Антон призывался в армию в 1987-м году. Армия тогда была местом весьма некомфортным, а зачастую и опасным. Служба Родине службой Родине, но неприятных вариантов развития событий было много. Можно было попасть в мотопехоту с ужасной дедовщиной и многочасовой строевой подготовкой. Можно было попасть в стройбат и два года до кровавых мозолей копать глину. Можно было попасть во внутренние войска и два года ходить вдоль колючей проволоки по вечной мерзлоте, наблюдая, как заключённые внутри периметра неэстетично режут друг друга тупыми ножами. И, наконец, можно было попасть в Афганистан, который в то время вовсю полыхал, и где тебя реально могли убить, или хуже того – покалечить. Хотя по жизни там можно было реально подняться. Если выживешь, конечно.
Особняком стояли восточноевропейские контингенты, где жизнь была вроде тоже непростой, но и не такой страшной, по крайней мере, нескучной. Отлежаться на койке в казарме там бы не удалось – строевая и боевая случались каждый день, но и искалечить или бросить на мёрзлую глину тоже вряд ли могли. Особой славой пользовалась непроизносимая ГСВГ – Группа Советских войск в Германии.
В те давние времена граница между Восточной и Западной Германией разделяла две группы воинственно настроенных людей, которые были готовы уничтожить друг друга ради идеала, который назывался «Справедливая небольшая быстрая победоносная война».
Антон был далёк от пацифизма и не отрицал допустимость и даже необходимость вооружённой защиты своих и государственных интересов. Армия необходима именно потому, что люди, желающие повоевать, помучиться и других помучить, никогда не переведутся – такова человеческая природа. Они будут собираться в группы под разными знамёнами в разных местах и конфигурациях. Чтобы их сдерживать и приводить в чувство, нужна армия. Более того, помимо самозащиты есть ещё и сравнительно мирные геополитические и макроэкономические штучки. Глобальная цивилизация требует тотальной конкуренции во всех сегментах рынка. Мыслящий человек знает, что среди главных продуктов экспорта США – не только айфон и доллар, но и дюжина развесистых авианосцев в оправе дорогих богатых авианосных групп. Необходимо соответствовать.
Хорошая новость в том, что очаги войны становятся всё меньше по площади, а безумных головорезов всё меньше в штуках. Триста лет назад такими были вообще все имеющиеся в наличии люди, и война полыхала по всему миру непрерывно. Сто лет назад их остались десятки миллионов. Но и тридцать лет назад по полмиллиона солдат стояли друг против друга на равнинах Восточной и Западной Германий. Там находилось острие холодной войны. Там с обеих сторон стояло по несколько тыщ танков – наших и американских, наведя друг на друга дула и нетерпеливо лязгая гусеницами. Там базировались элитные части, снабжаемые лучшим оборудованием и вооружением, там переливалась всеми цветами радуги романтика почти реального военного дела, бурлил накал эмоций и страстей. Если уж в армию – то туда. Поэтому во времена призыва Антона ГСВГ рассматривалась меньшим из возможных зол.
Конечно, по закону здравого смысла оставались и совсем уж идеальные места, где искалечить не могли точно. Это были элитные инфраструктурные подразделения, расположенные в центральной России: связные, автомобильные, ПВО и пр. Там было безопасно, близко к дому и не очень тяжело. Попадание в такие места можно было проплатить, и у Антона была такая возможность, но он принципиально на это не пошёл. Не то, чтобы он не умел использовать коррупцию. Куда мы от неё денемся на нашей подводной лодке? Скорее, Антон не хотел вручать свою судьбу в чьи–то неизвестные руки. Испытать вменяемость и надёжность военкоматовского коррупционера он никак не мог, и если бы тот оказался невменяемым и ненадёжным, то результат оказался бы плачевным. Примеры такие были, так что лучше уж как–нибудь самому.
Ну и, наконец, Антон рассудил, что в тёплых местечках будет совсем скучно, поскольку драить полы в казарме и маршировать на плацу всё равно придётся, а больше ничего интересного там случиться не может. Два года жизни пропадут совсем зазря. Поэтому Антон смело отправился в неизвестность. В день призыва, вообще не зная, что будет дальше, он явился к дому культуры, где духовой оркестр громко дудел бодрые марши, обречённые на кульминацию культовым "Прощанием славянки".
