1. Философия имеет возможность возникнуть лишь в отношении Я к Миру. Причём Мир состоит из Я и не-Я. Так что Я, чтобы сформировать свою философию, должно выстроить отношение как к не-Я, так и к Я. То есть то или иное самосознание, отношение Я к Я, совершенно необходимо для философии.
2. Вот эта так или иначе представленная цельность Я и не-Я, то есть то или иное выражение Мира, и есть философия.
(1) Реальный эмпирический человек, предполагаемый субъект предполагаемого философствования, то есть тот, кто назван здесь Я, может сосредоточиться на Я и забыть о не-Я. Психологически и субъективистически Я может себя мыслить и ощущать оторванным от не-Я, мыслить себя вполне одиноким и даже безысходно атомарным. И воспылав таким нарывным самосознанием, взорваться созданием на эту экзистенциальную тему многотомной массы порядочной прозы, превосходных лирических стихов в пару строк, полнометражных картин маслом, полумикеланджеловых скульптур в мраморе, полновагнеровски грохочущей музыки будущего, театральных спектаклей настоящего и кинематографических картин прошлого. Однако, этому реальному эмпирическому человеку для философии недостаёт осознания не-Я.
(2) Реальный эмпирический человек, предполагаемый субъект предполагаемого философствования, то есть тот, кто назван здесь Я, может сосредоточиться на не-Я и забыть о себе, об Я. Натуралистически и объективистически в этом случае Я может оказаться хорошим учёным, эффективным производственником, просто отличным семьянином, но философом он не будет. Этому реальному эмпирическому человеку, Я, для философии будет недоставать самосознания. Он даже может рассуждать о научной философии и трудиться на этой ниве со своим плугом, косой и серпом. Но всё, что он на ней взрастит и соберёт, создаст, издаст и преподаст, философией не будет. В этом урожае не будет Я. И только поэтому — не будет Мира.
Философски же этому Я в обоих не дотягивающих до философии случаях разрыва Я и не-Я всё равно придётся преодолевать разрыв и как-то выстраивать отношения связи с не-Я и, в конечном счёте, выражать цельность Я и не-Я. Иначе Мира в Мире не будет, наличествовать окажутся способны лишь его предполагаемые части, Я и не-Я, никак меж собою не связанные.
3. Итак, условие мыслимости философии таково: Я осознаёт Я, Я осознаёт не-Я, Я осознаёт связь между Я и не-Я и выражает цельный Мир как цельность его частей — Я и не-Я.
Должно быть предельно ясно осознано, что натурально, физически Я не может вместить в себя Я, ибо даже если бы такая фантастическая возможность у Я вмещающего была, встал бы вопрос: откуда брать второе Я, Я вмещаемое?
(1) И относительно вмещаемого Я тоже встанет вопрос об его собственной субъектности, то есть о вмещении уже им какого-то иного Я. Это несколько похоже на житейски-божественный операционизм Кроноса, который пожирал всех родившихся у него детей, поскольку ему было предсказание, что один из его сыновей его убьёт и захватит его всекосмическую власть. Только тут с Я веселее. Я, создавшее точную свою копию и проглотившее самоё себя копийное, ощущает, что в желудке у него проглоченное Я шевелится, так же самостоятельно порождает само себя и так же принимается глотать порождённое Я. И так будет с натуральным вмещением Я в Я до бесконечности, а в конце концов Я распучит от клонов самого себя, первичное Я испортится, взорвётся гиперновой звездой или даже бабахнет Большим Взрывом, а горе-философу придётся заказать творцу-метрдотелю другое Я, не столь физически активное относительно себя самого.
(2) И если с собой Я не может физически сладить, проповедуя даже столь решительный материализм, то с не-Я у Я всё будет ещё более неуспешно, для Я физически вместить в себя не-Я не получится. Разве что удастся выпить и закусить, но целиком всё не-Я в Я физически не поместится. Правда, с не-Я легче чем с Я в том отношении, что поглощённое не-Я не претендует на субъектность и не будет шевелиться в животе Я, стремясь породить прямо там новое не-Я и тоже скормить это новое не-Я какому-нибудь Я желательно там же, в животе Я основного. Такое бактериально-вирусное размножение не-Я в Я невозможно или, скажем, маловероятно.
