(из книги «На картах не значится»)
«Орловка на картах не значится» – именно так назывался небольшой видеофильм, снятый в 90-е годы моими друзьями, дальневосточными лётчиками, об этом затерянном на просторах Амурской губернии маленьком авиационном гарнизоне. Фильм был чисто любительский, как говорится – «для своих», большую его часть составляли кадры лётных будней, показ специфики работы лётного и технического состава, съёмки пилотажа. Но были там и чисто бытовые зарисовки, и неплохой пейзажный видеоряд. Я к тому времени в Орловке уже давно не служил и посмотрел этот фильм с известной долей ностальгии, со щемящим сердцем узнавая на экране «родные» места и знакомые до боли лица. С тех пор минуло ещё почти двадцать лет, но вот ведь, странное дело, образ далёкого дальневосточного гарнизона до сих пор остаётся в памяти ярким тёплым пятном, эмоционально перекрывая все последующие многочисленные места службы. Может быть, дело тут в том, что Орловка – это моё ПЕРВОЕ место службы? А может, из-за того, что там прошла моя молодость? Прошло моё становление? Ведь приехал я туда сразу после училища – молодым неопытным лейтенантом, «желторотиком» или, как нас ещё тогда называли, «курсантом пятого курса», а уезжал закалённым воздушным бойцом, профессионалом, почти асом. Приехал безответственным и «безбашенным», жаждущим удовольствий и весёлых приключений, холостяком, а уезжал степенным женатым человеком, уже определившим для себя основные жизненные приоритеты и ценности. А может, из-за того, что там я встретил массу замечательных людей, многие из которых стали моими друзьями. Или потому, что именно там я сформировался как писатель, поэт, обрёл свой стиль, свой «почерк», свою поэтическую философию. Может быть, всё дело именно в этом. Может быть. Не знаю. Наверное, попытка как-то разобраться в себе, в своей «орловской ностальгии» в конце концов и сподвигла меня на написание этих заметок.
Рассказать о чём-либо слушателю, не имеющему об описываемом предмете ни малейшего представления, задача, с одной стороны, лёгкая, а с другой – весьма непростая.
Лёгкая потому, что можно не бояться попасться на каких-то неточностях, допущенных либо по свойствам человеческой памяти, либо из невольного желания слегка приукрасить действительность. Лёгкая потому, что можно не ограничивать себя в оценках событий и ситуаций, потому, что можно, в конце концов, вовсе упустить из описания что-то лично тебе несимпатичное или, наоборот, дофантазировать что-то несостоявшееся, несбывшееся.
А непростая потому, что, с одной стороны, очень хочется быть честным перед читателем и – особенно! – перед собой и, с другой стороны, потому, что сложно, почти невозможно передать настрой, «вкус и запах» той, уже давно ушедшей, эпохи, погрузить читателя в атмосферу тех будней, заставить его сопереживать описываемым героям. Тем более это трудно сделать в тексте не художественном, не на страницах повести или романа, а вот в таких вот, почти путевых, дорожных заметках, в «записках на манжетах». Однако я попробую!
Начать же своё повествование я, возвращаясь к заглавию, хочу с рассказа...
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ СОВЕТСКОЙ КАРТОГРАФИИ
Советская картография, как и почти всё советское, радикально отличалась от картографии «нормальной», общепринятой во всём остальном мире. Так, например, обозначенная на «нашей» карте жирной красной линией автомобильная трасса областного значения («с твёрдым покрытием»!) могла оказаться в действительности «зимником» – дорогой, проезжей исключительно в зимнее время года, а тонко прорисованная грунтовая дорога – едва проходимой для пешеходов тропой. А могла, кстати, и вовсе не оказаться, то есть отсутствовать на местности напрочь, по определению. Особенно, если пересекала эта дорога на своём пути какую-либо административную границу. Было такое свойство у советских дорог – кончаться на границе областей и республик. Впрочем, у современных российских дорог это качество также присутствует.
То же касалось и населённых пунктов. Масса городов и посёлков, обозначенных на картах, отсутствовали в действительности или находились совсем не там, где должны были находиться. Наверное, самые вопиющие случаи – это города Иркутск и Нижний Тагил, «сдвинутые» усилиями советских картографов со своих мест на десятки километров (естественно, исключительно из благих побуждений, а именно – дабы уберечь эти стратегически важные промышленные объекты от ракетно-ядерного удара коварного «потенциального противника»).
