Ленинграда, которая, безусловно, оказала огромное влияние и на современную питерскую поэзию.
Исходной точкой маршрута мы выбрали дворец Нарышкиных-Шуваловых, где представители «левого» искусства демонстрировали ошарашенной публике свое абсурдистское творчество. Мы расскажем об обэриутах и, конечно же, загадочном Хармсе, основателе этого поэтического движения. Далее нас ждет знаменитый Фонтанный дом Анны Ахматовой, в котором она за тридцать лет пережила множество личных трагедий. Потом отправимся в гости к любимому ученику Анны Андреевны — Иосифу Бродскому, в его знаменитые «полторы комнаты», где он прожил вплоть до высылки из Советского Союза. А завершить прогулку можно в шикарном Елисеевском гастрономе, где в отделе кулинарии начиная с середины 60-х до середины 70-х встречались сотни диссидентствующих литераторов, —поговорим о спонтанном сообществе «Поэты Малой Садовой», «Паганини пишущей машинки» Владимире Эрле и питерском самиздате.
Итак, одеваемся в соответствии с изменчивой питерской погодой, несколько томиков стихов в руки и — в дорогу.
Адреса:
- Музей Фаберже, Набережная реки Фонтанки, 21, Санкт-Петербург (координаты: 59.934839, 30.343144)
- Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, Литейный проспект, 53, Санкт-Петербург (координаты: 59.936169, 30.347303)
- «Полторы комнаты», музей-квартира Иосифа Бродского, улица Короленко, 14, Санкт-Петербург (координаты: 59.942744, 30.350289)
- Магазин купцов Елисеевых, угол Невского проспекта, 56 и Малой Садовой улицы, 8, Санкт-Петербург (координаты: 59.934129, 30.337965)
Длина маршрута:
Длина маршрута — 3,4 км. Лучше пешком или на самокате.
Кому подходит:
Маршрут будет интересен всем, кто любит Санкт-Петербург и хорошую поэзию.
Ытуеребо во Дворце
Точка на карте: Музей Фаберже, Набережная реки Фонтанки, 21, Санкт-Петербург (координаты: 59.934839, 30.343144)
Дворец Нарышкиных-Шуваловых был построен в конце правления Екатерины II на берегу реки Фонтанки и хотя расположен был практически на границе тогдашнего города, но почти сразу же завоевал репутацию популярного светского места. Слава эта сохранилась за ним на века. Сейчас во дворце располагается музей Фаберже. Но мы здесь не ради пасхальных ювелирных изделий.
Во второй половине 1920-х годов в этих стенах находился Дом печати, центр художественной жизни Ленинграда, место постоянных «тусовок» представителей «левого» искусства.
В качестве одной из секций здесь базировалось ОБЭРИУ, «Объединение реального искусства» (буква «У» в конце слова — для красоты), ключевыми фигурами которого были Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Игорь Бахтерев и, конечно же, противоречивый и неповторимый Даниил Хармс.
Здесь же, в Доме печати, 24 января 1928 года объединение проводит мероприятие, которое вызывает наш особый интерес, — самый известный обэриутский вечер под названием «Три левых часа».
«Вчера в Доме печати происходило нечто непечатное. Насколько развязны были Обэриуты, настолько фривольна была публика. Свист, шиканье, выкрики, вольный обмен мнениями с выступающими.
— Сейчас я прочитаю два стихотворения, —заявляет Обэриут.
— Одно! — умоляюще стонет кто-то в зале.
— Нет, два. Первое длинное и второе короткое.
— Читайте только второе.
Но Обэриуты безжалостны: раз начав, они доводят дело до неблагополучного конца»
(фельетон «Ытуеребо» Лидии Лесной в «Красной газете» за 25 января 1928 года).
Что же происходило во дворце? Вечер длился 3 часа. Первый час выступали поэты в сопровождении странных театрализаций. Даниил Хармс читал свои фонетические произведения, стоя на черном платяном шкафу (шкаф — излюбленный предмет обэриутов, символизирующий предметность их искусства), курил трубку и пускал в зал кольца дыма. Введенский выехал на сцену на трехколесном велосипеде, под выступление Вагинова танцевала балерина. Далее играли спектакль по абсурдистской пьесе Хармса «Елизавета Бам».
Третий час был заполнен лекцией о современном кинематографическом искусстве и показом экспериментального кинофильма «Мясорубка». В нём демонстрировалось бесконечное движение товарного поезда с солдатами. По словам очевидца, утомлённая нескончаемым движением поезда публика потеряла терпение и начала кричать: «Когда же они приедут, чёрт возьми?!»
