17 (30) декабря 1916 года в 10 вечера по набережной реки Мойки несколько раз проезжает роскошный открытый автомобиль – это бельгийский «Металлюржик» 15/30 CV выпуска 1912 года.
«Металлюржик» дважды останавливается возле запертых ворот во двор Юсуповского дворца, разворачивается и едет к парадному входу. Из машины выходят трое военных и поднимаются по лестнице в здание. В половине двенадцатого или чуть позже дворец покидают офицер и господин в меховой шубе и низко надвинутой на лицо шапке.
На этот раз машина крытая, «Роллс Ройс Ландоле» 1911 года с регистрационным номером 1947. Возвращаются они спустя сорок-пятьдесят минут, автомобиль въезжает во двор (ворота открыли) и останавливается у неприметной боковой двери. Из окон бельэтажа доносится веселая граммофонная музыка – у князя вечеринка?
Из «Ландоле» выходят трое, двое спускаются в цокольный этаж (как раз под окнами с музыкой), третий возвращается за руль и отгоняет машину в противоположную сторону двора, после чего возвращается во дворец через парадный вход.
Далее почти два часа ничего не происходит. Играет граммофон. Слышны голоса гостей, звучащие то громче, то тише. После двух часов ночи мы можем различить приглушенный звук выстрела, внезапно раздавшегося в полуподвале.
Еще четверть часа спустя распахивается боковая дверь во дворе, на пороге появляется высоченный бородач крепкого сложения с темным пятном на рубахе и бросается бежать к ограде – он что-то неразборчиво кричит, различимо лишь имя: «Феликс, Феликс!».
В дверном проеме появляется еще один персонаж загадочной драмы. Один за другим раздаются два револьверных выстрела. Промах. Беглец не остановился.
У двери мы видим тень нового стрелка. Следуют еще два выстрела с промежутком секунд в двадцать, но звук несколько иной: очевидно стреляли из оружия другой системы. Бородатый падает за большим сугробом у ограды – площадку недавно чистили, снег грудами лежал по краям двора...
Еще некоторое время спустя со двора выехал уже знакомый нам «Роллс Ройс» и направился к Поцелуеву мосту...
Как всё было на самом деле, мне кажется, мы не узнаем никогда, но всё, что загадочно притягивает...
Из кабинета Феликса Юсупова в бельэтаже в полуподвал вела винтовая лестница. С лестницы имелся боковой выход во двор – именно через эту дверь должен был войти Распутин, чтобы не привлечь внимания случайных свидетелей.
Незадолго до полуночи 16 декабря князь едет за «старцем» на его квартиру, привозит на автомобиле во дворец (водителем был доктор Лазоверт). Остальные участники заговора изображали в кабинете бурное веселье – Пуришкевич позже вспоминал, что мелодия «Yankee Doodle dandy», проигрываемая граммофоном, навеки врезалась в его память...
Феликс сказал Распутину, будто у княгини Ирины сейчас гости, а когда они разойдутся, можно будет представить визитера жене.
Дальнейшие события (по версии князя Юсупова) общеизвестны. В комнате цокольного этажа Феликс предложил Распутину чай с отравленными пирожными и отравленное вино. Распутин сперва от пирожных отказался («Не буду, они сладкие»), но затем попробовал.
Якобы яд не подействовал. Юсупов поднимается наверх, берет револьвер князя Дмитрия, спускается, и стреляет Распутину в левый бок. Тут же заговорщики почему-то решают «избавиться от шубы старца» и не находят ничего лучше, чем поручить это... Великому князю Дмитрию!
Четверть часа спустя Распутин внезапно «оживает», бросается на Феликса, вырывается во двор и пытается бежать. Пуришкевич в мемуарах уверяет, будто именно он произвел четыре выстрела, два из которых цели не достигли и только последние два оказались смертельными.
Дня через два после убийства художник А.Н. Бенуа зафиксировал в своем дневнике рассказ дворника князей Касаткиных, живших по соседству с Юсуповским дворцом. «…Видел труп Распутина лежащим на пороге той маленькой двери, которая ведет из личных (новых) апартаментов молодого Феликса в открытый на Мойку двор. – В 4 часа, как и следовало ожидать».
Пуришкевич очевидно лжет. Выскочив вслед за Распутиным во двор он якобы производит два выстрела, не попадает, затем еще два, результативные. Только почему-то один из них попадает в спину «старца», а другой... в лоб! Причем последний – в упор, раз сохранились следы копоти.
Пуришкевич действительно стрелял и не попал – вряд ли Владимир Митрофанович, филолог, специалист по истории античной Греции, никогда не служивший в армии, был хорошим стрелком, хотя потом и уверял, будто «занимался в тире».
Имелся стрелок куда более профессиональный, офицер Лейб-гвардии Конного полка, герой Восточно-Прусской операции 1914 года, получивший за личную отвагу орден Св. Георгия 4-й степени и имевший к «старцу Григорию» личный счет. Великий князь Дмитрий Павлович Романов.
Он выходит из боковой двери вслед за Пуришкевичем. Два выстрела думского депутата и филолога цели не достигают. Распутин уже почти добежал до открытых ворот двора. Дмитрий Павлович вскидывает револьвер и первым же выстрелом в спину сбивает Распутина на снег. Быстро подходит к телу, переворачивает на спину и добивает пулей в центр лба, чтобы быть уверенным. Старое оскорбление было отомщено.
И лишь ради того, чтобы отвести подозрения от Дмитрия, Пуришкевич с Юсуповым выдумывают сомнительную историю о том, что якобы Великого князя они отправили на Варшавский вокзал «сжигать шубу Распутина», и вернулся он лишь после финальной стрельбы во дворе.
Судебно-медицинский эксперт Д. П. Косоротов, участвовавший во вскрытии показывает: «По моему мнению, Гр. Распутин был убит выстрелом из револьвера. Одна пуля была извлечена; другие же выстрелы сделаны на близком расстоянии, и пули прошли навылет, так что нельзя дать заключения о том, сколько человек стреляло» (Русская воля. № 8, 1917, 10 марта).
В 1915-1916 году Распутин написал записку, она была адресована князю Феликсу Юсупову.
«Кньязу Феликсу. Помочь надо живому о мертвом. Ангелы радовать[ся] будут. Целую Григорiй».
Но история на этом не закончилась, ведь даже мертвый Распутин был страшен своим врагам...