Имела место и обратная ситуация. Огромное количество населённых пунктов (а иногда это были целые города чуть ли не со стотысячным населением!) на картах отсутствовало вовсе. Арзамас-16, Златоуст-36, Красноярск-26 и Красноярск-45, Челябинск-65 и 70, Свердловск-44 и 45, Североморск-1,2 и 3 – это только наиболее крупные из них. Мелким же было и вовсе несть числа. Вот к этим-то мелким как раз и относилась Орловка, она же Серышево-4.
Орловка представляла собой классический авиационный гарнизон: аэродром, служебная зона, где размещалось военное хозяйство нескольких частей, и жилой городок – семь жилых пятиэтажек, двухэтажная служебная гостиница, ГДО (гарнизонный дом офицеров), лётная столовая, магазин и котельная. Отличительной чертой Орловки от большинства других авиационных гарнизонов было, единственно, то, что она была достаточно разбросана на местности: от городка до служебной зоны было шесть километров, а от служебной зоны до лётного поля аэродрома – ещё два.
Так вот, ни аэродрома, ни служебной зоны, ни даже самого городка и в помине не было на самых точных, даже секретных крупномасштабных, картах. Впрочем, в ту пору все карты подробнее «десятикилометровки» были сугубо секретными. Да и «десятикилометровки»-то, и те несли на себе отметку «ДСП» – для служебного пользования. Правда, точности ради, надо сказать, что на карте масштаба 1:200 000, то есть на «двухвёрстке», на месте аэродрома стоял значок «МТФ» – машинно-тракторная ферма. То ли на этом месте когда-то – может, в забытые тридцатые годы – и, вправду, располагалась ферма, то ли это была хитрая уловка безвестных картографов, определивших в мирные трактора грозные сверхзвуковые истребители, – об этом история умалчивает. На месте же служебной зоны и жилого городка и вовсе были обозначены, соответственно, – густой кустарник и хвойный лес.
Как же жилось обитателям не существующего ни на одной карте, но тем не менее вполне себе населённого пункта?
Да по-разному жилось. Жилось, по большому счёту, так же, как в ту пору жилось и всем остальным жителям великой и несчастной страны, размазанной по одной шестой части Земной суши.
Впрочем, был в этой жизни один критерий – пожалуй, главный и, на мой взгляд, определяющий все остальные стороны их гарнизонного бытия.
ОБ УДАЛЁННОСТИ
Для начала необходимо сказать пару слов о Дальнем Востоке вообще и о месте Орловки на этом Дальнем Востоке в частности.
Исторически сложилось так, что весь Дальневосточный регион обращён лицом к Тихому океану. Оно и понятно. Море есть море. Во все времена и во всех частях света близость к морю была определяющей для развития и процветания местной цивилизации. И Дальний Восток в этом отношении не является исключением. По этой самой причине и все крупные дальневосточные города или расположены на берегу Тихого океана (Владивосток, Находка, Магадан, Петропавловск-Камчатский), или же, как Хабаровск и Комсомольск-на-Амуре, связаны с океаном мощной речной артерией. Про островной Южно-Сахалинск мы и вовсе не говорим. Там вообще кругом вода. При таком положении вещей отодвинутые от моря на сотни километров «сухопутные» Еврейская и Амурская области выглядят этаким неполновесным придатком, жидким «хвостиком» могучего дальневосточного «зверя», припавшего к океану и жадно лакающего из Великого Тихого крутой океанский рассол.
«А как же Якутия?! – воскликнет дотошный читатель. – Она ведь тоже часть Дальнего Востока и тоже удалена на сотни километров от Тихого океана! Как же Якутия?!» – воскликнет этот самый читатель и будет прав... и не прав. Прав потому, что, да, действительно, Якутия административно относится к Дальневосточному региону и, действительно, отделена от Тихого океана непроходимыми горными хребтами и сотнями километров тайги. А не прав потому, что, во-первых, у Якутии всё-таки есть выход к океану. Пусть даже этот океан и является Северным Ледовитым. А, во-вторых, что касается административного подчинения... Ну да, подчинена. Но подчинена, по сути, так же, как, к примеру, Гренландия подчинена Дании: де-юре – вроде как бы и да, а де-факто – где она, та Дания? Да и вообще, имела её Гренландия очень сильно в виду. Так что сидит себе Якутия спокойненько на своих якутских просторах, курит свою алмазную трубку и смотрит своими чудными раскосыми глазами на мирно пасущихся оленей. И ей, однако, хорошо.
