«„Братья Карамазовы“— это самый грандиозный роман, который когда-либо был написан»
(Зигмунд Фрейд)
Николай Васильевич Гоголь в своей статье «Об архитектуре нынешнего времени» (написана в 1831, опубликована в 1835) рассказал, как он мечтает о том, чтобы пройтись по улице, каждое здание которой было бы выстроено в совершенно особом архитектурном стиле.
Мечтал, чтобы дорога открывалась тяжёлыми и примитивными воротами, возможно в вавилонском духе. За ними возвышался бы огромный египетский дворец и греческая постройка. Затем - византийское здание с плоскими куполами и римская вилла с различными арками. Потом мавританский дворец с богатыми украшениями, готический собор и другие строения, непохожие друг на друга…
![Николай Васильевич Гоголь (при рождении Яно́вский, с 1821 года — Гоголь-Яновский; 20 марта [1 апреля] 1809, Сорочинцы, Миргородский уезд, Полтавская губерния — 21 февраля [4 марта] 1852, Москва) — русский прозаик, драматург, критик, публицист, признанный одним из классиков русской литературы. Портрет Н.В. Гоголя работы Ф. А. Моллера, начало 1840-х](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/9733012/pub_645d1d1b47a3f126df8df0d0_645d202613591d0c4c85bcd1/scale_1200)
Эта мечта Гоголя выдавала его неприязнь к петербургской архитектуре. Писатель начал работу над статьей почти сразу после того, как приехал в Санкт-Петербург из своего украинского имения.
Несмотря на то, что Гоголь был полон ожиданий, но Петербург оказался городом хотя и вполне, по его мнению, современным, но ужасно плоским и монотонным. Неоклассические здания представлялись Гоголю совершенно идентичными, низкими, правильными и однотипными. Столица показалась ему однообразной, безликой и враждебной людям, которые в ней жили...
И Гоголь предлагал строить улицы, в которых сочетались бы разные архитектурные стили. Он советовал европейским архитекторам прежде всего черпать вдохновение в двух образцах — готической архитектуре с её устремлением ввысь и архитектуре восточной с огромной массой куполов и богатством цветочных орнаментов:
«…Европейцы вообще могут заимствовать с пользою это пирамидальное или конусообразное устремление кверху — резкое отличие индейского стиля».
Гоголь, конечно, тогда ещё не выезжал из Российской империи, за исключением совсем краткого путешествия в Любек. Но, тем не менее, считал возможным давать советы архитекторам…
Когда же летом 1836 года Гоголь отправлялся в первый из европейских вояжей, то увозил с собой целый «багаж» ожиданий, надежд и антипатий...
Гоголь провёл за пределами России с небольшими перерывами почти 12 лет, с 1836 по 1848 год. И огромное расстояние, отделявшее его от отечества, не помешало ему писать. В Риме Гоголь создал первый том «Мертвых душ», переделал «Портрет», «Тараса Бульбу», «Ревизора» и «Женитьбу», работал над «Шинелью»...
Но первые впечатления от Германии разочаровали Гоголя. Его ожидания от немецких готических храмов, кажется, не были вполне удовлетворены. О знаменитом Кёльнском соборе он не напишет ни слова. Частью привычного маршрута европейских путешественников была поездка по Рейну, которая обычно очаровывала туристов живописными видами. Гоголь же не выказал здесь почти никакого энтузиазма.
Он писал матери в июле 1836 года:
«Два дня шел пароход наш, и беспрестанные виды наконец надоели мне».
Прибыв в Швейцарию, другой обязательный пункт европейского тура в XIX веке, Гоголь не испытывает особого восторга от созерцания мест, столь живо описанных Жан-Жаком Руссо.
Гоголь писал своему другу Николаю Прокоповичу:
«Что тебе сказать о Швейцарии? Всё виды да виды, так что мне уже от них наконец становится тошно, и если бы мне попалось теперь наше подлое и плоское русское местоположение с бревенчатою избою и сереньким небом, то я бы в состоянии им восхищаться…».