Мать Хармса боялась, что Даниила в конце концов побьют. Но эти опасения не оправдались. Обэриуты оценили прошедший вечер как успешный.
Вскоре после этого мероприятия Вагинов и Заболоцкий покинули ОБЭРИУ. В октябре 1928 года в группе остались только Хармс, Введенский, Бахтерев и Левин. В течение следующих 3 лет они провели еще несколько перформансов, однако ситуация в городе и стране не поощряла экспериментальное творчество. Единственной возможностью высказываться стала детская поэзия — члены ОБЭРИУ печатались в журналах «Ёж» и «Чиж».
Хармс впервые публикует в «Еже» свои стихи «Иван Иваныч Самовар», «Во-первых и во-вторых», «Иван Топорышкин» (этот персонаж станет постоянным героем журнала).
Иван Топорышкин пошел на охоту,
С ним пудель в реке провалился в забор.
Иван, как бревно, перепрыгнул болото,
А пудель вприпрыжку попал на топор.
В декабре 1931 года были в первый раз арестованы главные обэриуты Хармс и Введенский. Они обвинялись в сочинении и распространении контрреволюционных произведений. Последовавшая ссылка привела к распаду ОБЭРИУ.
В 1942 году из дома 11 по улице Маяковского, где жил и где был арестован во второй раз Хармс, его друг и философ Яков Друскин вынес чемодан, набитый рукописями. Он забрал архив Хармса в эвакуацию и вернулся с ним в освобожденный от блокады Ленинград. Именно благодаря ему многое из обэриутского наследия было спасено.
30 лет в 44-й квартире
Точка на карте: Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, Литейный проспект, 53, Санкт-Петербург (координаты: 59.936169, 30.347303)
С шумного Литейного проспекта ныряем в арку. Перед нами — уютный камерный двор посреди большого города, где на скамеечке найдет отдохновение и очарованный романтик, и утомленный путник. Но минуточку — обратим сначала внимание на своды арки. Это пространство не просто стихийного граффити, скорее его можно назвать граффити поэтическим. Любимые строки поэтов и собственные рифмы запечатлевают здесь все желающие. Это легально.
Когда стихов становится слишком много, их фотографируют и закрашивают, чтобы освободить место для новых.
Присядем на скамейку во дворике. Нас окружает южный флигель дворца Шереметевых (он же Фонтанный дом — от названия реки Фонтанки, на берегу которой стоит). Здесь в квартире 44 тридцать лет, с 1924 по 1954 год, жила поэтесса, подчеркнуто называвшая себя поэтом. Та, чье творчество изменило отношение к «женской» поэзии, запретив называть ее «неполноценной». Анна Андреевна Ахматова.
…так случилось, что почти всю жизнь
Я прожила под знаменитой кровлей
Фонтанного дворца... Я нищей
В него вошла и нищей выхожу...
Жилплощадь принадлежала ее третьему мужу, Николаю Пунину. Брак был гражданским и имел свою особенность: после расставания в 1938 году супруги продолжали жить в одной коммунальной квартире, но в разных комнатах. Именно комната Ахматовой и стала центральным местом нынешнего музея. Здесь стоит итальянский сундук, в котором поэтесса хранила важные бумаги, а рядом — чемодан наготове, на случай ареста.
В скромном углу в коридоре спал сын двух неугодных властям поэтов Лев Николаевич Гумилев — этот угол назывался «Левушкин кабинет».
В Фонтанном доме Ахматова пережила много личных и семейных катастроф, аресты Льва и двух бывших мужей по доносам на «врагов народа».
Ахматова пытается спасти близких, передавая письмо Сталину с просьбой об их освобождении. Долгие годы почти не писавшая стихов, она начинает «Реквием».
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
После третьего ареста сына письмо уже не имело никакого смысла. Лев находился под следствием во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной и в «Крестах», а Ахматова проводила дни в тюремных очередях, чтобы отдать передачу и убедиться, что сын еще жив. Она продолжает «Реквием», говоря от имени всех, кто стоял с ней рядом у тюремных ворот и всех, кто погибал за тюремными стенами:
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
В 1936 году Ахматова пишет стихотворение, в котором ее личная трагедия переплелась с мрачной историей Фонтанного дома:
От тебя я сердце скрыла,
Словно бросила в Неву...
Прирученной и бескрылой
Я в дому твоем живу.
Только ночью слышу скрипы.
Что там – в сумраках чужих?
Шереметевские липы...
Перекличка домовых...
Осторожно подступает,
Как журчание воды,
К уху жарко приникает
Черный шепоток беды...
