Сыро, промозгло, подошвы ботинок словно прилипли к мокрой мостовой. Все вокруг как будто бы замерло, и лишь капли дождя барабанят по крышам, нарушая вязкую тишину. Они неустанно падают на лицо, но их прикосновение не способно разрушить этот всепоглощающий ступор...
Вадим бодро шагал по умытым дождями улицам. От свежего, влажного воздуха дышалось легко, а мысли были светлыми и невесомыми, как облака. Он только что снял квартиру своей мечты! Крошечная студия в мансарде старинного здания в самом центре города, недалеко от Академии. Теперь можно будет и поспать подольше вместо того, чтобы тесниться каждое утро в автобусе, и бесконечно любоваться видом на питерские крыши. Всё, как мечтал Вадим! Вот теперь вдохновение точно никуда не денется, и он будет рисовать закаты и рассветы, крыши и улицы, каждый оттенок настроения любимого города...
Вадим случайно заметил это неприметное объявление на доске в вестибюле Академии. Именно слово «мансарда» привлекло его внимание. Он тут же позвонил по указанному телефону, затаив дыхание. К счастью, квартира все еще была свободна, и уже через пару часов Вадим поднимался по узкой лестнице вместе с хозяином, Валентином Германовичем.
- Как видите, лифта нет, но в вашем возрасте, я думаю, это не проблема, - усмехнулся хозяин. Ему самому подъем по лестнице давался с заметным трудом, и, когда они наконец оказались на самом верхнем этаже, он долго не мог отдышаться.
Хозяин открыл дверь, и Вадим кое-как удержался, чтобы не подпрыгнуть от восторга. Здесь была вся необходимая мебель, но главным украшением квартиры был вид, который открывался из окон. Вереница крыш под ярко-голубым весенним небом, а ленивые мясистые облака вот-вот зацепятся за шпиль Адмиралтейства... Вадим не мог оторвать взгляда от этого удивительного пейзажа, и Валентин Германович заметил это.
- Да вы, я смотрю, романтик! – Вновь усмехнулся он, а потом мечтательно покачал головой. – А ведь и я когда-то был таким...
Вадим посмотрел на хозяина – трудно было сказать, сколько ему лет. Ему вполне могло быть и пятьдесят, и семьдесят. Его лицо было немолодо, но красиво. Правильность черт в сочетании с уверенным, проницательным взглядом придавала ему аристократичность. Только волосы были полностью седыми. Вадим никогда не увлекался портретами, но он бы с удовольствием написал такое лицо!
- Да, всегда мечтал жить в мансарде! Никакие современные дома не сравнятся с историческими зданиями. У таких квартир, как эта, есть душа, - Вадим красноречиво раскинул руки, с восхищением глядя вокруг.
Тут его взгляд упал на картину в массивной раме, которая висела на стене над диваном, и он вмиг забыл про вид из окна. На полотне была изображена небольшая толпа прохожих в пасмурный дождливый день. Это была удивительная работа: каждое облачко на небе, каждая тень на лицах людей, каждая деталь на их одежде была передана с невероятной реалистичностью. Вадиму даже на миг показалось, что он чувствует свежий запах дождя и слышит звук капель, барабанящих по зонтам прохожих.
Он обернулся к хозяину:
- Какая удивительная работа! Не подскажете, кто автор?
Валентин Германович самодовольно улыбнулся:
- Вообще-то это моя работа. Я ведь тоже закончил Академию искусств! Только это было так давно...
Они разговорились об искусстве и о нелегкой доле художника, и в конце концов Валентин Германович с удовольствием согласился сдать студию Вадиму.
- Я ведь поэтому и повесил объявление в Академии, чтобы сдать квартиру какому-нибудь амбициозному молодому художнику вроде вас!
Оставался лишь денежный вопрос, и в какой-то момент Вадим испугался, что ничего не получится и квартира – пусть и крошечная – в таком месте будет ему по карману. Но к счастью, цена оказалась приемлемой.