Париж - столица европейского туризма хотя и поразила Гоголя роскошью, современными улицами с газовыми фонарями и яркостью театральных впечатлений, но при этом оттолкнула излишней политизацией общественной жизни.
«Здесь всё политика, в каждом переулке и переулочке библиотека с журналами. Остановишься на улице чистить сапоги, тебе суют в руки журнал; в нужнике дают журнал. Об делах Испании больше всякой хлопочет, нежели о своих собственных».
Это Гоголь писал в январе 1837 года. И ещё:
«Здешняя сфера совершенно политическая, а я всегда бежал политики. Не дело поэта втираться в мирской рынок».
В Европе Гоголь мечтал обрести вовсе не бойкую «толкучку», а свой собственный «потерянный край».
И он нашёл его в Италии...
Гоголь писал: «…кто был в Италии, тот скажи „прощай“ другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю».
Именно в Италии Гоголь обрёл настоящую жизнь, отечество его души, а годы, проведенные в Петербурге, уже кажутся ему далёким страшным сном:
«Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня! Я родился здесь. — Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр — всё это мне снилось. Я проснулся опять на родине…»
В итальянской мечте Гоголя немало черт, связанных с его детством в пёстрой Малороссии. Вот что он писал своему земляку Александру Данилевскому:
«Что сказать тебе вообще об Италии? Мне кажется, что будто бы я заехал к старинным малороссийским помещикам».
Как в волшебном сне, в Италии время длится долго, почти останавливается. В Риме Гоголь часто повторяет, что время вообще замирает. «Здесь все остановилось на одном месте и далее нейдёт».
Сама римская архитектура, богатая следами многих прошлых веков, с разнообразием архитектурных стилей, кажется, осуществила давнюю мечту Гоголя. Италия для Гоголя - не историческая или политическая реальность. Италия стала объектом психологического, эстетического и религиозного переживания.
Как Гоголь писал Василию Жуковскому, это его «обетованный рай»...
В середине XIX века в России всё сильнее слышатся голоса, на разные тона толкующие идею о спасительной миссии России в отношении «гниющего Запада».
Так думали Александр Герцен и славянофилы, Фёдор Тютчев и Фёдор Достоевский...
Одновременно в Европе русофобия делала гигантские шаги вперед.
Прежний образ России как деспотичной и опасной страны, очерченный в XVIII веке Руссо и Фридрихом Великим, всё более и более утверждался в европейском общественном мнении. Политические события (разгром польского восстания в 1831 году, экспансия в Центральную Азию, подавление волнений в Венгрии в 1848 году) и бившие тревогу памфлеты (подобные сочинениям маркиза де Кюстина) усиливали страх западных людей перед Россией.
Герцен отмечал:
«Пусть узнают европейцы своего соседа, они его только боятся, надобно им знать, чего они боятся».
Важнейший вклад в открытие европейцами России внесли романы. И этот вклад гораздо больший, чем издания и публицистика русской интеллигенции.
Фундаментальную роль в знакомстве с Россией сыграл романист, долго живший в Европе, — Иван Сергеевич Тургенев. Причём не только с помощью своих произведений. Поэзия Жуковского и Пушкина могла быть известна лишь немногим европейским эрудитам, адаптировавшим её для европейской публики своими порой весьма бледными переложениями...
Иван Тургенев с середины 1840-х годов знакомил западных читателей с прозой Пушкина, Гоголя, Лермонтова, с романами Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Толстого и даже Писемского.
Кроме того, Тургенев помогал своему другу Луи Виардо переводить на французский язык повести Гоголя, «Капитанскую дочку» Пушкина, свои собственные романы.
Блестящие рассказы Тургенева в парижских литературных салонах, где он объявлял о русских литературных новинках. Его дружба с Мериме, Доде, Жорж Санд, Мопассаном, Золя и особенно Флобером — сыграла важнейшую роль в приобщении французской публики к русской прозе...
