Ксения Бандорина — доцент Санкт-Петербургской художественно-промышленной Академии им. А. Л. Штиглица, кандидат искусствоведения, член Санкт-Петербургского союза дизайнеров, член Союза художников России и ЮНЕСКО. Обладательница медали «Женщина в дизайне».
Ксения Валерьевна — аналитик дизайна. Преподаёт в Академии Штиглица, организует и проводит мероприятия для дизайнеров, выступает с открытыми лекциями, курирует выставки и проекты, пишет статьи для ведущих интерьерных изданий.
Ксения Валерьевна, здравствуйте! Спасибо, что согласились принять участие в интервью. Сегодня мы хотим поговорить о вашем пути в профессии, дизайне и работе искусствоведа. Вы учились в Академии Штиглица. Расскажите, изменилось ли что-то с того времени в образовательной системе?
Я искусствовед по изобразительному и декоративно-прикладному искусству по второму образованию. В Академии Штиглица мы были экспериментальным курсом, вторым набором с момента образования кафедры. Направление ещё формировалась, набирали потрясающих преподавателей. Это был пул гениев, титанов — Олимп абсолютный. Тогда ещё не было какой-то устоявшейся структуры и были авторские программы у каждого из преподавателей, своё видение этой специальности в полихудожественном вузе.
С нашим мышлением, которое мы здесь все получаем, с окружением в Академии, когда мы среди дизайнеров тоже, — мы видим всё. В отличие от других искусствоведов, мы видим опыт дизайнеров, художников, прикладников и монументалистов. У нас есть возможность не только это изучить, но и попробовать.
Наше образование отличается от всех других искусствоведческих тем, что нам привили культурологическое и междисциплинарное мышление. Мы не мыслим только историей искусств, мы пропускаем все произведения, творчество художников через другие дисциплины. Мне это очень нравится. Я чувствую, что сильно отличаюсь от других (смеётся).
Искусствоведение в Академии Штиглица
Какие знания во время обучения вы смогли получить, которые современному студенту более недоступны?
Я не знаю. Тогда были другие преподаватели, другое видение. Возможно, нынешним студентам и не надо получать то, что получили мы. Я и мои коллеги тоже работаем и передаём знания. Вы получаете опыт прошлого от нас. В этом присутствует некая преемственность.
Было ли решение пойти на искусствоведение осознанным или это было связано с семьёй, отцом?
Это было вообще не с этим связано. Это было абсолютно неосознанное решение! (смеётся) После Института культуры (Санкт-Петербургский государственный институт культуры — прим. ред.) я пришла работать в наш музей, проработала там год и Галина Алексеевна Власова (искусствовед, главный хранитель фондов Музея Академии Штиглица — прим. ред.) мне сказала: «Ксения, иди, поучись. У нас открыли замечательную кафедру. Тебе надо поучиться ещё и на искусствоведении!» И я, буквально в последний вагон, в последний день приёма документов, подала. Я не знала что это и как это. Конечно, я была здесь всем очарована.
Доля генетики есть, но не настолько это повлияло. Наоборот, папа мне говорил, что на детях гениев природа отдыхает… (смеётся) Папа был дизайнером, заканчивал тоже Муху (Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия им. А. Л. Штиглица — прим. ред.). И художники, дизайнеры крайне мало зарабатывали на тот момент. Прямая династийность экономически была невыгодна!
Бандорин Валерий Георгиевич — выпускник ЛВХПУ им. В.И. Мухиной. Профессор, декан факультета дизайна до 2016 года, кандидат искусствоведения, доцент Санкт-Петербургской художественно-промышленной Академии им. А. Л. Штиглица.
В какой момент случился переход от классического искусства к дизайну у вас?
Переход случился только в практике. На третьем курсе меня попросили написать несколько статей на тему интерьерного дизайна, которого на тот момент, в 98 году, у нас не было совсем. У нас гипрок (гипсокартон — прим. ред.) ещё носили на бархатной подушке и говорили, что это практически музейная ценность!
Для искусствоведов интерьер ближе, потому что это интерьерное искусство. А дальше это привело к предметному дизайну, к мебели и оборудованию, но уже массового тиража, то есть к дизайну. У меня получился плавный гармоничный переход.
А если говорить о практике, была ли во время вашего обучения летняя практика «современного образца»? Например, музейная?
Да, конечно, у нас были практики. Поскольку мы были «экспериментальными», на нас пробовали удивительные авторские программы. И, в том числе, мы были первыми, для кого Татьяна Васильевна Горбунова (руководитель Центра инновационных образовательных проектов Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. А. Л. Штиглица, доктор философских наук, профессор — прим. ред.) придумала прохождение практики на творческих кафедрах.
