..." Однажды, проснувшись утром, я осознал, что за спиной есть крылья, перед глазами бесконечный горизонт, попутный ветер в путь меня зовёт"...
С Ёсей мы знакомы с детства, не самыми образцовыми росли детьми. Ёся сочинял стихи, подростковая лирика, мечтал покорять бескрайние горизонты. Не стать пилотом или космонавтом, а чтобы по-настоящему выросли крылья и порхать как птица.
Зимой мы прыгали в снежные сугробы с заброшенных строений. Осенью в листья, собранные в кучи для очищения огнём, с крыш беседок. Летом прыгали с верёвочной тарзанке, делая вылазки сначала в гаражи украсть всё необходимое после украдкой от родителей убегали на природу. Относительно недалеко от дома находилась просека с оврагом. Весной Ёся поднимался на крышу, сочинял там стихи, мечтал о крыльях, беззаботных полётах. Так мой друг оправдывал своё затворничество весной.
Годы шли, росли мы, менялись и наши интересы, но мечты Ёси летать становились всё навязчивей.
Первая сигарета, отношения с девушкой, стакан грязи, трип от плана. Изначально покупали из карманных денег пока и они скоропостижно не иссякли, нас выручали всё те же гаражи из детства.
Вскоре потребовалось доступное и недорогое. Эпидемия на ингаляции и нас не обошла стороной, с новыми разовыми знакомыми, кружок по интересам. Укромное место искать долго не пришлось подвал нашего жилого дома идеальный вариант, по край мере мы так считали. Вид из окна выходил во двор лучше и придумать не могли.
Пакет сжимался и расправлялся словно лёгкие под грудной клеткой. Липкая масса не позволяла полностью расправить парашют, но эффект не заставил себя долго ждать. Эхом доносились нервные прерывистые насмешки сутулой гиены в конце телескопически удлиняющегося коридора, косясь из-под лобни. Постепенно помещение с одноразовыми приятелями теряло привычную форму. Пакеты с каждым вдохом не расправлялись, а содержимое подобно живой биомассе поглощало лица сидящих, облегая головы, растягивались, расползаясь по телу липкими хитро сплетёнными щупальцами спрута. Вместо, лиц обнажались уродливые морды непрерывно хихикающих гиен. Плавно ползущими по грязному полу, как беспозвоночные улитки. Из пастей существ жидкость вытекала, прилипая к шерсти. Женский вопль заставил повернуться на источник звука, тут же последовал шлепок и жжение в правой щеке. Существо с мордой свиньи неистово ревело мне в лицо, очередной шлепок, только громче предыдущего, жжение на левой щеке оказалось нестерпимо болезненным, чем в правой, существо с мордой свиньи наносило удары с каждым разом всё сильнее и безжалостней. Беспозвоночные, гадкие гиены начали капитулировать, неожиданно перерождавшись в двуногих, уродливых не претерпевших существенных изменений. Сутулые, некоторые даже сгорбленными осанками. Сознание неспешно проявлялось словно плёночный негатив в более понятные зрительные образы. Какофония звуков превращалась в узнаваемую речь. Гротескный вид свиньи стал приобретать человеческие черты лица. "Проклятье" — пулей пронеслось в голове, мама Ёси собственной персоны. Кричит, надменно склонившись надомной, осыпая оскорблениями, выпрямляясь только для очередной пощёчины. Моё вялое тело и несвязанная речь оказалось не способно отразить ни оскорблений, ни ударов.
В детской комнате милиции мы успели перекинуться словами с Ёсей:
Трип — трёп
Сквозь грязные, рваные тучи снизошёл столб сияющего света, белые птицы кружили, образовывая круг всё больше. Постепенно становилось всё ярче, болезненно ослепляющее. С разверзшихся небес, плавно взмахивая белоснежными крыльями, ангелы спускались и протягивали мене руки, зовя с собой, со словами: "Там летают". Голуби множились в математической прогрессии, создавая вертикальный туннель. Я вознёс руки к ним и, ангелы протянули свои в ответ, мы чуть не коснулись ладонями. Но, что-то потустороннее, тёмное громко гаркающее, спугнуло их. Они растворились в воздухе, как ничего и не было. Зловоние ударило в нос сыростью, экскрементами и плесенью. Вставая с колен, вляпался во что-то гадкое, липкое. Выходя из сумрака, отец на отмах врезал в ухо, оскорбив, назвал меня ублюдком. После я увидел источник зла, что спугнуло ангелов и птиц. Мы с тобой потерпели фиаско.
После случившегося какое-то время не удавалось увидеться с Ёсей, родители друга винили меня, что их благочестивый сын практиковал в подвале.
Увидев случайно на улице Ёсю, незамедлительно окрикнул его:
- Здорово как жизнь?
- Кто здесь? А ты? — протяжно ответил Ёся.
Ответ меня озадачил, от друга которого давно не видел. Так сильно измениться за непродолжительное время.
- Есть чем поправиться? Хреново мне — всё так же протяжно продолжал Ёся.