4. Таким образом, (1) осознание Я, (2) осознание не-Я, (3) осознание цельности Мира в прочной связи Я и не-Я, а так же (4) выражение этой цельности Мира должны проходить в уме Я и нигде больше они проходить не могут.
Философия — дело ума, с этим всем прежде не согласным с таким суждением, придётся или смириться или катапультироваться с подожжённого по их умственной неосторожности и теперь пылающего самолёта, ими мнимого как философия, но, к счастью, ею не являющимся.
Стало быть, философия — (1) дело и итог, (2) процесс и результат (3.1) теоретические, (3.2) идеальные, (3.3) мыслительные. Таково осмысление философии как таковой.
5. Определив для себя что такое философия, мы легко справимся с квалификацией и квантификацией исторически и эмпирически находимых образцов философии, называющих или не называющих себя философией.
Действительно, в истории мысли мы находим прежде всего (1) философии отдельных философов. За ними следует осмысление множества философий и попытки представить их в едином процессе развития мысли философов, то есть (2) история философии.
Поскольку же разные философы писали на одни и те же темы, рассматривали одни и те же предметы в своих чаяниях цельности мира, постольку вырисовываются отдельные философские дисциплины: (3) онтология, (4) диалектика, (5) гносеология, (6) физика, (7) этика, (8) государство и право, (9) политика, (10) антропология, (11) культурология, (12) эстетика. Вероятно, можно придумать ещё какие-то предметы, которые философы выбирают в качестве материала для своего философствования. И новые предметы, а стало быть и новые философские дисциплины непременно будут возникать как потому, что появляются новые философы, так и потому, что появляются новые предметы, ибо мир развивается, а не стоит на месте.
Например, вслед за Пифагором Самосским глубоким философом музыки был Теодор Людвиг Визенгрунд Адорно. Он и философские тексты писал превосходно. Имел острое стило, а не только острый слух. А наш отечественный Михаил Александрович Лифшиц существенно взрастал как философ на искусстве изобразительном, точнее сказать — пространственном, ибо всякое искусство — изобразительное, включая искусство музыки. Тесные связи его философии с живописью несомненны. И весь его философский марксизм насквозь эстетичен, иконичен, чего не скажешь, конечно, о таком политическом марксисте, как Владимир Ильич Ульянов (Н. Ленин), который марксизму, конечно, козырял, но извращал его почище Эдуарда Бернштейна и философом вовсе не был, в отличие от раннего Карла Генриха Маркса.
Что же говорить о таком уникальном философе, как Алексей Фёдорович Лосев, в творчестве которого сплелись музыка, астрономия, математика, классическая филология, христианское имяславие, вся мировая литература и вся мировая философия! Трудно найти более универсального философа да и человека вообще. Естественно, для философии А. Ф. Лосева надо придумывать новые определения и даже новые слова, чтобы объять в совокупности те предметы, которые служили ему основанием для его философствования. Пока не обобщишь эту основу, нечего и думать выразить специфику философии А. Ф. Лосева.
6. Кроме разнообразных предметов, выступающих основанием и материалом философствования и пребывающих в уме философа, имеется огромная область не-Я, которая в ум вмещаема, но существует и сама по себе. Как быть с ней? Можно ли с ней иметь дело помимо ума? Конечно, можно. Все многообразные методы и способы практического её освоения свидетельствуют об этом и сами по себе и в своём непосредственном применении. И если в умном освоении физический предмет помещается в ум своей идеей и там так или иначе идеально же осваивается, то в практическом освоении физического предмета предмет изменяется физически: дерево валится, распиливается на доски, доски сушатся и из уже сухих досок изготавливается мебель. Было дерево на корню, стал обеденный стол в моём доме.
7. Иногда слышатся призывы: «Человечеству как раз это и нужно — изменять мир, а не объяснять его!» Или в классической формулировке К. Г. Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, а дело заключается в том, чтобы изменить его» (Маркс, К. Тезисы о Фейербахе (текст 1845 года). — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. С. 263).
