Плохо, когда у овцы нет материнского инстинкта. Но порой ещё хуже, когда этот инстинкт у неё выражен слишком ярко. Очередные яжематери нарисовались в моём стаде. И снова этим огрехом славится Люсина линия.
Все рождённые от Люси ярки, становясь в первый раз матерями, просто уезжают кукухой на этой почве. Их так торкает гормонами и восторгом от произведённого на свет первенца, что это могло бы выглядеть забавным, если бы не раздрожало громокостью проявляемых эмоций и общей тупостью поведения овцы.
Белка, произведя на свет своего первого баранчика, не ела около недели. Не, ну то есть она, наверное, что-то ела, иначе бы у неё просто не было молока (хотя в ней всегда имеется хороший жировой запас, могла и на нём протянуть), но я ни разу не видела её стоящей с головой в кормушке, как все овцы.
Белка постоянно вертелась вокруг своего ягнёнка и бекала над ним. Ягнёнок был крупный, сильный и спокойный. На третий день он начал вести довольно самостоятельный образ жизни, прыгая по сараю, забираясь под кормушки и бодаясь с другими ягнятами, и вспоминал о матери, лишь когда хотел есть. Мать тем временем сходила с ума, едва упустив из виду своёго детёныша: начинала метаться по сараю, встревоженно кричать, искать и звать своего малютку. Через полчаса малютка с ничего не выражающей мордой лица находился, присасывался к вымени и снова исчезал по своим ягнячьим делам. Через неделю я сказала Белке, что ввалю ей, если она не перестанет мекать своим премерзким голосом. Овца смогла взять себя в руки копыта, и градус истерики несколько снизился. Со вторым окотом Белка вела себя почти адекватно, ягнят у неё родилось двое и материнский инстинкт, видимо, тоже поделился пополам, сгладившись до нормального проявления.
Но тут окотилась в первый раз следующая Люсина дочка, Лаванда. Как принято в этой линиии, одинцом. И началось... Было лето, и со вторых суток мать с ягнятой паслись на улице. Ну как паслись? Лаванда отходила, щипая траву, шагов на десять, детёныш ложился в тень той самой травы, мать переставала его видеть, и у неё начиналась истерика. Овца металась, иногда вокруг ягнёнка, не видного в траве, и орала как потерпевшая. Ну чисто малолетка, забывшая грудничка в примерочной торгового центра. Длилось это месяца два... Мне хотелось суп с Лавандой, но я всячески старалась войти в её положение. Дальше всё по схеме: второй окот двойней и овца в рамках адекватной материнской заботы о потомстве.
Но в этом году у меня родили целых две Люсиных первокотных дочки, и ещё одна внучка.
Айва провела несколько дней в состоянии истерики: пока её мелкие чёрно-пёстрые ярочки, как блохи, скакали по маленькому выпасу, она бегала за ними то рысью, то галлопом, и отчаянно орала, пытаясь на ходу ухватить какие-то травинки. Успокаивалась овца только в сарае, оставшись закрытой на ночь в отдельном деннике со своими ягнятками, которых она укладывала себе под нос, чтобы они точно не пропали. Когда мне пришлось выселить их в общее стадо, Айва загнала детёнышей под кормушку, легла рядом, и сунула к ним морду, строго-настрого запретив им общаться с другими ягнятами и подходить к чужим овцам. Через неделю овце полегчало, сейчас она почти адекватна.
Пришло время рожать Луне и Лаве. Этих двоих я вообще боялась. Они у меня проходят под домашним прозвищем «сёстры Зайцевы» – как родились в двойне, так и живут не отходя друг от друга, спят вместе, пасутся вместе, покрылись тоже одна за другой. Я очень переживала, что родят одновременно без моего присмотра и перепутают детей. За несколько суток до окота начала отделять Луну на ночь в сарае, потом и на отдельный выпас перевела.
Но родила первой Лава. Как водится, восторг от произведённого на свет совершенно прекрасного (тут я сней даже согласна) баранчика, бесконечное воркование над ним и в перерывах немного еды и сна.
Дальше Луна. Там две ярочки, маленькие, трусливые и писклявые до ужаса. Как родились – так давай орать: «Мамочка, нам страшно, пусти нас назад!» Мать, которая после родов вылизала и меня заодно с ягнятами, от этого писка пришла с состояние полной невменько. Не понятно, кого она больше боится: меня, своих ягнят, ящика с травой, ведра воды или ветра под крышей сарая. Причём боится она активно, и ягнят уже раз десять чуть не затоптала, пока пыталась их спрятать от меня и другого страшного в этом ужасном мире.
На второй день рожениц я решила объединить, как обычно это делаю. Лава тут же кинулась убивать ягнят Луны, та начала их закрывать собой, наступив на них ещё больше, чем нападавшая овца. Развела обратно. Ярочки от перенесённого ужаса орали часа два. На следующий день вынесла и вывела всех на улицу. Пока несла в руках ярочек, Луна бежала за мной, орала и бодала меня под колени. Такого ещё ни одна яжемать в моём стаде себе не позволяла! Развела их специально в разные концы выпаса, чтобы как можно дольше не пересекались, и ягнята научились следовать за матерями на улице. Через час всё равно сошлись в одном углу, и Лава опять начала нападать на ягнят своей сестры! Предоставила им возможность самим разбираться.
И вот знаете, одну паршивую овцу-мать заставить кормить своего ягёнка проще, чем вот эти вот все яжмамские истерики выносить. В конце-концов, из паршивой овцы шерсти клок всегда можно суп сварить – а из этих вроде и не за что, но очень хочется!