- Нет, я даже курить бросил — с лёгкой иронией ответил я.
Промычав что-то нечленораздельное, переминаясь с носка на пятку, заламывая руки, то шаря по карманам, не мог найти себе покоя и всё-таки пробормотал:
- Пойдём сегодня в клуб, возьмём марок нормальных, оторвёмся как надо - это ракета, точно тебе говорю. Только ко мне зайдём, предки дачу толкнули. Нужно деньгами разжиться, совсем голяк.
Родители Ёси относились ко мне благосклонно несмотря на строгое воспитание сына. До событий в подвале.
Зашли в квартиру очень тихо у меня сложилось впечатление, что мы хату выставляем, а не к другу домой пришли. Из комнаты доносился звук работающего телевизора, Ёся оставил меня в коридоре, а сам на цыпочках пошёл в спальню к родителям, тут-то и началась вакханалия.
- Скотина, мы в тебя всю жизнь вложили, души не чаяли, а ты в карман! Выродок! — Кричал отец семейства в ярости.
- Я тебя научу, как у своих воровать!
Раздался удар, точнее говоря шлепок, за ним вскричал Ёся, ещё удар и ещё, а за ними и вскрики.
- Ты его убьёшь! Хватит с него! — В отчаянии кричала тётя Сара.
- Ещё нарожаешь! — Отрезал отец семейства.
- Да когда же это всё прекратится! — Сквозь слёзы кричала тётя Сара.
- Убирайся! Пошёл вон! И больше ноги твоей в нашем доме не будет! Скотина!
Из комнаты вышел Ёся с воспалёнными глазами от слёз, наполненными ненависти и обиды. Вслед за Ёсей вышел отец - дядя Давид с ремнём, сжатым до белых костяшек. Глазами налитыми крови, в них читалась не злость, а обида и угрызение совести за неправильное воспитание. Последней вышла мама Ёси бледная, уставшая, вымотанная хотя некоторое время назад была доброй и жизнерадостной женщиной. Алкоголя на столе у них никогда не было, даже выходки сына их не сломали.
Увидев меня на пороге, дядя Давид рассвирепел, накинулся на меня словесной бранью.
- Я тебе говорил не приближаться к Иосифу! Вот откуда, ноги растут!
- Пошли вон! Оба!
- А ты! — крикнул он. — Тебе я тоже могу показать мои методы воспитания!
Выйдя из подъезда, я попытался что-то сказать, чтобы поддержать друга и пригласить его переночевать у меня. Но не успел я произнести и слова, как Ёся начал сыпать меня оскорблениями, обвиняя меня во всём произошедшем. Резко развернувшись пошёл прочь от меня. В тот самый момент чувствовал себя опустошённым, оскорблённым, раздавленным.
Спустя непродолжительное время я решительно хотел наладить отношения с Ёсей, несмотря на разногласия. Я знал, где его искать, вовсю расцветала весна. Сильный порыв ветра трепал мои волосы и полы куртки. Захлопнув за собою дверь подъезда, мысленно подбирал слова, зная, что при встрече с Ёсей всё может пойти по другому руслу. На лифте подниматься не стал, а побежал опрометью по лестнице. Поднявшись на площадку перед выходом на крышу, заиграли нотки сомнения, а вдруг его там нет. Отбросив дурные мысли, набрал полную грудь воздуха, сжал ручку, плавно повернул. Сильный порыв ветра вырвал из руки дверь и распахнув безжалостно ударил о бетонную стену. Ёся стоял на краю парапета крыши, несмотря на весенний, пронизывающий ветер торс был обнажён. Начиная от лопаток, заканчивая кончиками пальцев, синей тушью набиты перья как смог, так и изобразил крылья. Не оборачиваясь на звук ударившей двери о стену, Ёся расправил руки в стороны и сиганул вниз. Я не успел и крикнуть, так и стоял в оцепенении. Подойти к краю крыши, я так и не решился или испугался, а может и то, и другое вместе взятое, только сел на пол, расплакался как ребёнок, да что там, мы и так были детьми по шестнадцать лет всего. По странному стечению обстоятельств над крышей сгущалась туча из чёрных точек, постепенно снижаясь, то образовывая круг, то хаотично перемешиваясь. Скорбное карканье птиц стало совсем невыносимым. Поднимаясь с пола, увидел лист, вырванный из блокнота, придавленный гнётом камня, края трепетали на ветру, словно мотылёк, стремящийся к свету. Машинально подобрал лист с пола, не читая, засунул в задний карман и поплёлся прочь.
Тётя Сара вскоре умерла, сердце не выдержало потери сына. При случайной встрече с дядей Давидом, он врезал мне пощёчину ничего не сказав. Я с терпением, стиснув зубы, перенёс удар, разошлись с ним молча, как ни в чём не бывало.
Единственный свидетель погибшего друга, который стоял и ничего не сделал. Спустя время, как только внутри меня стихла утрата Иосифа, я прочёл написанное на листке, что заставило меня содрогнуться...