В 1880 году, когда отправил самым влиятельным французским критикам перевод «Войны и мира», Тургенев радостно сообщил Толстому о восторге Флобера от романа. Первые тома Флобер считал «возвышенными», порой они напоминали ему о великом Шекспире.
Одновременно он замечал, что в историографических отступлениях Толстой мудрствует. Здесь сквозь текст «проступал русский человек», а не творческая сила «природы и человечества»...
Не менее существенными были и отношения Тургенева с важными и ключевыми фигурами мира культуры Англии и Германии. Тургенев был знаком с Диккенсом, дружил с Генри Джеймсом, которого поразила литературная форма романов Толстого. Он называл их «огромными, бесконечными и бесформенными чудищами».
Кроме того, Тургенев написал предисловие к английскому переводу «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина...
За этой активной деятельностью на самом деле скрывалась мечта Тургенева о том, чтобы культура избавилась от национальных барьеров.
Тургенев мечтал, чтобы Россия и Европа могли объединиться в единое культурное пространство, основанное на свободном развитии человеческих способностей благодаря распространению просвещения и литературе. Его либерализм был именно культурным, а не политическим. Если Гоголь лелеял прежде всего мечту эстетическую, то Тургенев вынашивал великую культурную мечту.
Тургенев и другие представители русской интеллигенции в Европе готовили почву для знакомства с русским романом.
И лишь в 1880-е годы происходит то, что европейские газеты той поры назовут настоящим «наплывом» русской литературы в Европу...
Первоначальный импульс был задан серией статей, опубликованных в журнале «Revue des deux Mondes» Эженом Мельхиором де Вогюэ, секретарём французского посольства в Петербурге.
Де Вогюэ говорил по-русски (он был женат на фрейлине императрицы Александре Анненковой). Общался с некоторыми русскими писателями, например, с Николаем Лесковым и Львом Толстым...
Де Вогюэ, собравший в 1886 году свои статьи в книгу «Русский роман», предложил ясную интерпретацию русской литературы и помог дезориентированному французскому читателю разобраться в произведениях сколь эмоционально насыщенных, столь и «тёмных», не вполне «правильных» с точки зрения европейских эстетических канонов...
Де Вогюэ говорил о том, что отличительная черта русской литературы - стремление внушить особое чувство христианской жалости к человечеству. В этом чувстве, согласно де Вогюэ, нуждалась тогдашняя французская литература, дабы преодолеть чёрствость экспериментального романа Золя и холодный цинизм последователей Флобера. Да, эта перспектива не была лишена некоторой «узости». Например, она не вмещала творения позднего Достоевского, как считал де Вогюэ.
И тем не менее она впервые позволила французской публике оценить достоинства русской литературы...
В дальнейшем увлечению европейского читателя русским реализмом ничто не препятствовало.
Это увлечение принимало разные формы в зависимости от культурных эпох и настроений европейского общества в череде войн и националистических движений. Относительно небольшие по величине произведения Тургенева казались европейским читателям очень гармоничными и не столь «пугающими», как романы Толстого и Достоевского, ставшие более близкими и узнаваемыми, в особенности в конце XIX века.
Талант Толстого на рубеже XIX–XX веков ценился прежде всего благодаря его эссеистике. После Первой мировой войны читатели преимущественно восхищались его литературным даром...
Успех Достоевского хронологически следовал за признанием Тургенева и Толстого. Но вот его влияние на многих великих европейских писателей первой половины XX столетия оказалось более глубоким.
Здесь нужно упомянуть Андре Жида, Пруста и Камю во Франции; Лоуренса и Вирджинию Вулф, Джозефа Конрада и Генри Джеймса в Англии; Габриэле д’Аннунцио, Моравиа и Пазолини в Италии, не говоря уже о Германии.
Так Пруст в 1920 году написал:
«Если бы меня спросили, какой роман из тех, что мне известны, лучший… возможно, я бы отдал первое место „Идиоту“ Достоевского».