Приблизившись к толпе, Антон спросил у первого встречного, когда и куда повезут призывников. «Не знаю», – сказал первый встречный, и эта фраза стала рефреном ближайших дней. У дома культуры не было вообще ни одного человека, который бы хоть что-то знал. Стоял автобус, в котором даже не было водителя, а вокруг стояли призывники и провожающие. Никто ничего не знал, и всем было грустно. Антон понимал, что повлиять на свою судьбу в этом потоке неизвестности, непредсказуемости и неопределённости будет сложно, но твёрдо намеревался не оставлять попыток.
Вдруг все побежали садиться в автобус. Пришёл водитель, и автобус поехал. Антона удивило, что никто никого не проверял и не пересчитывал. Если бы случайный прохожий зашёл в автобус, планируя поехать в магазин, то точно так же поехал бы в армию. Только по истечении многих лет Антон понял, что так и должно быть. Управленческий опыт показывает, что саморегулируемые процессы – самые эффективные, и довольно много зарегулированных процессов можно отпустить на волю.
Людям это точно не понравится, потому что саморегулируемые процессы требуют некоторого напряжения от каждого, а большинство людей напрягаться не хочет. Но если бы все сообща немного напряглись, то многие процессы стали бы гораздо более гладкими и, что интересно, напряжение в обществе снизилось бы. Парадокс, но факт. Вот и здесь, тех, кто зашёл в автобус случайно, выгнали бы на сборном пункте, потому что их фамилий не было в списках военкомата. А тех, кто решил «косить от армии» всё равно надо было бы отлавливать с милицией, а не уговаривать сесть в автобус. Так что в него мог сесть любой.
Автобус ехал довольно долго и приехал в центр города рядом со стадионом. Призывников привели в большой кирпичный дом, проверили документы, всех зарегистрировали и рассадили рядами в большом спортивном зале. Иногда в зал заходил офицер и выкрикивал фамилии. Названные ребята уходили, а на их место садились новые. Иногда офицер не выкрикивал фамилии, а начинал ходить вдоль рядов и что–то сверять со своим блокнотом. Антон понял, что пришло время действовать.
Всякий раз, когда офицер подходил к нему, он декламировал тираду, которая быстро стала отрепетированной и получалась как у актёра, тренирующегося перед зеркалом: «Товарищ капитан, разрешите обратиться, я имею водительские права, разбираюсь в картографии, знаю английский язык и владею музыкальными инструментами!»
Антон рассудил, что такого рода самохарактеристика спасёт его от пехоты и Афгана и приблизит к чему–то специализированному, а значит, более вменяемому и, может быть, даже интересному. Кстати, все его заявления были правдой – спасибо родителям. Они и правда настойчиво учили его с братом английскому языку, музыке, вождению, картографии и прочим полезным вещам. Только вот Антон выучился, а брат – почему–то нет.
Большинство офицеров никак не реагировали на эту тираду. Некоторые даже не смотрели на Антона. Один офицер спросил, какой категории у него водительские права, записал что–то в блокнотике и ушёл. Так прошло несколько часов. Потом прозвучала фамилия Антона, и он снова куда–то поехал. Сначала на автобусе, потом на электричке, потом на поезде. Группой из тридцати двух человек руководил молоденький лейтенант. Антон подошёл к нему и выпалил свою тираду. Лейтенант безразлично на него посмотрел и ничего не сказал.
Их привезли в большую воинскую часть, где утром на построение вывалилось человек сто. Ни один из них не знал, где они находятся и куда их везут. Судя по выражению лица, утром у лейтенанта настроение было лучше, чем вчера, поэтому Антон снова подошёл к нему, рискуя нарваться на взыскание за нарушение строя.
- Отставить, солдат, – сказал лейтенант, – ты мне уже всё про себя рассказал. И тут, – лейтенант указал на блокнот, – уже всё это записано ещё с пересылки.
Антон обрадовался и спросил, куда их отправляют.
- Меня это интересует также как и тебя, – ответил лейтенант. – Ждём приказа. Поедем куда–то за границу – Монголия, Афган, Югославия, Германия.
От такого откровения Антон вздрогнул и увидел тень крыла птицы судьбы. В четыре часа дня их неожиданно построили, и лейтенант разделил толпу на три группы. Антону показалось, что лейтенант подмигнул и улыбнулся, называя его фамилию, но это наверняка было иллюзией. Снова повезли на автобусе, потом на электричке. Привезли на вокзал и посадили в большой настоящий поезд. Застучали колёса. Никто ничего не знал. Географические знания подсказывали, что если Антон едет в Афганистан, то утром проснётся где–то в районе Ростова–на–Дону или Казани. А если в Германию или Югославию, то где–то в Белоруссии или даже в Польше.