«Свистать всех наверх! Оказывается, надо изменять мир!.. Так что будем его изменять, может, добьёмся улучшений».
При этом кто бы сомневался, что дело заключается именно в изменении. Следует ли из этой тавтологии и, одновременно, плеоназма, что понимать мир и объяснять мир не стоит?
Если следует, как это получается по меняющемуся от философского к экономическому мировоззрению К. Г. Маркса, то мир не стоит объяснений, а философы вводили честной народ в заблуждение, что мир в понимании и объяснении нуждается.
В классической формулировке Владимира Владимировича Маяковского в любовно-лирической поэме «Облако в штанах» (1915) предварительные ласки состоят вот в чём:
Нам, здоровенным,
с шагом саженьим,
надо не слушать, а рвать их —
их,
присосавшихся бесплатным приложением
к каждой двуспальной кровати!
А окончательное практическое решение вопроса со всеми этими мерехлюндиями и митохондриями таково.
Вы думаете —
это солнце нежненько
треплет по щёчке кафе?
Это опять расстрелять мятежников
грядёт генерал Галифе!
Выньте, гулящие, руки из брюк —
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук —
пришёл чтоб и бился лбом бы!
Идите, голодненькие,
потненькие,
покорненькие,
закисшие в блохастом грязненьке!
Идите!
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Пускай земле под ножами припомнится,
кого хотела опошлить!
Земле,
обжиревшей, как любовница,
которую вылюбил Ротшильд!
Чтоб флаги трепались в горячке пальбы,
как у каждого порядочного праздника —
выше вздымайте, фонарные столбы,
окровавленные туши лабазников.
8. Если понимание и объяснение всё же нужны хотя бы для того, чтобы создавать и формулировать технологии физического изменения физических предметов, то в конце концов нужна и философия как предельное понимание и предельное объяснение предельного предмета — Мира.
И с этой точки зрения (1) все люди, редуцирующие ум к ощущению и умственные построения к набору ощущений, (2) все люди, редуцирующие ум к физическому действию, философами никогда не были и никогда ими не будут. Поэтому когда говорят о философии практики К. Г. Маркса, говорящие это не понимают, что философия практики онтически и технически невозможна. Философии, в которой объяснение заменено действием, не существует. Философию нельзя лишить ума.
Понятно, что некоторые теоретические задачи можно решать практическим путём, например, методом проб и ошибок. Но даже в таком примитивном способе познания познанию отдаётся приоритет, ибо решается теоретическая задача, а практика — лишь метод и средство её решения. Но вот когда теория навсегда заменяется практикой, это не только конец философии, но и конец всякого ума.
Как раз поэтому В. И. Ульянова (Н. Ленина), по десять раз на дню менявшему политические лозунги ради достижения практического эффекта, ни философом политики, ни даже политическим мыслителем назвать невозможно. А вот совершенно не чуравшегося практических политических вопросов и принимавшего действенное участие по меньшей мере в политической жизни Македонии автора трактата «Политика» Аристотеля Стагирского можно назвать не только философом, но и философом политики.
Это своего рода парадокс. Люди всю жизнь писавшие вроде бы глубокомысленные тексты, если взять только К. Г. Маркса и В. И. Ульянова (Н. Ленина), приложившие к их созданию столько умственной энергии, ни философами, ни вообще мыслителями не являются. И это потому так, что провозглашаемый ими безудержный активизм, причём кратно усилившийся от старшего партнёра и основателя марксизма к младшему воплотителю идей марксизма и пламенному революционеру до полного индивидуального волюнтаризма, активизм, забивающий своими коваными копытами всякий ум, — ослабляет самосознание этих людей так, что его, самосознания, не хватает на соотнесение провозглашаемого тезиса, абсолютизирующего практику, с самими людьми, этот тезис провозгласившими.
Как пиво — моча из зерновых, так и эта не по уму активирующая всё на свете мысль о всесилии практики — моча их мозга, моча, вдарившая этим парням в их головы. Этот круговорот мочи в природе нельзя, невозможно назвать мышлением.
2023.05.12.