Камю в схожих выражениях говорил о том, чем он обязан русскому писателю:
«Сначала я восхищался Достоевским за то, что он раскрыл мне в человеческой природе. „Раскрыл“ — правильное слово. Ибо он учит нас лишь тому, что мы знаем, но отказываемся изведать. Однако вскоре, по мере того, как я все больше ощущал драму моего времени, я полюбил в Достоевском человека, прожившего и выразившего нашу историческую судьбу».
Но Достоевский оказал влияние не только на писателей.
Философы, психологи, драматурги, режиссеры: от Ницше до Фрейда, от Робера Брессона до Вуди Аллена, — вся западная культура XX века получила опыт прочтения русских романов как откровение.
Но почему такой успех? Что именно видели западные читатели в русском романе?
На заре «наплыва» русской литературы в Европу Жюль Леметр писал:
«Русские писатели, и в этом их очарование, возвращают нам, если угодно, существо нашей собственной литературы 40-летней или 50-летней давности, изменённой, обновлённой, обогащённой благодаря осмыслению в рамках менталитета, достаточно далекого от нашего. Передумывая наши мысли, они нам их раскрывают».
Великие русские авторы оказались важными не столько из-за новизны и необычности собственных идей и слов, обращённых к европейским читателям, сколько потому, что они рассказали им… о них самих.
Они подсказали слова и придали облик тайным желаниям и страхам, которые западные читатели неясно и смутно ощущали, в которых не смели себе признаться и которые русские сюжеты наделили «плотью и кровью».
Читая в 1887 году «Бесов», Фридрих Ницше увидел в Кириллове модель собственной концепции сверхчеловека. Западный человек сможет стать богочеловеком лишь тогда, когда убьёт в себе Бога, подобно Кириллову.
«Для меня нет идеи более великой, чем отрицание Бога».
Так писал Ницше в своих заметках о романе...
Несколькими десятилетиями позже Зигмунд Фрейд, листая «Братьев Карамазовых», нашёл подтверждение собственным догадкам о природе «эдипова комплекса».
В романе, как думал Фрейд, самым явным образом выражалось тайное желание западного человека убить своих отцов. «„Братья Карамазовы“— это самый грандиозный роман, который когда-либо был написан», — признавал Фрейд в 1928 году. И заключал:
«Достоевский так никогда и не освободился от угрызений совести в связи с намерением убить отца».
В Европе читатели находили в романах Достоевского отражение своих самых тайных и интимных желаний...
Активное чтение и усвоение русских романов в течение всего XX века помогало европейскому читателю анализировать его собственное бессознательное. Это как долгий прием у психоаналитика, во время которого Запад «сводил счёты» со своими самыми постыдными желаниями и страхами.
Гоголь мечтал о Западе, наполненном всевозможными архитектурными стилями, дабы отделаться от кошмара плоского однообразия России.
Так же и великие русские романы открывали Ницше и Фрейду глубины сознания современного европейского человека…
Все иллюстрации для публикации взяты из свободного доступа в сети Интернет.
Другие заметки о литературе и литераторах можно почитать/полистать в тематической подборке публикаций
«О литературе и литераторах» (переход по ссылке https://dzen.ru/suite/517d85f1-5212-4363-a54a-fb26b356c592).
Взгляните и на другие тематические подборки канала. Может быть, найдёте что-то новенькое или неожиданное для себя ?..
Посмотреть тематические подборки, полистать другие статьи и подписаться на канал «Московский летописец» можно здесь (переход по ссылке https://dzen.ru/id/5fea6a1ac0060a2f292e44f9).
Источники:
1. Н.В. Гоголь. «Об архитектуре нынешнего времени» (эл. версия)
2. Материалы с сайта gogol-lit.ru
3. Материалы с сайта arzamas.academy
4. Материалы с сайта turgenev-lit.ru
5. Материалы с сайта tolstoy-lit.ru