- Одолжите мне ваш паспорт. Я сниму копию и верну вам его. Сами понимаете, я не могу пустить незнакомого человека в мою мансарду, - сказал Валентин Германович после того, как они обсудили все формальные вопросы.
Это показалось Вадиму немного странным. Почему не попросить сразу копию? Но ему так хотелось поселиться здесь, что он без вопросов согласился. К тому же опасения оказались напрасными: хозяин вернул ему паспорт на следующий же день.
...Вадим рисовал все свободное время. Он забросил и ежедневные прогулки, и встречи с друзьями – такое вдохновение его посетило после того, как он поселился в маленькой студии в мансарде. Он пытался поймать и оттенки солнечного дня, и пылающий закат, и тоску хмурого утра – на каждое мгновение требовалась новая работа, и Вадим кое-как успевал закончить один этюд, чтобы тут же начать следующий.
А когда он не рисовал, то сидел за столом и любовался картиной на стене. Ему не верилось, что художник с таким талантом не стал мировой знаменитостью. Вместе с тем закрадывались и сомнения. Что если он сам тоже ничего не достигнет? Может, он зря мечтает об успехе и славе? Хотя преподаватели в Академии хвалили его, теперь, глядя на картину, он понимал, что ему еще очень далеко до мастерства Валентина Германовича...
...В то утро Вадим с трудом проснулся. Накануне он полночи сидел за очередной работой – ему захотелось запечатлеть спящий город в холодном свете луны. Он, как обычно, заварил себе чай, наскоро сделал пару бутербродов и уселся за стол. Глаза по привычке устремились на картину.
Вадим не сразу понял, что не так. За эти дни он изучил содержание картины столь хорошо, что в глаза сразу бросилась какая-то едва уловимая перемена.
Люди на картине. Они изменились. От сонливости не осталось и следа, и Вадим уставился на полотно широко распахнутыми глазами.
Ему не показалось. Прохожие на дождливой улице действительно выглядели иначе, чем прежде: положение тел и зонтов, тени на лицах и одежде были другими. Они словно... сдвинулись с места?
Вадим резко встряхнул головой. Что за чушь! Люди на картинах не могут двигаться! Он встал из-за стола и поспешил на занятия, надеясь, что ему просто померещилось спросонья и все будет по-прежнему, когда он вернется домой.
Но по-прежнему не стало.
День за днем Вадим замечал все новые перемены в картине. Казалось, что люди, изображенные на ней, каждую ночь меняют положение. Вот господин в сером плаще – еще несколько дней назад его лицо было размазано, скрыто в тени зонта, а теперь ясно видно, что он молод и у него аккуратные усы и борода. А вот еще один человек – он слегка повернул голову вбок, будто прислушиваясь к чему-то. Еще позавчера он смотрел прямо...
Вадиму становилось жутко – до мурашек, до дрожи в пальцах, – но он был не в силах оторвать взгляда от картины. Она манила его, бередила его ум своей тайной. Он стал подолгу стоять у стены и разглядывать полотно вблизи.
Только теперь он заметил, что картина намного старше, чем он думал: краска в нескольких местах потрескалась от времени. Когда же Валентин Германович написал эту картину? В каждом мазке проявлялось удивительное мастерство и многолетний опыт художника. Не мог же он создать такой шедевр в двадцать лет?
Иногда Вадим совершенно отчетливо чувствовал запах увлажненной почвы и слышал удары дождевых капель. Может, просто на улице пошел дождь? В Питере это обычное дело... Он нехотя отрывал глаза от картины и глядел в окно, но небо было ясным. Ощущения тут же исчезали, и отчего-то на душе становилось пусто и тоскливо, словно Вадима выдернули из прекрасного сна.
Тайна картины полностью захватила его мысли. Он не мог сосредоточиться на чем-либо другом – ему стало трудно посещать занятия в Академии. На его состояние обратили внимание и преподаватели, и однокурсники.