Так что, возвращаясь к нашим, обиженным судьбой, Амурской и Еврейской областям, они, в сравнении с огромными приморскими регионами, да и с той же, кстати, Якутией, кажутся просто небольшими, неровно огранёнными бусинами, небрежно нанизанными на тонкую нитку Транссибирской магистрали. Поэтому во все времена и при всех властях эти области были ничем иным, как дремучими дальневосточными задворками. Или же, выражаясь резче..., ну, вы понимаете – если к Тихому океану лицом, то к России... да-да, тем самым местом, куда обычно прикрепляют хвост.
Вот в этих-то самых «хвостатых» местах, где западная оконечность Дальнего Востока нечувствительно перетекает в восточную оконечность Забайкалья, где заканчивается великая сибирская тайга, а великие монгольские степи ещё и не думают начинаться, в этих дремучих, заповедных краях, куда не залетают ни приморские муссоны, ни перелётные птицы, «...где растёт дикая слива, и шесть медвежат кричат: "Хо!" и валятся на спину», – вот там-то как раз и находилась та самая Орловка, о которой автор ведёт здесь речь.
Гарнизон Орловка представлял собой достаточно автономный, связанный с остальной, «большой» цивилизацией лишь «пуповиной» корявой автомобильной дороги организм. До «родного» райцентра Серышево было по этой самой упомянутой дороге, представлявшей собой неширокую грунтовку с двумя рядами – колеями – разбитых бетонных плит, двадцать шесть полновесных километров. Двадцать шесть километров до ближайшей железнодорожной станции, до ближайшей поликлиники, до ближайшего убогого промтоварного магазина и не менее убогого ресторана, до ближайшего, наконец, междугородного телефона (да поймут меня жившие в эпоху «домобильной» связи!).
Ведь чтоб позвонить тогда, к примеру, родителям или другим родственникам «на большую землю», абоненту из Орловки необходимо было для начала отпроситься на после обеда с работы, после чего ехать автобусом в Серышево, где идти первым делом... в гостиницу, заселяться в номер, после чего уже отправляться на переговорный пункт, где заказывать разговор и «в течение часа», а на самом деле – и двух часов, и трёх, а иногда и всех пяти, сидеть, ни на минуту не отлучаясь, ожидая вожделенного соединения. Поговорив или не поговорив (а сплошь и рядом бывало и такое – шестичасовая разница во времени накладывала на общение с «Европой» вполне понятные и конкретные ограничения), отправляться на ночёвку обратно в гостиницу, а утром нестись на автостанцию к первому автобусу и вновь трястись по той же раздолбанной бетонке двадцать шесть километров – без малого час пути – в обратную сторону, рискуя в случае малейшей задержки опоздать на работу.
Поездка же в областной центр Благовещенск, расположенный в двухстах километрах, и вовсе оказывалась полноценным путешествием с двумя ночёвками – по дороге туда и обратно – и всего с четырьмя часами свободного времени там. Удобней и выгодней было даже ездить за семьсот километров в Хабаровск: ночь на поезде туда, день там, ночь на поезде обратно. Собственно, чем многие «орловчане» и пользовались. У орловских холостяков даже было в ходу «пивное турне» (пиво в ту пору было жутким дефицитом, и СВОБОДНО купить его можно было исключительно в ресторанах!), осуществляемое иногда в уик-энд: в субботу после обеда – в Серышево, ночь в вагоне-ресторане до Хабаровска, «продолжение банкета» в одном из хабаровских ресторанов и такая же пьяная ночь по дороге обратно. Утром в понедельник «отдохнувшие» «туристы» выходили на работу.
Короче, любая маломальская проблема в итоге упиралась в необходимость куда-то ехать. На поезд, в поликлинику или позвонить ездили в Серышево, в роддом и за бытовой техникой – в Белогорск (крупный райцентр в шестидесяти километрах от Орловки), ну а за колбасой, шампанским и прочими необязательными удовольствиями, а также в аэропорт к самолёту на «большую землю» – в Благовещенск или в Хабаровск.