Проснувшись, Антон с волнением взглянул в окно и увидел абсолютно безликий железнодорожный пейзаж – пути и вагоны. Никаких признаков географической принадлежности местности видно не было. В пробуждающемся вагоне никто ничего не знал и это почему-то никого, кроме Антона не волновало. Вдоль поезда шёл мужик с котомкой и что–то передавал в окна. Антон насторожился и отчётливо услышал: «Дзенькуем бардзо». Польский коммерсант торговал тушёнкой по запредельной цене – банка за десять рублей, но Антону он показался архангелов, исторгающим трудный зов: «Афгана не буууууууууууууудет».
Группу из трёхсот новобранцев привезли на границу Польши и Германии и снова посадили рядами, только теперь на плацу готической кайзеровской казармы. Антон уважал историю и залюбовался таким уникальным местом, но не забывал выпаливать свою тираду всем проходящим офицерам. Один из них неожиданно заинтересовался и сказал: «Пойдём со мной!» Привёл Антона в полутёмную комнату с огромным дубовым столом, видимо, ещё XIX века. За столом в клубах табачного дыма сидел офицер с необычно строгой выправкой. Антон поёжился и подумал, что это прям «Семнадцать мгновений весны» какие-то и сейчас будет «Гитлер капут».
Вместо этого офицер неожиданно сказал: «Where you from?» Антон представил его американским туристом на пляже, хихикнул и смиренно ответил: «I am from Soviet Union». «Are you ready for a real thing, soldier?» – спросил офицер, и теперь Антон почувствовал себя в американском вестерне… Он только не понял, кто из них Джон Уэйн - он или офицер...
По результатам собеседования, выявившего достаточное знание языка вероятного противника и высокую бодрость духа, Антона определили в 82-ю Варшавскую Краснознаменную ордена Александра Невского отдельную радиотехническую бригаду осназа генштаба ГСВГ – элитную часть, которая стояла на вершине горы на границе ГДР и ФРГ и занималась радиоразведкой. С горы открывались прекрасные виды на Тюрингию и Шварцвальд. Большинство разведданных добывалось прямым прослушиванием УКВ–эфира, в котором беззаботно болтали американские танкисты, расквартированные километрах в тридцати–пятидесяти через границу – немного не доезжая Мюнхена и Вюрцбурга.
Это была увлекательная и полезная служба. Антон посмотрел на Германию, подучил английский и натренировался подтягиваться двадцать раз, от чего пресс и торс приобрели рельефность, притягательную для любой девочки. Антон был и остаётся совершенно убеждён, что если бы не лез к офицерам со своей тирадой, то уехал бы в болота или пески и заработал там не пресс, а грыжу. Даже в условиях полной неопределённости есть место для активного продвижения! Учитесь, пацаны! Но это ещё не конец истории, а только начало.
На втором году службы Антон разобрался, что к чему, и стал надёжным опытным сотрудником радиоразведки. Ему был вверен важный пеленгаторный пост в ответственную смену боевого дежурства – с двух ночи до восьми утра. В эти часы обычно начинались американские учения, поэтому на пеленгатор сажали исключительно тех, кто был способен не проспать защиту Родины. Главной проблемой ходивших в ночную смену была необходимость выспаться днём. Молодой организм с трудом засыпает в полдень, особенно, если вокруг шумит казарма. Антон освоил это тонкое искусство и оно дало ему преимущество.
Главной задачей Антона было слушать и пеленговать открытые УКВ–переговоры американских танкистов возле Нюрнберга и Бамберга: танкистов было пруд пруди - они постоянно щебетали в эфире, выкрикивая команды и прибаутки. Однако, даже в самом простом деле всегда есть доля магии. На столе рядом с пеленгатором стояла хитрая машинка, за которой Антону было поручено следить.
Иногда в разговоры танкистов врывалась резкая переливчатая трель, похожая на гитару Ричи Блэкмора в песне "Звезда Шоссе". Эту трель Антону было должно направлять в машинку, которая распечатывала расшифрованное сообщение. Трель было легко прозевать и её ловля стала для Антона взбадривающим остросюжетным элементом самых тяжёлых утренних часов между тремя и пятью. Эдакой геймификацией армейской рутины.
Машинка являлась армейским факсом для передачи важных шифрованных сообщений штабного уровня. По преданиям старожилов, когда-то давно трели пронзали УКВ диапазон непрерывно, но наши не знали как их расшифровывать и ценный груз пропадал. Наконец, советские контрразведчики нашли вариант взаимовыгодно обменяться с американскими коллегами дешифрующими машинками, поэтому теперь все шифровки чудненько читались с обеих сторон фронта, о чём все знали.