- Кузнецов, опять в облаках витаем? Извольте уже спуститься к нам, на землю. – Говорил язвительный Серовский, преподаватель истории искусств, и с вызовом глядел на Вадима поверх очков.
- Дружище, у тебя все в порядке, не заболел? Какой-то ты странный и выглядишь паршиво... - Спрашивал однокурсник и друг Богдан.
Вадим лишь растерянно улыбался и придумывал одну отговорку за другой. Он никого не спешил посвящать в тайну картины – ему хотелось, чтобы она осталась при нем. Почему-то в нем жила уверенность, что если он расскажет хотя бы одному человеку, то магия исчезнет.
Но магия ли это? Или это обыкновенное, банальное помешательство?
Вадим не мог разобраться в собственных ощущениях. Ему всей душой хотелось верить в магию картины, но он до конца не был уверен в собственном здравомыслии. К тому же у него в голове постоянно висел вязкий туман, не давая ему ясно мыслить и соображать.
В какой-то момент Вадим утратил способность рисовать – что бы он ни видел перед собой, пытаясь писать с натуры, рука упорно выводила дождливую улицу и толпу людей под зонтами. Тогда он понял, что дальше будет только хуже. Скоро он не сможет ни учиться, ни работать, ни есть, ни спать. Нарисованный дождливый мир скоро станет для него реальнее настоящего...
Тайна картины сводила Вадима с ума, и ему было необходимо во что бы то ни стало постичь ее до конца. Только один человек мог помочь ему в этом.
Вадим набрал номер Валентина Германовича:
- Добрый день, вы не могли бы подойти? У меня тут проблема... В общем, я хотел расспросить вас о картине.
Он знал, что хозяин живет недалеко и зайти в гости для него не проблема.
- Хорошо, буду через полчаса.
Ровно через тридцать минут в дверь позвонили. Валентин Германович сегодня был при параде: на нем был элегантный синий костюм и белая рубашка, а из верхнего кармана пиджака торчал тщательно подобранный по цвету платочек. Как будто явился не к арендатору домой, а на званый ужин в шикарном ресторане...
Впрочем, в данный момент это мало интересовало Вадима, и он сразу же перешел к сути:
- С картиной происходит что-то странное. – Он сказал это и тут же усомнился в своих словах: все-таки это «странное» происходит с картиной или с ним самим? Может, никакой магии все же нет и он просто теряет рассудок?
- Люди на полотне... они как будто двигаются. Не расскажете, в чем дело? Все-таки вы – автор...
- Охотно, - кивнул Валентин Германович. – Возможно, эта фраза прозвучит глупо, но картина волшебная. Позвольте признаться вам кое в чем. В тот раз я вам солгал. Не я написал эту картину, а мой предок. Она передается в нашей семье из поколения в поколение.
Так вот в чем дело! Не зря Вадим сомневался, что полотно могло так обветшать за пару-тройку десятилетий.
Хозяин продолжал:
- Мой прапрапрадед обладал Тайным знанием. Знаете, алхимия, магия... Сегодня трудно в такое поверить, но картина моего прадеда – это не обычное полотно. Она живая. В ней заключены души людей, которые давно ушли из жизни – души моих предков. Они продолжают существовать там, в дождливом дне, изображенном на полотне. Да, это не назвать полноценной жизнью, но они бессмертны! Каждый из нас попадает туда после см ерти. Это очень старая магия, и она передается по наследству вместе с картиной.
Вадим внимательно слушал Валентина Германовича и верил каждому слову. Все-таки он оказался прав, и в картине действительно заключена магия. Он не сошел с ума!
Хозяин вдруг подошел вплотную к картине и сделал приглашающий жест:
- Подойдите поближе, я кое-что вам покажу.
Вадим послушно подошел.
