Найти тему

«Большая» и «малая» зоны Степаниды Мейран

В своей книге «Смысл и значение истории» известный историк и философ Карл Ясперс писал:

«Нельзя допустить, чтобы ужасы прошлого были преданы забвению. То, что произошло, – предупреждение. Надо всё время напоминать о прошлом. Оно было, оказалось возможным, и эта возможность остается. Лишь знание способно предотвратить её. Опасность здесь в нежелании знать, в стремлении забыть и в неверии, что это действительно происходило».

Частью этого прошлого, как ни прискорбно осознавать, с полным правом можно назвать концентрационные лагеря как неотъемлемую примету ХХ века. Конечно, мир знает и помнит не только советские лагеря и тюрьмы. Но именно советский ГУЛАГ оказался одним из самых долговечных.

По мнению Жака Росси, французского исследователя, кто на своем личном опыте испытал «прелести» ГУЛАГа в течение почти четверти века, а после выхода из сибирских лагерей написал и издал свой знаменитый «Справочник по ГУЛАГу», именно советские лагеря были самым точным воплощением создавшего его государства.

Это сравнение давало некоторым нашим мыслящим людям основание сказать, что освобождаемого из лагеря заключённого не освобождают, а всего лишь переводят из «малой» зоны в «большую».

Примером может стать судьба Степаниды Мейран, дочери польского переселенца, практически всю свою долгую жизнь прожившую в Сибири, и другой жизни не знавшей. Довелось этой совершенно безграмотной, но от природы скромной и добрейшей женщине в своей жизни побыть не только в роли советского зека, но и в этой «малой» зоне стать матерью. Вот какая запись о ней есть в книге «Боль людская»:

МЕЙРАН Степанида Ивановна, 1913 г.р. Рабочая спичфабрики «Сибирь». Место рождения: Виленская губерния, Ошмянский уезд, село Нароты. Полька; образование: начальное; б/п. Место проживания: Томск, пос. спичфабрики. Арестована:  08.06.1938. Осуждена 19.10.1938. Обвинение: контрреволюционная национальная польская организация. Приговор: 8 лет ИТЛ и 5 лет поражения в правах.
Степанида с братом
Степанида с братом

Из чего складывались, и что собой представляли в её жизни эти «две зоны» видим из бесхитростного рассказа-воспоминания этой женщины, записанного мной у неё в маленькой квартирке в один из осенних дней 1999 года.

-2

Привезли меня в Сибирь, когда мне было всего полгода. До этого родители жили где-то в Виленской губернии. Поехали в Сибирь из-за земли. Поселились в деревне Двухречье, что была в Томском районе. Родители хозяйством занимались. Работать нас с детства приучали. Отец надорвался на работе и умер. Умерла и мама, когда мне было лет двенадцать. Учиться некогда было, так и выросла неграмотная. Потом меня отдали замуж, и мы переехали на «спичку» в Томск, в посёлок, что был возле спичечной фабрики. На этой фабрике муж работал года два, а потом и я пошла туда работать. Ребёнок родился…

В тридцать седьмом году, точно не помню месяца, моего мужа, Мейран Ивана Донатовича, арестовали. За что мужа арестовали, я не знала тогда, да и сейчас не знаю. Ничего не предполагала. Я неграмотная была, не знала даже, что есть какие-то статьи особые, политические… Думала, что он может, что на фабрике что-то натворил, но ничего такого не слышно было. Он был такой спокойный, безотказный. Работал машинистом в лущильном цехе. Куда идти узнавать, что с ним я не знала.

8 июля 38 года ко мне приехала милиция, а какая милиция я не знаю. Приехали, сказали, что приглашают на допрос мужа. Я схватилась, пиджачок какой-то одела, дитё трех лет дома одно оставила, ведь скоро вернусь, и поехала. Но меня обратно не отпустили. Завели меня в камеру небольшую, в которой было уже человек сорок, не меньше. Дышать было нечем. Мы одну небольшую щелочку нашли, подходили и дышали возле неё по очереди. Единственна мысль в голове была: вот бы мне сейчас на волю выйти, вот тогда бы я уж воздухом вволю надышусь. Я раньше не понимала, как это может воздуха не хватать.

Вызвали меня один раз на допрос, я слезами заливалась, что мне тогда говорили, я и на сегодняшний день не знаю. Сидели там в камере со мной люди разные, были среди них и люди грамотные, учёные. Некоторые из них перестукивались по трубам. Говорили, что один арестованный, в прошлом какой-то прокурор, обращался с уговорами не сопротивляться и подписывать, что скажут следователи, так как сопротивляться бесполезно. Но как сообщали, он передавал, что сделал голодовку. Это были его последние слова.

Я подписала все, что написал следователь, а что он там написал, я и по сегодняшний день не знаю. За что посадили, ничего не знаю. Если бы я курицу зарубила чужую, то я бы знала за что сижу, а так не знаю. Что это за следователь был, тоже не знаю, ведь я на него и взглянуть боялась.

Это уже когда я срок отсидела, и с меня судимость снимали, мне сказали, будто бы я какой-то подпольной работой занималась, якобы склады взрывала, бомбы подкладывала. Якобы всё это делала с какой-то Пшедбельской, с которой я-то впервые познакомилась только в камере… Мне много позже человек из КГБ, что моё дело смотрел, говорил, что мне до расстрела всего-то каких-то двух пунктов не хватило.

Подошло время на этап, загнали нас в какую-то нетопленую комнату. Одежды тёплой нет. Ведь меня же, как и многих летом арестовали. Кто босиком, кто в летних туфельках. Когда за мной пришли, сказав, что на допрос мужа вызывают, я обрадовалась, что мужа увижу, и, может его отпустят. Ничего с собой не взяла, ничего тёплого не одела.

