Девчушка родилась беловолосая, сероглазая, шустрая и очень серьезная, если не сказать-сердитая. Улыбалась крайне редко, часто обижала брата-погодка, Вовку, спокойного бутуза- добряка, пока он не подрос и по силам перерос худенькую сестренку. Девочку назвали Валентиной, это была, конечно, я. Но и тут я старалась взять верх, если не силой, так хитростью.
Однажды мы устроили драку в сенях. Вовка толкнул меня, я упала и сильно ушибла коленку, вскочила с пола и, увидела ящик золы, которую папа собирал на удобрение, мигом схватила из ящика горсть и бросила брату в лицо. Зола попала Вовке в глаза и он заорал истошным голосом.
На шум выскочил отец и, схватив сына на руки, побежал в соседнюю деревню, к врачу. Сделали промывание и все обошлось.
Росли мы, естественно, вместе , играли вдвоем , часто прямо на дороге, в пушистой мягкой пыли.
Машин тогда было мало, они проезжали редко, но в один жаркий июньский день , услышав гудок , я стала тащить Вовку с дороги, а он упирался , ничего не понимал, был тяжелый и неуклюжий. Тогда я заплакала и позвала маму. Она прибежала и забрала нас в дом. Шофер смеялся :»Ишь, как брата любит, из-под колес тащила, а сама меньше его!»
Особенно мы любили реку - нашу милую Кудьму, которая была сразу за нашим огородом и несла свои чистые, прозрачные воды в могучую Волгу. Мы подросли и каждый день бегали купаться.
С утра до вечера мы играли на мелководье, ловили мальков, устраивали для них запруды, наблюдая, как мечутся рыбешки, ища выхода. Потом отпускали их на свободу…
Река была для нас –целый мир. Мы любили веселые озорные брызги, которые вздымались над нами, когда мы с разбега ныряли в теплую, упоительно пахнущую осокой и прибрежным ивняком воду, стремясь достать до дна, а потом, счастливые, выныривали и снова бросались на жаркий песок, зеленую пушистую траву и подставляли щеки и носы ,усеянные конопушками, палящему, но такому ласковому солнцу. Проводили на реке целые дни, прибегая только обедать и ужинать.
-Как отвадить детей от реки?- встал вопрос перед родителями. Запретить, отстегать ремешком по мягкому месту? Но наша мама была не сторонница физических наказаний, поэтому выручила, как всегда , бабка-балагурка, выдумщица и замечательная рассказчица. Она поведала свой план маме и однажды за завтраком они нас с Вовкой предупредили:» На реку больше не ходите, там вчера тетка Анфея бабу-ягу видела!» Мы с братом переглянулись, но через час и думать забыли о какой-то бабе-яге, и, сверкая голыми пятками, понеслись к вожделенной воде, которая сверкала, как серебро и манила нас к себе, как магнит. Ныряли, брызгались, хохотали и не заметили бабку Настю, прошедшую в баню. Она переоделась там в старую шубу, вывернутую мехом наружу, вымазала лицо сажей, голову обвязала рваным платком, взяла в руки клюку и вышла на берег, хромая и вереща что-то страшным голосом. Мы с Вовкой мигом выскочили из воды и, не взяв ни платье, ни рубашку, помчались по переулку к дому, визжа на всю округу и ничего не видя перед собой от ужаса…
На реку мы не ходили целую неделю, но в субботу нас повели в баню и мы увидели за дверью в предбаннике свернутую шубу и рваный знакомый платок. Сразу все поняв, мы счастливо хохоча понеслись к любимой речке.