После этих событий по-настоящему важные сообщения американцы стали посылать исключительно через коротковолновые передатчики АВАКСов, а волшебная машинка в основном молчала. Теперь она представляла собой скорее не средство связи, а инструмент полевой бюрократии – шифрованными сообщениями прикрывали себе задницу особо занудные или трусоватые полевые командиры, запрашивающие письменное одобрение начальства на ответственные боевые решения в ходе еженедельных учений.
В обычное время, когда американцы не «воевали», сообщения через машинку проходили крайне редко и обычно представляли собой скучные радиочеки или тупые шутки про Gorbi, perestroika и girls, которые по мнению американцев должны были развлекать советских солдат. Президент Рейган любил рассказывать советские анекдоты и его армия не отставала.
В служебные обязанности Антона входило поддержание машинки в рабочем состоянии: замена тонировочной ленты и смазка печатного механизма, чем он с удовольствием и занимался, когда танкисты молчали и было ну совсем скучно. Однажды Антон набрался наглости, снова, как и в дни призыва, собрал в кулак всю свою активность и потребовал триста грамм спирта в неделю для протирки направляющих осей печатной головки. Ему их неожиданно одобрили. Причём сначала предложили сто, на что Антон оскорблённо ответил, что не сможет в таких условиях поддерживать работоспособность высокоточного оборудования. Тогда дали триста. После этого случая Антон приобрёл в части статус полубога. Прапорщик отпускал его на пробежку по историческим тюрингийским горам, пропитанным природой и историей.
Однажды летом второго года службы, в три часа утра, когда ещё никто не проснулся ни у наших, ни у американцев, в абсолютно пустом эфире засвиристела трель. Антон вздрогнул, протёр лоб и отправил её в машинку, которая исправно затарахтела. Из машинки выползла распечатка с красивым орлом, держащим в лапах стрелы, и жирными буквами:
TOP SECRET. URGENT ALL. COLD IGLOO STRIKES WARSAW 630 CET 3 FAT BOYS.
(*англ.: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. СРОЧНО. ХОЛОДНОЕ ИГЛУ БЪЁТ ВАРШАВУ 6:30 ЕВРОПЕЙСКОЕ ВРЕМЯ ТРИ ТОЛСТЯКА)
Несмотря на то, что Антон теперь знал английский гораздо лучше, чем до начала службы в армии, он ничего не понял, только смог посмеяться над тем, как широко и быстро расходится по миру топ–секрет. Что за три толстяка? Повертев бумажку перед глазами, он решил отнести ее на командный пункт. Там клевал носом дежурный офицер. Антон робко разбудил его: «Товарищ капитан, у меня шифрованный перехват какой–то странный. А УКВ–диапазон молчит – тишина и у пехоты, и у танкистов».
Капитан вяло взял бумажку и стал вчитываться в текст. Антон знал, что данный конкретный капитан спикает по-английски хуже, чем солдаты, и был убеждён, что сейчас история закончится тишиной, покоем и продолжением всеобщего сна. Неожиданно капитан распрямился, затрясся, приподнялся над своим стулом как истребитель вертикального взлёта над палубой авианосца, схватил трубку аппарата прямой связи с Потсдамской ставкой главнокомандующего ГСВГ и заорал:
«Товарищ дежурный полковник, разрешите доложить! Срочный радиоперехват! Вооружённые силы США начинают операцию «Колд Иглу» через два часа ядерным ударом по Варшаве. Три Трайдента с разделяющимися боеголовками! Есть начинать развёртывание!» Схватив вторую трубку, капитан заорал: «Нестеренко, боевая тревога по округу! Усилить посты радиолокации и коротковолнового слежения за Аваксами! Экстренное построение части на командном пункте в четыре ровно!»
В этом месте рассказа Антон всегда путался. Иногда сердце у него проваливалось в пупок, иногда коленки неожиданно сгибались и больше не разгибались, а иногда в голове начинал стучать пулемёт. Единственное, в чём он не сомневался – у него появилось чувство полной нереальности происходящего и вообще полёта в космос... Капитан поговорил по всем телефонам, повернулся к Антону и прогремел:
– Молодец, боец! Отличный перехват! У нас ориентировка была, но никто не знал, когда Колд Иглу начнётся. Представлю тебя к отпуску! Можешь возвращаться на пост.
Ноги у Антона не шли. Он стоял и смотрел, как капитан деловито и профессионально отрабатывает мобилизационные мероприятия.
Капитан снова поднял голову и спросил:
– Чо застыл? В части, между прочим, боевая тревога!
– Товарищ капитан, – дрожащим голосом выдавил Антон. – А как же Варшава?