Настолько здорово мы освоили роспись по ткани, что я дома делала в этой технике шёлк и платки пять-шесть лет ещё. Даже смогла заработать немного. При том, что я совсем не умела рисовать, хотя рисунок и живопись у нас тоже были.
С позапрошлого года мы возродили эту историю у нас на кафедре. Искусствоведы посещают кафедры текстиля, металла, керамики и стекла. Это то, что надо! Пока ты не почувствуешь как вылепить горшок, как покрасить кусок ткани — ты не имеешь права судить о работе художника. Надо узнать ремесло.
В какой момент вы поняли, что действительно хотите заниматься искусствоведением и это то, к чему «лежит душа»?
Несмотря на то, что я пришла на кафедру почти случайно, всё-таки училась осознанно. Первое образование дало мне невероятную систему мышления. Я понимала как использовать всё то, что я получала. И в процессе учёбы я начинала уже постепенно работать. Это, конечно же, очень сильно отражалось на моём дипломе.
Галина Николаевна Габриэль (кандидат искусствоведения, заведующая кафедрой искусствоведения Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств — прим. ред.) была моим научным руководителем. Она меня регулярно ругала! Я приносила очередную главу и она говорила: «Ксения, ты опять для журналов каких-то пишешь вот этих глянцевых? Ну видно же, у тебя слог в этих абзацах уже другой!» Конечно же, внедрение работы в учебный процесс повлияло, связало одно с другим.
А почему искусствоведение? У нас такие педагоги были, что они нас чем-то таким заразили очень важным и теперь не отпускает.
Профессия — искусствовед
Давайте поговорим немного о работе. Есть ли что-то общее у дизайнера и искусствоведа? Есть ли точки соприкосновения?
Абсолютно есть. Мне иногда кажется, что я тоже бы могла, наверное, быть дизайнером (смеётся)! Я смотрю как работают наши дизайнеры у нас здесь, даже студенты, и они делают очень серьёзные исследования и даже «подпирают» немножко нас. Мы с моей коллегой учим дизайнеров проблемно мыслить. Для искусствоведа это тоже очень важно.
Важно мыслить не одной картиной, а контекстом того, что происходило во время создания художественного произведения. У нас даже Татьяна Васильевна в своё время говорила, что нет такого понятия, слов в лексиконе искусствоведа «нравится» или «не нравится» относительно картин или художественных произведений. Вы либо понимаете и знаете, почему оно [произведение] появилось, либо не знаете. От незнания мысль и возникает такая непрофессиональная — это уже уровень образования. Поэтому, проблемное и критическое мышление, и культурологическое мышление, — это то, что связывает дизайнера, который решает проблему посредством создания продукта, и искусствоведа, который описывает эту проблему и показывает продукт, как объект своего времени.
Получается, ценится «мультиспециалист» в любой сфере?
Да, такой специалист очень ценен. Дизайн, в принципе, появился из-за того, что надо было решать проблемы производственные, коммерческие и социальные. Продукт дизайна не создан просто ради красоты. И то, когда он создавался ради «красоты», когда появился коммерческий дизайн и стайлинг в Америке, — всё делалось с коммерческой целью. В том числе и «красота», если мы говорим об эстетике просто.
Дизайн всё время работал исключительно на решение проблем и на поиск решений, необходимых человеку, обществу, экономике. Просто об этом может быть не так говорили.
Если оглянуться назад и посмотреть на ваш карьерный путь, каким был первый проект, первая работа? С чего всё началось?
Первая моя работа — журналист в глянцевых изданиях, посвящённых дизайну интерьера. На третьем курсе я написала свою первую статью о витражах в интерьере для глянцевого журнала Salon De Luxe. Три раза я получала «красные листы» (правки от главного редактора в материале — прим. ред.) от редактора. Не знаю почему, но меня это не остановило. Откуда у меня такое упорство? Я всё равно продолжала править. Рада, что не испугалась тогда и доделала работу.
Первые 15 лет я работала в разных журналах: Salon Interior, Частная архитектура, Новая квартира, Elle Decoration. Некоторые из них возглавляла как главный редактор, для других писала авторские колонки и критические обзоры.
Дальше, к 2009 или 2010 году, когда вернулась в Академию, я уже перешла в искусствоведческую классическую нишу. Года три назад начались взаимоотношения с художниками. До этого, в основном, с дизайнерами — съёмка интерьеров, публикации, тексты и интерьерные выставки.
А вы работаете куратором на выставках?
