После рождения Егорки я начала постоянно беременеть и терять детей. Выкидыш за выкидышем. Один за другим. Я уже просила мужа успокоиться с детьми и не рожать больше, но он как полоумный твердил мне, что чем больше детей, тем лучше. И я не могла отказать.
А как по мне — много детей только хлопот прибавляет, а не радости. Мамаша из меня получалась так себе. Ну какая уж есть, обратно не залезть.
Должок
Когда Егорке было пять лет, я снова забеременела. Носила ребенка легко, бегала везде, даже не замечая живота. Я была уже почти на сносях и все равно делала всю работу по дому.
В одну из ночей я опять увидела Любу во сне. Она просто стояла и смотрела на меня. А потом кивнула и исчезла. Я проснулась в поту, мне вдруг резко стало холодно. Я пошла в баню — там было еще тепло после вечерней топки. Разделась, легла на полок и почувствовала, что рожаю.
Резкие схватки одна за другой волнами накрывали мое тело. Я одурела от боли, встала на четвереньки и начала раскачиваться. Казалось, что боль не прекращается, и все мое тело — это одна сплошная схватка. Я не знаю, сколько прошло времени и почему я не позвала никого на помощь. Была ночь, и я, видимо, слетела с катушек.
Я стиснула зубы родила ребенка одна в банной полутьме. Он вывалился из меня на полок, завопил. Я взяла его на руки и легла на спину, вздохнув с облегчением. Особо любоваться малышом у меня не было ни сил, ни желания, ведь и материнского инстинкта у меня не было. Потом я родила послед и встала на ноги.
Обмыла ребенка в тазу и посмотрела на него внимательней... о господи! Ребенок родился с уродством: его ноги были срощены между собой. Я держала ребенка на ладонях и разглядывала его. Он был красным, опухшим и совсем некрасивым. Будто чужой инопланетянин. Ну куда тебя такого? Для чего ты тут мне нужен, инвалид и урод? Кстати, это был мальчик.
Я была в каком-то послеродовом тумане, обессилена и лишена чувств. Я перестала соображать и двигалась на автопилоте. Кажется, я вообще была как в трансе. Люба стояла перед глазами и тянула мне свои руки. Я шептала:
— Уйди, уйди, уйди.
Морщилась и жмурилась. Я не желала ее видеть, поэтому опустила ребенка в таз с водой и держала его там, пока он не перестал дышать. А потом достала обмякшее тело и завернула в тряпку. И только тогда Любка исчезла из моей головы.
Я оделась и пошла домой. Разбудила мужа и велела утром колотить гроб. Ощущала ли я что-то? Ничего. Я ничего не чувствовала, выпила стакан водки и легла спать.
Егорка
Егорка первым обнаружил мертвого новорожденного брата, завернутого в тряпку вместе с пуповиной и последом. И это нанесло ему непоправимый вред. Сначала он завизжал, испугался, а потом долго плакал. После похорон он начал заикаться и все больше стал походить на отца.
Егорка стал липнуть ко мне день и ночь. Ходил за мной по пятам, просился на ручки и бесконечно ныл. Я орала на своего любимого мальчика от бессилия и злости, потому что это было невозможно. Я шлепала его по заднице и по рукам, когда уже не могла сдерживать гнев, а потом ненавидела себя за свою слабость. Ненавидела и оправдывала себя одновременно. Потому что если не оправдывать себя, то можно сгореть со стыда и от чувства вины.
Через два года Егорка пошел в школу. Учился он хуже всех, был хилый и слабый. Отец его лупил за каждую двойку, а я... а я просто пила, потому что у меня внутри поселился демон. Демон просил алкоголя, потому что в трезвости он очень бесновался. Демон бил меня по башке изнутри, называя убийцей, предательницей и недостойной жизни. Если бы не алкоголь, я бы давно утопилась или угорела в бане, наказывая себя за свои деяния. Но мне нельзя умирать — у меня муж, дети, хозяйство.
А когда я выпивала, то ржала на весь дом. Я была веселой выпивохой, которая могла только лежать, завернувшись в одеяло, в пьяном угаре обзывать всех проходящих мимо и ржать над своими собственными шутейками. Кажется, такую жизнь можно было терпеть.
Когда Егорке было 14 лет, я опять увидела Любу во сне. На этот раз я осмелела, решила все ей высказать, подошла и стала кричать ей в лицо:
— Я тебе ничего не сделала! Он сам ко мне ушел, потому что ты гадкая! Ты гадкая и злая, поэтому он выбрал меня! Перестань забирать моих детей! Я не привораживала твоего жениха, это все неправда, неправда, неправда!
На что Люба ухмыльнулась и исчезла.
Я проснулась в плохом предчувствии. Душа моя металась и тревожилась. Я пошла к сыну, но Егоркина кровать была пуста. По моему телу пробежал холод, волосы на голове зашевелились от страха. Я пошла, шатаясь, в сарай, потом в баню. В общем, там я его и нашла. Мой мальчик, мой Егорушка, болтался, повешенный. Я даже не вскрикнула, просто села на пол, а потом вальнулась в обморок.
Забрала третьего.
Как жить, когда все, что ты любила, уничтожено? Как жить, если вина и стыд не дают дышать?
Но я — баба-огонь, у меня много сил и большой зад, поэтому я ни за что не подам виду, что мне больно или грустно. Внутри меня может быть пожар и психбольница, но внешне я буду спокойна и отстранена. Да, лицо при этом может застывать в странных гримасах, и морщины могут образовывать маску ужаса на коже, но мне все равно.
А еще мне очень помогает жить веселый выпивший муж. Мы вместе, вдвоем гуляем по деревне навеселе и угощаемся у всех соседей по немножку. А потом вместе валяемся у печки. Мы вообще все вместе делаем, и я ненавижу его еще больше. Ненавижу, если он ко мне прикасается или говорит мне что-то.
Эх, лучше бы он помер вместо моих детей. Хотя было несколько раз, что он мог умереть, но почему-то выжил. То с крыши свалится, то ногу рассечет себе. Столько крови он мне выпил, кошмар! И все живет, окаянный.
Продолжение тут.