Но Ахматова не покинула Фонтанный дом, даже когда появилась такая возможность. Она говорила: «...известная коммунальная квартира лучше неизвестной. Я тут привыкла». С семьей Пуниных ее связывала крепкая дружба...
Вы можете посетить музей-квартиру Ахматовой индивидуально или присоединиться к групповой экскурсии. «Музей Анны Ахматовой, казалось бы, адресован старшеклассникам и взрослым, но мы обращаемся и к детям. Хочется, чтобы они «выучили дорогу» в музей, научились читать поэтический текст, а главное — узнали, что встреча с поэзией всегда связана с удивлением и радостью», — сказано на сайте музея.
«...Лучшие десять квадратных метров, что я знал в жизни»
Точка на карте: «Полторы комнаты», музей-квартира Иосифа Бродского, улица Короленко, 14, Санкт-Петербург (координаты: 59.942744, 30.350289)
Если поставить себе цель обойти самые культовые литературные места Петербурга, дом Мурузи, который тремя фасадами выходит на Литейный проспект и улицы Пестеля и Короленко, ни в коем случае нельзя пропустить: здесь Николай Лесков создавал своего знаменитого «Левшу», а Александр Блок, Вячеслав Иванов, Андрей Белый и прочие представители Серебряного века хаживали в гости к чете Мережковский—Гиппиус. Именно из окон этого дома, по словам Иосифа Бродского, Зинаида Гиппиус, «изогнувшись гусеницей», выкрикивала оскорбления в адрес революционных матросов.
Бродский и сам 17 лет прожил в доме Мурузи (сейчас в его квартире мемориальный музей «Полторы комнаты»). Наверняка мавританский стиль дома, который в 70-х годах XIX века воплотил архитектор Алексей Серебряков для князя Александра Мурузи, оказал влияние на взросление и становление Иосифа Бродского как поэта. Во всяком случае, очень символичным виделось поэту варварское разделение великолепной анфилады фанерными перегородками, чтобы заселить в буржуазно изысканные интерьеры с лепниной и немыслимыми арками пролетарские семьи. «Если в пространстве заложено ощущение бесконечности, то не в его протяженности, а в сжатости», — писал Бродский про комнатки, которые уместнее назвать чуланами, могилами.
Между тем поэт, в 15 лет с отцом и матерью поселившийся в доме Мурузи, обожал свои «полторы комнаты» — кусочек анфилады, который семье фотокора многотиражек Александра Бродского выделило государство. В этой жилплощади сыну Бродских достались 10 квадратных метров. Вот как описывает Иосиф Бродский место, где он прожил всю свое отрочество и молодость — вплоть до высылки из Советского Союза:
«Два зеркальных шкафа и между ними проход — с одной стороны; высокое зашторенное окно точно в полуметре, над коричневым, довольно широким диваном без подушек — с другой; арка, заставленная до мавританской кромки книжными полками — сзади; заполняющие нишу стеллажи и письменный стол с «ундервудом» у меня перед носом — таков был мой Lebensraum».
Именно в этом углу Бродский зачитывался книгами, начал писать стихи, вечерами наверняка проживал заново удивительные дни, наполненные встречами с друзьями-поэтами и поездками в Комарово — к Анне Андреевне Ахматовой. Та привечала молодых литераторов, особенно Бродского. По мнению Ахматовой, именно дружба с ней превратила «Осю» в объект преследования со стороны советских властей. А когда в 1972 году Бродский уезжал из России, он взял с собой томик стихов Джона Донна и книжку Ахматовой. Вполне возможно, именно ту, которую подарила она ему за десять лет до эмиграции, с подписью: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными».
Но все это будет позже, когда перед поэтом с подачи советских гонителей открылся новый, огромный мир с профессорством в лучших университетах и Нобелевской премией. А в доме Мурузи у Бродского было несколько метров — «...лучшие десять квадратных метров, что я знал в жизни». Из которых не хотелось уходить, в которых причудливым образом сплелись эпохи: мавританская лепнина и запах щей, паркет, гулко отдающий шагами Блока, заполошный перестук клавиш «ундервуда» и белый лист, на котором Бродский печатает:
Да, сходства нет меж нынешним и тем,
кто внес сюда шкафы и стол, и думал,
что больше не покинет этих стен;
но должен был уйти, ушел и умер.
Ничем уж их нельзя соединить:
чертой лица, характером, надломом.
Но между ними существует нить,
обычно именуемая домом…
Кафейный период русской литературы
Точка на карте: Магазин купцов Елисеевых, угол Невского проспекта, 56 и Малой Садовой улицы, 8, Санкт-Петербург (координаты: 59.934129, 30.337965)
Магазин купцов Елисеевых всегда выделялся на фоне «классического» Невского проспекта. И не только стилем постройки. Здесь, в отделе кулинарии, с 1964 года до середины 70-х годов собирались молодые литераторы ленинградского андеграунда, избравшие для себя путь «внутренней эмиграции».