- Видите этого человека в кожаной куртке? Его стиль одежды ведь совсем не похож на остальных. Или этого, без зонта. - Валентин Германович указал на мужчину в клетчатом костюме и лакированных туфлях. – Это мой отец и мой дед. А сама картина была написана еще в начале девятнадцатого века.
Вадим завороженно разглядывал нарисованные фигуры. И как одежда этих людей ускользнула от его внимания! Она действительно совершенно не подходила к обстановке – на всех были старомодные плащи и цилиндры, а тут вдруг кожаная куртка... Впрочем, то, что он этого не заметил, было неудивительно: эти двое стояли дальше остальных, и другие пешеходы заслоняли их своими телами. Сколько еще секретов таит в себе эта картина?
Мужчина в кожаной куртке был очень похож на Валентина Германовича – просто одно лицо. Только он был лет на тридцать моложе хозяина квартиры. Вадим и раньше замечал это сходство, ведь лицо человека было хорошо прорисовано. Только он не придавал этому значения – художники довольно часто используют в своих работах образы хорошо знакомых людей и самих себя.
- Вы очень похожи на своего отца!
- Да, это правда. А теперь самое интересное. – Валентин Германович заговорщически улыбнулся. – Хотите до конца постичь тайну картины? Опробовать ее магию, так сказать, изнутри?
Вадим с трудом оторвался от полотна и перевел взгляд на хозяина:
- Это как?
- Есть специальное заклинание. Если его произнести, то вы ненадолго погрузитесь в картину. А потом вернетесь обратно. То есть увидите своими собственными глазами, что она действительно живая и представляет из себя не что иное, как отдельный мир! Хотите попробовать?
У Вадима захватило дух. Неужели он сможет прикоснуться к настоящей магии? Он только теперь понял, почему картина так манила его все эти дни: его неудержимо тянуло туда, внутрь, в этот дождливый день, изображенный на полотне.
Он нетерпеливо закивал и уставился на Валентина Германовича.
Тот удовлетворенно улыбнулся:
- Вам нужно лишь прикоснуться к полотну и повторить за мной слова заклинания. Оно на латыни и значит буквально следующее: открой мне свои тайны. Итак, готовы?
- Да! – Воскликнул Вадим и повернулся лицом к полотну.
Хозяин отошел назад и медленно произнес, четко артикулируя каждый слог:
- Do tibi animam meam.
- Do tibi animam meam, - повторил Вадим, неотрывно глядя на картину и сгорая от нетерпения. Голова закружилась, и он ощутил, как его затягивает в воронку. Приятное волнение куда-то делось. Теперь ему отчего-то стало страшно и захотелось зацепиться за что-нибудь и удержаться на месте. Но это было невозможно – какая-то мощная, непреодолимая сила тянула его вперед, в глубь картины.
Прежде, чем маленькая студия в мансарде окончательно растворилась, осталась где-то далеко позади, Вадим расслышал, как Валентин Германович произносит какие-то непонятные слова на латыни, и почувствовал, как он положил ему руку на плечо. Это было лишь мимолетное ощущение, но он был уверен, что ему не показалось.
Но вот прикосновение теплой ладони исчезло, неразборчивые слова замолкли, и обстановка сменилась.
Вот Вадим уже стоит на дождливой улице в окружении людей с зонтами. Он пытается пошевелиться, сдвинуться с места хотя бы на сантиметр, но не может. Сыро, промозгло, а подошвы ботинок словно прилипли к мокрой мостовой. Все вокруг как будто бы замерло, и лишь капли дождя барабанят по крышам, нарушая вязкую тишину. Они неустанно падают на лицо, но их прикосновение не способно разрушить этот всепоглощающий ступор. Другие люди тоже не двигаются. Их лица застыли и ничего не выражают. А вот и тот самый мужчина в кожаной куртке. Копия Валентин Германович, только намного моложе. А неподалеку и тот, другой, в лакированных ботинках. Кажется, он слегка пошевелил рукой.