Капитан задумчиво на него посмотрел и спросил:
– А что тебе Варшава?
– Ну там люди, большой город. Красивый.
– Ты там был что ли?
– Да, отец возил в пятом классе.
– Хороший отец. А я вот не был. Может, и не побываю… - Капитан прочёл ужас на лице Антона и перешёл к разрядке напряжённости, - Ладно, боец, спас ты Варшаву. Молодец, что не проспал. А то ж вы, гаврики, всё спите на боевом дежурстве, нет бы Родине послужить. Благодарю за службу! – капитан снова склонился над столом, показывая, что разговор закончен, и стал что–то заносить в журнал.
Антон по–прежнему не мог двинуться с места. Колени не гнулись, в голове стучало, сердце проваливалось всё ниже. Перед внутренним взором падали здания, вставали грибы ядерных взрывов, женщина бежала с ребёнком на руках, а он прикрывал её – от бедра, короткими очередями… Голосом чёрно–белого героя советских кинолент он отчеканил:
- Товарищ капитан, значит… Значит, война?
Капитан одновременно и сжалился над ним, и развеселился. Настоящие эмоции – редкость во все времена, и во все времена они вызывали и будут вызывать ответное тепло и радость.
– Расслабься, – сказал капитан мирно и панибратски. – Это у американцев штабные учения. Отрабатывают взаимодействие Аваксов и ставки НАТО в Брюсселе. Пехота и танки даже не знают ничего, спят спокойно, потому ты их и не слышишь. Так что и Варшава может спать спокойно.
Капитан посмотрел в окно, потом повернулся к Антону и сказал с искренним огорчением и даже раздражением:
– А вообще, учишь вас, учишь, и всё как о стенку горох. Ну вот чо ты сейчас перепугался? Кому нафиг твоя Варшава нужна? Месяц назад я вам лекцию читал, что локальный ядерный удар никогда не случится, потому что не имеет смысла – мы их в ответ всех с землёй сравняем. Ну-ка назови предполагаемую схему американского ядерного удара. Ты вроде мне её докладывал во время занятия.
– Так точно, товарищ капитан, докладывал. Как минимум шестьдесят эпицентров одновременной атаки, – смущённо согласился Антон и автоматически стал перечислять, вспоминая методичку, – Эрфурт, Торгау, Лейпциг, Магдебург, Берлин, Прага, Вроцлав, Познань…
- Хорошо, хватит, - прервал его капитан, - возвращайтесь на боевое дежурство.
Антон обрадовался положительной оценке, осмелел и осведомился: - А почему наша часть называется Варшавской?
- А потому что мы каждый год Варшаву спасаем от ядерного пожара, - пробурчал капитан.
Какое-то время капитан помолчал, вглядываясь в какие-то бумаги и вдруг рассеянно добавил, как бы в воздух, как бы разговаривая с кем-то за спиной Антона:
- Хотя, если честно, говорят, что наши первые пеленгаторы были сняты с немецкой противовоздушной линии обороны вокруг Варшавы.
Пробормотав это себе под нос, капитан вздрогнул, распрямился и стал озираться, как начинающий фридайвер после первого длинного погружения. Наконец, отрапортовал:
- Двести двадцатый отдельный батальон радиоэлектронной разведки восемьдесят второй варшавской краснознаменной ордена Александра Невского отдельной радиотехнической бригады особого назначения главного разведывательного управления генерального штаба группы советских войск в Германии к исполнению боевой задачи готов!
Проговорив это всё чётко и размеренно, капитан расслабился и хмуро буркнул в сторону Антона:
- Свободен, солдат. Перекури десять минут.
Антон вышел перекурить на площадку перед центром, хотя никогда не курил. Но если предлагают, глупо отказываться. Над Тюрингией как раз вставало ленивое летнее солнце, освещая первыми лучами ёлки и поляны, деревеньки и замки, горы и равнины.
Те тридцать секунд, в которые Антон был спасителем Варшавы, Родины, да и всего мира от ядерной катастрофы и третьей мировой войны, наполнили его осознанием своей особенной миссии в этом мире. Всю жизнь он гордо нёс эту миссию на своих широких плечах. Такое осознание часто приобретают люди, заработавшие первый миллион долларов. Но деньги можно потерять, а армейский опыт – нельзя.
Если вы дочитали до этого места, то Вам точно (гарантированно) понравятся мои книги «Регулятор» и «Компилятор» — приобретайте на замечательном "ОЗОНЕ"! Ну и не забывайте подписываться на этот канал в этом самом Дзене!