Сейчас занимаюсь кураторством и дизайнерских выставок, и в Ленэкспо раньше делали под эгидой изданий — организовывали тематические выставки, конкурсы. Делала выставки «Самые красивые книги Швейцарии», персональную выставку нашей выпускницы Маши Пуховой, творческую выставку Марии и Атиллы Балтаевых.
Всё это больше связано с элементами продвижения, в принципе, как и в арт-бизнесе. Устраивая выставку художнику, мы занимаемся продвижением его как участника арт-рынка.
Подобные проекты создаются под художника или художник ищется под тематику?
Ко мне чаще обращались художники сами со своей идеей, со своим искусством. Иногда мы формировали идею вместе, дополняли её. Конечно, там уже есть концепция и мы не придумываем её заново. Но историю выставки мы можем покрутить и придумать. Как экспозицию показать, развернуть в концепции конкретного времени для конкретной целевой аудитории. Зависит от того, для кого мы делаем, когда и где.
Зачастую приходят молодые художники с кураторской идеей. Тоже исследователи. И это их главное отличие от предшественников.
Есть ли сейчас какой-то человек в мире дизайна или искусствоведения, который для вас является гением? Или кто-то из прошлого?
Нет. Не знаю. Люди прошлого — они из прошлого. Они не про нынешнюю ситуацию. Возможно, есть какой-то собирательный образ. Но без кумиров! (смеётся)
Если говорить о коммерческой ситуации, есть же топ лучших дизайнеров. Кто туда входит и как туда попасть?
Опять же, это определённая пиар-компания. Давайте будем честными, зачастую «топ» выбирается исключительно внутри организованного журналом мероприятия, премии собственной. Берут, например, десять лучших дизайнеров, которые публиковались в этом журнале. Или тех, которые соответствуют формату этого издания. У нас таких прямо совсем независимых премий нет. Потому что дизайн — коммерческая история. Его невозможно оценивать объективно. И, с этой точки зрения, у нас очень мало оценивают коммерческий успех продукта. А дизайн, в любом случае, про коммерцию.
Если вспоминать про тот же транспортный дизайн, то был такой американский дизайнер Раймонд Лоуи (художник, мастер промышленного дизайна, автор логотипов, промышленных образцов — прим. ред.), который говорил: «хороший дизайн заставляет чаще звонить в кассу». Всё! Дизайн должен приносить доход.
Завершая блок про профессию, выбирая путь искусствоведа, происходит ли полное погружение в работу на постоянной основе? Нет ли ощущения того, что «отключиться» от этого невозможно?
Любая работа будет на вас сказываться. У вас просто мышление и сознание выстроится таким образом, что вы всё равно будете смотреть на мир иначе. Но это просто делает вашу жизнь интереснее и это не работа. Вы начинаете мир видеть по другому. Видите то, что не замечают другие. А они видят что-то своё. А вот как будете работать — это вы сами выбираете.
Я занимаюсь изучением трендов в дизайне и, когда я прихожу кино смотреть, я первое что считываю — это тренды. Я так Джеймса Бонда смотрела. Первый раз я приходила с бумажкой и выписывала всё, что видела. А потом шла второй раз, чтобы посмотреть на сюжет, хотя там понятно — сюжет одинаковый всегда. И мультики я также смотрю, потому что в мультиках все тренды есть.
Искусствовед Ксения Валерьевна
Есть ли какой-то необходимый набор качеств для профессии искусствоведа?
Я считаю, что это, безусловно, открытость к новой информации, которую вы можете получать из новых источников. Не нужно зацикливаться только на своей теме. Вы, студенты Академии Штиглица, учитесь в уникальном месте, где полихудожественность, междисциплинарность — самый главный инструмент современного специалиста и искусствоведа в том числе. Изучая искусствоведение, вы погружаетесь в целый ряд дисциплин и событий, которые влияют на искусство. Поэтому быть открытым новой информации, новым источником и уметь сотрудничать — невероятная сила, которая искусствоведу даст возможность сформировать свой взгляд.
Ещё одно важное качество — невероятная точность. Потому что для искусствоведа очень важны проверенные детали, факты, статистика, цифры… Это невероятно важно и иногда влияет не только на оценку, а вообще на всю историю.
Когда я работала в газете 4 room:/форум профессионалов, увидела новостную информацию, что погиб основатель Pininfarina (итальянская фирма, занимающаяся дизайном автомобилей — прим. ред.) — Паоло Пининфарина. Я, как журналист, отметила инфоповод и стала искать информацию. Когда я дошла до итальянского сайта, то увидела, что умер Андреа Пининфарина, его брат. Он руководил бюро по проектированию гоночных автомобилей. Не проверив данные, я могла совершить ошибку и написать ложную информацию.