«В роскошной «Кулинарии» (при Елисеевском же ж!) поставили кофеварку. И так-то народу толпилось там до фига… на площади где-то метров 60, может меньше, толклось до 600 посетителей одновременно. И вот в эту толпу нужно было просочиться, встать в очередь в кассу, потом в другую за кофе, потом — донести кофе, не расплескав, до узенькой полочки у окна и втиснуться. Иногда к кофе брались волованы, пирожки с луком, с мясом и другие вкусности, но это уже был разврат», — вспоминает поэт Константин Кузьминский, назвавший 60—80-е годы XX века «кафейным периодом русской литературы».
«Поэты Малой Садовой», как их окрестили позже литературоведы, были скорее спонтанным сообществом неофициальных литераторов, нежели организованной группой. Как отмечает один из знаковых его участников, Владимир Эрль, количество людей, знакомых по кулинарии, достигало трехсот человек.
«Чудаки с Малой Садовой» читали здесь свои произведения, вели литературные беседы и тайно передавали друг другу «полуслепые» листки папиросной бумаги со стихами Бродского. Они не считали себя диссидентами. Просто тяготели к общению с себе подобными, не вписывающимися в прокрустово ложе официальных творческих союзов.
«Малая Садовая — это был реальный мир в мире придуманном, изобретенном. Вспомните, как мы проходили мимо Гостиного двора, где висели портреты вождей, и сворачивали на тихую Малую Садовую, и после этого помпезного ада вдруг оказывались в мире простой человеческой реальности», — рассказывал один из поэтов «Малой Садовой» Андрей Гайворонский.
В конце 1964 года группа «кафейных» поэтов провела несколько поэтических чтений, а годом позже выпустила самиздатовский альманах «Fioretti», который стал манифестом школы «поэтов и прозаиков Малой Садовой». Главными «издателями» были Олег Ниворожкин, Михаил Юпп, Владимир Эрль и Андрей Гайворонский.
Отпечатали под копирку всего 5 экземпляров — кто-то сказал, что такое количество будет для них неопасным. Но «недремлющее око» среагировало быстро. «Всех тогда перетаскали кой-куда. Ну а детище наше кануло в потайные архивы. Но один рабочий экземпляр всё-таки сохранился, ибо рукописи не горят. Его сберёг и сохранил поэт Андрей Гайворонский», — вспоминали впоследствии участники этих событий. Ну а единственный экземпляр «Fioretti» находится ныне в собрании Михаила Юппа в Филадельфии (США).
Владимир Эрль, кстати один из самых авторитетных знатоков и публикаторов Даниила Хармса, выступал одной из главных фигур ленинградского самиздата: был составителем, издателем и автором.
Вот только проникнитесь:
Здесь лось прошел, задев кору ольхи губами,
здесь невеликая качается безумно птица,
здесь ты — не в силах сторониться —
стоишь, откинув тень на камень.
Валун, свой профиль обратив к покою неба,
наверно, ждет движения руки, —
и видно в сумерках: по озеру круги
расходятся…
Исследователь Борис Констриктор недаром называл Эрля «Паганини пишущей машинки» за невероятную изысканность его самиздата. В квартиру Эрля в то время допускались только проверенные друзья. Причина была простой. Помимо множества редких книг там всюду лежали рукописи друзей и подшивки уникального самиздата.
Сообщество «Поэты Малой Садовой» просуществовало до середины 1970-х, переместившись в не менее легендарное кафе «Сайгон». Но это уже следующая глава живой антологии питерской поэзии.
Что почитать:
Даниил Хармс (1905—1942):
Стихи: «Иван Иваныч Самовар», «Иван Топорышкин»
Сказка «Во-первых и во-вторых»
Пьеса «Елизавета Бам»
Анна Ахматова (1889—1966):
Стихи: «От тебя я сердце скрыла...», «Особенных претензий не имею...»
Поэма «Реквием»
Иосиф Бродский (1940—1996):
Стихи: «Все чуждо в доме новому жильцу…»
Эссе «Полторы комнаты»
«Поэты Малой Садовой»:
Стихи Олега Ниворожкина, Михаила Юппа, Владимира Эрля и Андрея Гайворонского
Аудиогид по маршруту
С аудиогидами удобно путешествовать: их можно слушать во время прогулки. Ловите вдохновение и путешествуйте с русскими поэтами!
Петроград — Ленинград — Петербург. Поэтический транзит