Бабушка часто ездила в гости к брату Алексею в Богородск и всегда брала с собой меня. Надо сказать, она меня всегда брала с собой: и в поле на прополку, и в церковь, где я однажды схватила за бороду батюшку, когда он подошел с причастием, и в лес за ягодами и грибами. Шумный город поразил меня- высокие дома, множество народа, красивые витрины магазинов. В гостях я сначала оробела, но потом, напившись сладкого чая с баранками, вышла на крыльцо, огляделась, а уже через минуту сидела на высоком заборе, наблюдая за жизнью улицы. Вон мальчишки играют в мяч, вон две девочки скачут через скакалку, вон гуси гуляют, целая стая, траву щиплют и шипят на прохожих. Вскоре на крыльцо вышли бабушка с братом, высоким строгим стариком, который назвал меня чертенком, а бабка сняла меня с забора, пригрозив, что не возьмет меня в Березовку, где у нее жил второй брат-Александр. У него была большая семья: жена, тетя Тоня, и дети - Валя, Соня и Витя. Там было весело, мы играли, а бабка с тетей Тоней пекли пироги-с капустой, с луком со ща велем. В Березовке мы пробыли целую неделю. Потом бабушка стала беспокоиться о доме, о том, что в огороде, наверное, появилось полно сорняков, и нужно обрабатывать капусту, окучивать картошку, поливать помидоры…
Так мы вернулись домой ,и сразу же припустили к реке купаться. Река была местом наших игр, развлечений, рыбной ловли. Взяв большую корзину, мы ловили под берегами в осоке рыбу: щурков, язей, плотву. Иногда брат вытаскивал огромных черных раков. Но это было непросто.
Сначала надо было сунуть руку глубоко в илистую почву берега, затем нащупать норку и, схватив рака за клешню, вытащить наверх и резко бросить на берег. Раки щипались очень больно, поэтому у брата руки были постоянно в синяках и ссадинах. Но какие счастливые мы возвращались домой!
Как же, кормильцы! Несем неплохой улов, вечером вся семья будет кушать ароматную уху из свежей рыбы, а рядом, в отдельном чугунке, стоявшем на кирпичах, будут вариться в соленой воде крупные вкуснейшие раки. В основном, ели шейки и клешни, но мы с упоением грызли все подряд, оставляя только хрусткую скорлупу. Ужин вечером у костра был для нас настоящим праздником. Нас не пугали и надоедливые комары и холодный туман, поднимающийся от реки. Околица была вторым нашим любимым местом для гуляний и игр. Днем здесь мужики рубили срубы. Мы очень любили играть в этих новеньких чистеньких срубах, пахнущих сосной. Под ногами валялось полно щепок и опилок. Игры были самые разные: в уголки, в прятки. Часто рассказывали разные истории. Рассказывать начинал брат, Вовка: « В одном черном-черном лесу стоял черный-черный дом, в этом черном-черном доме стоял черный-черный стол, на этом черном-черном столе стоял черный-черный гроб, в этом черном-черном гробу лежал черный-черный Черт!!! Слово «черт» Вовка орал во весь голос, и мы от неожиданности вскакивали со своих мест и визжали, как резаные поросята, а потом боялись идти домой. Я цеплялась за руку брата, каждый куст казался мне чертом, дьяволом, исчадием ада, о которых мне рассказывала бабушка. Спала я с ней. Прижавшись к ней тесно-тесно, я обнимала ее руками, натягивала на голову одеяло, но было нестерпимо жарко, и я высовывалась из-под него, но боялась смотреть в темный угол. Там была вешалка и висели пальто, плащи и куртки. Все эти вещи казались мне в темноте чудовищами, уродами, ужасными монстрами… Зажмурив глаза, я долго возилась, вертелась, наконец, засыпала.
Утром все ночные страхи рассеивались, и снова светило веселое приветливое солнце, ласково улыбалась мама, радовал запах свежей сдобы, манила река.
