О выставке Михаила Бычкова «Иллюстрации и книги» в Российской государственной детской библиотеке. Выставка продлится до 22 мая 2023
Когда автор был юн и наивен, он мечтал стать искусствоведом. Но ЕГЭ тогда и в помине не было, а поступить на искусствоведческое в универ или Суриковку было безнадежной авантюрой, ибо брали своих и только своих. Зато готовилась я на славу. В одном из бесчисленных гроссбухов по истории искусства меня заинтересовало выражение «картина мира»: образ реальности, такой, какой видит и изображает ее художник. С тех пор я из удовольствия и по привычке вычисляю картину мира каждого художника, с каким сталкивает судьба.
Михаил Бычков в этой игре — не исключение. Разгадывая его личный ребус, я столкнулась с особым живописным языком, которым пользуется художник. В его живописном мире главное действующее лицо — Красота, одухотворяющая реальность, ее главная движущая сила и центр притяжения.
Красота человеческих отношений, любви, преданности и самопожертвования выражена в теплом и трепетном парном портрете юных влюбленных, застывших в вечном поцелуе, преодолевших время и окружающее пространство. Неизбывная гармония, иконописная вечность.
А вот Людоед, хоть и носит изящные кружевные манжеты и белоснежные стоячие воротники, хоть и пускает скупую мужскую слезу под чудесную музыку волшебной арфы, но все же остается Людоедом, о чем красноречиво свидетельствуют обглоданные человеческие кости. Его красота — мнимая, его песенка спета.
Красота наполняет безоблачное детство Антуана де Сент-Экзюпери. Уютное детское существование наполнено гармонией, составляющей прочный фундамент счастливой жизни, настоящей и будущей. Этот фундамент передан спокойными незыблимыми горизонталями, создающими ощущение уверенности и покоя.
Но время идет вперед, горизонтали покачнулись, вытянулись в лукавые диагонали: на смену незыблемости пришли шаткость и балансирование, хрупкость существование канатоходца, отправившегося в самостоятельное путешествие по опасному канату реальности.
И вот уже зрелый летчик устремляет взор в небо, оказавшись в пустыне мира, где все несущественное исчезает, остается лишь твердь земная и твердь небесная. И небо приходит на помощь земле.
Неодномерность жизненного пространства отражается во многих иллюстрациях мастера. Его «Черная курица» постоянно напоминает, что помимо внешнего, видимого мира существует тайный, не всем заметный, но чуть ли не более масштабный и гораздо более удивительный.
Наполненная свечами, сверкающими в черноте ночи, детская спальня напоминает волшебную комнату, где творятся жуткие, но такие прекрасные ужасы — увлекательные и невероятно опасные. Сотни горящих свечей преображают привычный ночной мрак до неузнаваемости могилы и преисподней (обожаемая тема всех романтиков).
Неодномерность литературного пространства лучше всего выражена в иллюстрациях к пушкинскому «Медному всаднику». Перед нами предстает Пушкин, вознесенный творческим вдохновением на небывалую высоту, откуда сам император Петр смотрит на него диким безжалостным взглядом, выдающим редкую целеустремленность, фанатическую преданность идее, дьявольскую энергию, вздымавшую Россию на дыбы. Сам поэт в ужасе от своего видения, точно и беспощадно открывшего тайну императора, так любимого и так ненавидимого до сих пор. Царя Петра, задумавшего и совершившего титанический сдвиг, перекроивший жизнь всего русского общества, олицетворяющего безжалостность государства и мощь гения в одном лице.
Петр сметал все преграды на своем пути ради великой идеи сделать Россию сильным европейским государством. Чудовищность уживалась в нем с широтой замыслов и гениальностью их воплощения. Ужас и восхищение, преклонение и шок — Петр был и остается главным властителем дум русских философов, историков, мыслителей и поэтов.
Самодержавная власть, не считающаяся с такой несущественной малостью, как отдельная личность — мушка, песчинка, мгновение истории, раздавить которое ради всеобщего блага не стоит труда. И дворец, колом взрезывающий ночное пространство самого предумышленного города - только часть системы, равнодушно карающей вздорную песчинку, случайно застрявшую в глазу.
Образ Петра волнует Михаила Бычкова, он часто возвращается к нему. Его трактовка так же неодномерна, как сам великий государь. Только что буквально на наших глазах он чуть не раздавил жалкую фитюльку — отдельную, так сказать, личность, а на следующей картинке собственноручно бинтует раненого солдата — и это тоже Петр, неведомая его грань.
Петр, как сгусток великой энергии гения, властвующего над временем, устремленный вперед, неустанно шагающий в будущее.
Будущее сильно занимает мастера. Образ будущего, его смысл и великая тайна, которую мы создаем своими мыслями и своими руками. Об этом — серия иллюстраций к Гриновским «Алым парусам». Казалось бы, прав Лонгрен, весь образ которого словно вжат в землю, тяжел и массивен и так констрастирует с возвышенной, легкой фигуркой Ассоль, вот-вот готовой взлететь, - нет и не может быть алых парусов и светлого будущего в Богом забытой деревне (привет "Девочке на шаре" Пабло Пикассо).
Но вот же они — алые, смелые, немыслимые и небывалые — вот оно будущее, котороготак ждала Ассоль, в которое так стойко верила. «Я понял одну нехитрую истину: чудеса надо делать своими руками», - утверждал Грей. Так и создается будущее: из чуда, из мечты. Из прекрасной картины мира, созданной в голове художника и по возможности претворенной в реальность.