Сначала отправили меня на Урал, на Север. Там на лесоповале работала, на разгрузке вагонов. Работа в две смены. Выматывалась ужасть как. Шла как-то, за валежину зацепилась и упала. Лежу и думаю: вот бы так всё время лежать и не вставать… Нет, встала, пошла… Приволокёшься с работы в барак, бушлат мокрый, обсушиться невозможно. Завалишься на топчан, укроешься этим же бушлатом. Утром встаёшь, а он инеем весь покрыт. В воскресенье тоже не было покоя. Выгоняют на снег, вещи вытряхивают, шмоны устраивают…

Что это за лагерь был, не помню. Был он возле какого-то города. Через два года отправили меня на Воркуту. Там у меня признали болезнь кисту, отправили в другой лагерь на обследование. Кисты не обнаружили, но я в этом лагере так и осталась. Тем и спаслась. Стала работать по сельскому хозяйству. Выполняла разную работу, куда пошлют. Работать стало не так тяжело. Одно только, в этом лагере не могла уснуть: в летнее время там день длился очень долго, солнце совсем не заходило. Зато зимой сплошная ночь на долгое время. Где-то на Севере это было. Потом попала я в лагерь, где находился лагерный детдом. Там и закончила свой срок.

Группа детей детского дома в Гулаге. Среди детей - дочь С.И. Мейран
Группа детей детского дома в Гулаге. Среди детей - дочь С.И. Мейран

В детдоме были дети заключённых, те, кого в лагере родили. Была в этом детдоме и моя дочь, которую я в лагере родила. Ведь арестовали меня, когда я на сносях была… В этом детдоме было 3 барака. В каждом бараке были дети разных возрастов, от грудных до более взрослых. Матерей в эти бараки не допускали, даже если они рядом находились в соседнем бараке. В большинстве же это были дети-сироты. Здесь мне пришлось работать нянечкой, стирать бельё, заниматься его сушкой. Проработала я здесь лет пять. Всего же я отсидела 8 лет, и даже пересидела сверх того три месяца.

Когда вышла из лагеря, осталась рядом работать, забрала дочку к себе. Привела к себе, а она всего боится – в лагере выросла как тюремщик. В тюрьме я думала только о себе, а тут надо было думать о ребёнке. Всё отдавала дочке, а сама на работу голодная ходила. Один день на разгрузку торфа голодная пошла, второй день пошла, а на третий день упала от голода. Но жить-то надо было…

Когда сняли с меня судимость, вернулась в 56 году домой, в Томск, на прежнее место работы. Вначале долго меня принимать на работу не хотели, пока директор указание не дал принять.

Муж из лагеря так и не вернулся. Старший сын вырос без меня по чужим углам, я уже для него чужая стала. Не так долго прожила на этом свете и моя последняя надежда – доченька. Умерла от болезней, что ещё в лагере в детстве к ней привязались. Живу теперь одна, свой век доживаю. Вот взяла к себе старика слепого. За ним ухаживаю. Всё живая душа…

-4

Информация из электронной базы данных «Жертвы политического террора в СССР» в отношении мужа и родственников мужа Степаниды Ивановны Мейран:

Мейран Иван Донатович, 1911 г.р. Место рождения: Томский район, Бобровская заимка. Латыш; образование: начальное; б/п. спичфабрика «Сибирь», машинист. Место проживания: Томск. Арест: 06.12.1937. Осужден 07.01.1938. Обвинение: контрреволюционная национальная латышская организация. Расстрелян 21.10.1938. Реабилитирован в ноябре 1958.

Мейран Иван Тимофеевич, 1900 г.р. Место рождения: Витебская губерния, Лютинский уезд, Ерзовая д. Латыш; образование: начальное; б/п. спичфабрика «Сибирь», лущильщик. Место проживания: Томск. Арест: 06.12.1937. Осужден 07.01.1938. Обвинение: контрреволюционная национальная латышская организация. Расстрелян 21.10.1938. Реабилитирован в ноябре 1958.

Мейран Гилярий Донатович, 1912 г.р. Место рождения: Томский р-н, Двухречье д. Латыш; образование: начальное; б/п. ст.Томск-2, грузчик. Место проживания: Томск. Арест: 28.02.1938. Осужден 26.10.1938. Обвинение: контрреволюционная национальная латышская организация. Приговор: 10 лет. Реабилитирован в феврале 1955.

Мейран Владимир Донатович, 1907 г.р. Место рождения: Витебская губерния. Латыш; образование: начальное; б/п. ст.Томск-2, грузчик. Место проживания: Томск. Арест: 03.12.1937. Осужден 13.01.1938. Обвинение: контрреволюционная национальная латышская организация. Расстрелян 02.02.1938. Реабилитирован в декабре 1957. 

-6

Источник: Архив музея; Книга памяти Томской области

Материал подготовлен на основе очерка В.А. Ханевича «Большая» и «Малая» зоны Степаниды Мейран. 

На сайте Мемориального музея в рамках проекта «Последний свидетель» доступна аудиозапись интервью со Степанидой Ивановной Мейран.

-7

Полную информацию о людях, названных в этой публикации, фотографии и копии документов, связанных с ними, вы сможете посмотреть в их личных карточках Томского мартиролога.

Музей располагает электронной базой данных более чем на 200 тысяч человек, прошедших за годы советской власти на территории Томской области через горнило «чрезвычаек» и «троек», раскулачиваний и массовых депортаций народов.