Но вот лето закончилось, началась школьная пора. В школу меня, конечно, не взяли, так как мне было только шесть лет, но я все равно туда ходила. Школа была у нас в соседях, начальная, деревянная с высоким крыльцом. Классная комната была всего одна, но очень просторная, большая. Учились сразу несколько классов: 1-3 и 2-4.Учительница мне понравилась сразу: высокая, красивая, косы уложены в виде короны. Когда Татьяна Семеновна входила в класс, дети рассаживались за парты, а я выходила в коридор и пряталась за печку. Там была большая щель, через которую я могла беспрепятственно наблюдать за учебным процессом. Я внимательно слушала объяснения учительницы , не пропуская ни одного вопроса и ни одного ответа. Так я «проучилась месяца два и однажды не выдержала, когда учительница задала вопрос и никто не смог ответить. Меня за печкой распирало от восторга, что я, именно я знаю правильный ответ , и ,не выдержав затянувшейся паузы, громко прошептала из-за печки: «Сумма будет 43». Все засмеялись ,а Татьяна Семеновна сказала:» Ну, Бодрова, выходи, садись за парту, хватит уже за печкой учиться!» Так я стала ученицей…Училась я легко, память у меня хорошая , я легко запоминала и усваивала материал..
В школе было весело. В 3 классе я влюбилась в мальчика из 4 класса, Федю, а в меня- Колька Гуськов ,рыжий, как подсолнух, лицо у него было такое пестрое, как будто по нему рассыпали каленый горох и долго по нему топтались…А Федя был самый красивый и не только из школы, а вообще, из деревни. Но Колька не давал мне прохода…Когда заканчивались уроки, он садился на нашу скамейку и сидел часами, чтобы снова увидеть меня. Мы в это время обедали, и мама с бабкой смеялись: «Вон кавалер твой пост занял, даже без обеда сидит. Пойди, пригласи его, мы ему супчику нальем…» Я злилась, ненавидела Кольку…
Вообще я была девочкой недоброй, всех ругала, критиковала. Придя к тете Симе, маминой сестре, всех сидящих там женщин, занимающихся рукоделием, обзывала крестьянами.
-А ты кто? Твоя мать тоже раньше с нами в поле работала, значит, и она тоже крестьянка - говорила тетя Лида ,соседка.
Нет, мы - интеллигенция, мой папа-учитель, а вы-крестьяне! И, обиженная, уходила домой. Но верный Колька однажды спас меня от смерти. Был канун Пасхи, самого любимого праздника деревенской детворы. Всюду развернулась грандиозная уборка: мыли избы, скоблили мебель, белили печки. Горячую воду нагревали в бане, а холодную приносили из колодца.
Воды требовалось много, потому что после мытья все вещи тщательно ополаскивались. Все старательно работали, но вдруг тетя Сима сказала, что маловато холодной воды. Я вышла в коридор, взяла ведро и припустила по проулку к речке. По реке плыли льдины, вода плескалась, подмывая берег. Но что это за опасность для глупой Валюхи? Я наклонилась и зачерпнула полное ведро воды. Но в это время край берега обломился и я очутилась в ледяной воде. Ведро у меня сразу вырвало течением, я беспомощно цеплялась за землю. Но почва крошилась. Наконец мне удалось ухватиться за ветку ветлы, низко склоненной над рекой. Держалась, но выбраться самостоятельно не могла: пальто намокло и тянуло ко дну, кричать было некого - берег был безлюден…Ужас!
Вдруг я увидела Кольку, он мчался по проулку к реке. Рыжие волосы сверкали на солнце, брови были тревожно насуплены, глаза испуганные. Он подбежал , и, обеими руками взяв меня за руку, вытащил из воды. Я шла к дому- вода ручьями текла с моего пальто, ведра не было, в сапогах хлюпало, слезы душили от обиды и страха. На крыльцо выбежали мама и тетя Сима, мама заплакала и начала целовать мое мокрое от воды и слез лицо, а тетка закричала на всю улицу: «Это же не девчонка, а чертенок! Прости, Господи, сказала перед великим праздником поганое слово! Разве бы я сама не сходила к колодцу? На реку сейчас даже взрослые не ходят, видишь, половодье…» Кольке дали горсть конфет, а мама даже погладила его огненную шевелюру…