Вадим только сейчас обратил внимание на то, что здесь присутствуют только мужчины. И все они молоды, как и он сам. Им всем не больше двадцати пяти.
Но ступор вот-вот закончится, и он вернется обратно в студию в мансарде, как сказал Валентин Германович.
Ведь вернется?..
***
Он жадно вобрал воздух в легкие. Как по-другому все-таки ощущается молодое тело! Никаких болей в суставах, никакой одышки, а сердце трепещет в грудной клетке, словно птичка, которая рвется навстречу жизни!
Он столько раз проделывал переход и вместе с тем так давно не испытывал его, что ощущения были неописуемыми. Мощь, энергия, сила новой жизни! Какой это по счету, седьмой?
Он обернулся и посмотрел на мужчину, лежащего на полу. Его тело верой и правдой отслужило ему целых тридцать лет. Оно нравилось ему. Валентин был «породистым» мужчиной, а в молодости не оставлял равнодушным ни одно женское сердце. Только вот его собственное стало в последнее время барахлить... А это означало лишь одно: пора подыскать себе новое тело и начать все сначала.
Он еще раз глянул на бездыханного мужчину на полу. Теперь это всего лишь опорожненный сосуд. Без души тело не может жить. В дань уважения к Валентину он сегодня надел самый красивый костюм. К тому же переход – это всегда праздник.
Он прошел в ванную и заглянул в зеркало. Ему улыбался светловолосый двадцатилетний парень в темно-зеленой кофте. Симпатичный, только слегка худоват. К тому же способный художник, а это значит, что рука уже поставлена и можно не заниматься нудными тренировками. Рисование – это не только творческая энергия художника, но и моторика пальцев.
Его страсть к рисованию была столь же сильна, как и жажда жизни, к тому же в его случае одно вытекало из другого. Он жив благодаря картине и заключенной в ней магии.
- Что ж, Вадим Кузнецов, приятно познакомиться! – Подмигнул он своему отражению и растянул губы в довольной улыбке.
Он всегда выбирал мужчин, имя которых начиналось на «В», ведь его самого при рождении в далеком 1761 году нарекли Вольдемаром. Где сейчас найдешь человека с таким именем? Вот и приходится довольствоваться начальной буквой...
Теперь осталось только уладить формальности. Завещание на недвижимость Валентина Германовича Шварца в пользу Вадима Кузнецова уже готово и лежит у него дома на столе. Конечно, у полиции могут возникнуть вопросы. Ох и дотошным стало следствие в эту эпоху! Раньше все было намного проще, без всех этих экспертиз ДНК и видеокамер над каждой парадной...
Но он и здесь уже все продумал. Он скажет, что является дальним и единственным родственником покойного, вот тот и завещал ему все свое имущество. В конце концов экспертиза покажет, что у Валентина остановилось сердце.
Он принялся рыскать глазами по комнате в поисках телефона и быстро обнаружил его: устройство лежало на столе рядом с пустой кружкой и тарелкой с недоеденными бутербродами. Бедняжка, должно быть, совсем перестал есть в последнее время. Это все из-за картины. Раз за разом это происходит одинаково: она сама приманивает жертву и постепенно сводит ее с ума. Главное – выбрать нужного по складу человека: романтичного, мечтательного. И вот он уже заглотил наживку, не может оторваться от картины и сам готов отдаться ей! Если бы эти глупыши знали латынь, то сообразили бы, что заклинание на самом деле означает: «Отдаю тебе свою душу».
Он набрал номер скорой и затараторил, изображая беспокойство в голосе:
- Алло, скорая помощь? Тут человеку плохо. Он упал и не дышит. Прошу вас, скорее! Хорошо, диктую адрес...
Закончив телефонный разговор, он медленно подошел к картине. На полотне, рядом с Валентином в его неизменной кожаной куртке, появился новый человек.
Худощавый светловолосый парень в темно-зеленой кофте.