…Однажды мне довелось консультировать одного старика.
Точнее, по возрасту он не был еще, конечно, стариком, однако неизлечимый диагноз, а главное, огромное личное горе состарили его преждевременно, превратили в настоящую развалину, едва переставлявшую ноги.
…Много лет назад он лишился единственной дочери, – пятнадцатилетнюю девочку убили в собственной квартире при весьма странных, если не сказать, загадочных обстоятельствах. Ребёнок вернулся домой после школы, спокойно пообедал, ушел в комнату делать уроки, и был удавлен простым шнурком от её же собственного ботинка…
…Обстоятельства гибели указывали на то, что убийцей являлся кто-то из очень близкого окружения. Настолько близкого, что ребенок, приученный не открывать дверь незнакомцам, никогда не впускавший в квартиру даже друзей семьи, если они приходили в отсутствие родителей, в этот раз отчего-то не побоялся, впустил в дом убийцу. Теперь вопрос: кто он?! Вывод напрашивался единственный – убийца – свой.
Однако самое тщательное обследование квартиры не обнаружило посторонних отпечатков: имевшиеся на дверной ручке и мебели «пальчики» принадлежали только родне. К тому же убийца не пытался ничего «замыть» или «стереть». Все отпечатки были свежими и не смазанными. А еще в доме царил идеальный порядок, отсутствовали следы борьбы и конфликта, что тоже свидетельствовало о полном доверии девочки к преступнику.
…Следствие не стало церемониться с родителями и родственниками погибшей, и, не поверив их горю, допрашивало с особой неделикатностью. И на то имелись совершенно объективные основания. Дело в том, что Россия держит мировое первенство по насилию над несовершеннолетними и не изменяет криминальной статистике, когда убийство малолеток в 80% случаев совершают именно их родители…
Однако даже самая дотошная проверка алиби отца и матери погибшей девушки свидетельствовала: они к этой трагедии не имели никакого отношения. Мать девочки, в момент совершения преступления, находилась в магазине, где стояла в очереди за дефицитом вместе с ближайшими соседями, и не отлучалась из неё даже на минуту. А еще те же соседи свидетельствовали, как еще живая и вполне здоровая девочка, поцеловав идущую за покупками мать, заперла за ней входную дверь… То есть на момент ухода из дома подозреваемой будущая жертва была жива…
…Алиби отца, который работал ведущим хирургом в самой солидной больницы края, подтвердили многочисленные коллеги, пациенты, обслуживающий персонал и администратор на ресепшене: человек действительно никуда в тот интервал времени, когда убивали несчастную его дочь, не отлучался. Да, по-хорошему, и не мог отлучиться – он оперировал.
…О том, что дочь убита, он узнал последним. Так получилось. Ему не стали сообщать немедленно, когда он был занят в операционной. Так как операцию, которую он проводил, была уникальной. И рассудив, что сообщить ему тот час о трагедии, означало загубить ещё одну жизнь – пациента (заменить талантливого доктора у операционного стола было элементарно некем – такого уровня специалистов ни в клинике, ни в области не имелось). А потому руководство, только дождавшись конца операции, попросило его позвонить домой… И уже там, в ординаторской, по телефону, он и узнал о свалившейся на их семью катастрофе…
А эта трагедия действительно оказалась катастрофичной. Не пережив ее, один за другим ушли сначала еще совсем не старые бабушка и дедушка погибшей девушки, затем – мать. Оставив работу, она тихо угасла в своей постели, так и не узнав, кто и за что так жестоко наказал их семью…
А через несколько месяцев, не разобравшись ни с мотивом преступления, ни с подозреваемыми, которых попросту не было, следствие забуксовало, а потом и вовсе заглохло.
…Позже, в одной из бесед, следователь не стал скрывать от отца своего профессионального мнения, что это дело, по-видимому, останется «висяком». Так как в нём не имелось ни одной – ни единственной! – зацепки, позволявшей следствию приблизиться к его раскрытию. Дело было и оставалось во всех отношениях в абсолютной степени бесперспективным…
Отец не поверил. И, как потом оказалось, зря. Будучи человеком небедным, он нанял нескольких столичных детективов, которые, что называется, землю не рыли, а пахали! И… ничего. Ну, вот буквально! Не было мотива, свидетелей, улик, не было подозреваемых (даже гипотетических!), не было ничего(!), что хоть как-то, хоть крохотным намёком(!) могло объяснить случившееся, - погибшая девочка была хорошей, любимой всеми…
…Сыщики, отрабатывая немалые гонорары, заново просеяли алиби у всех фигурантов. Начав, разумеется, в первую очередь с них, родителей. Накрыв всех мелкой «сеткой», т.е. составив буквально поминутную схему передвижения «объектов», они скоро пришли к тому же заключению, что и официальное следствие, – родня не убивала свою дочь.
Короче, дело, оказавшись истинным «глухарём», через время отправилось в служебный архив.
…Конечно, к нему возвращались. И в рамках специальных расследований нераскрытых дел, и в рамках дел новых, похожих на это преступлений… Но и в этом случае дело не двигалось с мёртвой точки, не поддавалось раскрытию.
. . . . . . . . . . . . . .
…Однако старик пришёл ко мне вовсе не затем, чтобы я «сказала, кто убийца…»
Он знал, что я не занимаюсь экстрасенсорикой, не являюсь «поисковиком». У меня другая профессиональная задача – я ищу причинную подоплёку случившегося, объясняю, почему это событие имело место в жизни клиентов, и что надобно предпринять, чтобы оно не имело продолжения. А еще объясняю всякого рода частные «феномены». И как раз с этим у старика и оказались проблемы. О которых в двух словах, при всем желании, не расскажешь… А потому продолжение следует…