Какие у вас любимые стили в искусстве?
Я абсолютно согласна со своими учителями и с Татьяной Васильевной Горбуновой, которая нам всей своей практикой и обучением показала, что у искусствоведов «любимого» и «нелюбимого» быть не может. Ты либо знаешь и понимаешь, почему и как это происходит, либо тебе надо в дальнейшем погружаться ещё в это. Поэтому работа искусствоведа хороша тем, что ты постоянно что-то открываешь для себя. Открываешь новые события, новые направления, новые взаимосвязи.
Пока ты не почувствуешь как вылепить горшок, как покрасить кусок ткани — ты не имеешь права судить о работе художника.
Ваш вопрос очень важен тем, что дизайн настолько в себя вбирает много разных направлений, например, влияние архитектуры на первоначальном этапе. Сейчас дизайн, наоборот, влияет на архитектуру. Декоративно-прикладное в постоянном взаимовлиянии находится с дизайном. Нам здорово, искусствоведам, ведь мы можем заниматься разным, изучать очень разное: и дизайн, и ДПИ, и архитектуру, и не останавливаться на одном. Вот это то, чему нас научили — междисциплинарности.
И что, кроме дизайна, нравится — архитектура, живопись, декоративно-прикладное искусство?
Мне нравится соседство. И взаимосвязи. Сейчас я занимаюсь изучением влияния декоративно-прикладного искусства и дизайна друг на друга. Меня не то чтобы удивляют, меня радуют открытия, которые случаются сейчас.
Я смотрю, например, на Жостовскую фабрику (советское и российское предприятие народного художественного промысла — прим. ред.) и вижу как классно работают стрит-арт художники с ними, делают пиксельные рисунки. Я вижу как декораторы, дизайнеры интерьера тоже сотрудничают, например, с гжелью, с народными художественными промыслами и влияют на декоративно-прикладное искусство. Я вижу как цифровой дизайн сейчас очень сильно влияет не только на изобразительное искусство, но и на народное искусство. Мы видим совершенно другой образ — уже не просто яркий, расписной и ярмарочный, а с другим смыслом.
В том числе, мне нравится как меняется смысл из-за влияния цифрового искусства. Всё становится другим, и это очень интересно.
Есть ли проект или выставка, которую вы мечтаете осуществить?
Есть, конечно, как у любого актёра, который мечтает сыграть Гамлета или Офелию (смеётся). Конечно, хочется что-то сделать и эти желания, также как у вас, у меня появляются с какими-то моими новыми открытиями.
Мне, в первую очередь, хочется сделать выставку, посвящённую творчеству моего папы — Валерия Георгиевича Бандорина, который двадцать пять лет был деканом факультета дизайна в Академии Штиглица. Он много сделал в образовательной среде, в дизайнерской и в научной.
Конечно же, мне хочется сделать выставку, которая показала бы наших выпускников, в том числе и кафедры искусствоведения. Очень хочется делать прямо каждый день выставки наших студентов, потому что я вижу как у них рождаются новые идеи. Студенты больше всего, наверное, заряжают и дарят идеи, и я очень надеюсь, что всё у нас осуществится. Мы уже несколько выставок придумали с искусствоведами о нашей профессии.
Два года назад мы сделали выставку «Снобы» с нашими искусствоведами. На ней мы попытались разбить устоявшееся представление о теоретиках искусства. Были представлены работы искусствоведов, созданные в творческих мастерских Академии.
Мне очень хочется, чтобы художники приходили на выставки искусствоведов. Да, наверное, это дерзко. И «наоборот». Но мне хочется сломать эту парадигму. Чтобы не только искусствоведы ходили на выставки художников, но и художники приходили на выставки искусствоведов. Я надеюсь, что с вашей помощью эта мечта у меня сбудется.
Дайте совет дизайнерам и искусствоведам!
Будьте открытыми. Желание и возможность сотрудничать, поиск коллабораций — творческих, научных — они просто обязательны. И не зацикливайтесь ни в коем случае на одном каком-то направлении, потому что всё взаимосвязано.
Будьте аккуратны. Очень аккуратны в словах, в формулировках, в суждениях. Не «хайпуйте» никогда. Это вообще непрофессиональное качество. Знайте, что такое критика. Это не осуждение, а высказывание объективного суждения. Постарайтесь и сами быть объективным и основывайтесь на объективной аналитике. Не делайте быстрых суждений — делайте разумные суждения. Говорите уважительно с художниками и со своими коллегами. Мне кажется, это очень весомое качество искусствоведа, потому что работа художника действительно заслуживает очень большого уважения.
Текст: Вероника Ушенина
Фото: Ксения Кузнецова