COVID-19 больше не является пандемией. Это просто нескончаемый кошмар.
В начале 2020 года я предсказывала, что новая на тот момент пандемия COVID-19 будет 36-месячным испытанием. В то время я добавила, что выбор, сделанный правительствами в первые недели пандемии, решит, ознаменуется ли 36-месячный период прекращением всех человеческих смертей от новой болезни, или просто удастся избежать взрывного распространения вируса, который станет новой постоянной угрозой человечеству, похожей на ВИЧ.
Я была неправа. С момента объявления пандемии в марте 2020 года прошло не 36, а 38 месяцев. Прошу прощения за двухмесячный просчет.
К сожалению, во всем остальном я оказалась права.
Как только глава Китая Си Цзиньпин объявил в декабре 2022 года о прекращении политики нулевой терпимости в борьбе с COVID-19, лидеры во всем мире начали идти навстречу усталости населения от пандемии. В Новой Зеландии, где на протяжении всей пандемии уровень смертности на душу населения оставался ниже, чем в среднем по миру, при сочетании жесткой поведенческой политики и политики ограничения поездок, некогда популярный премьер-министр Джасинда Ардерн шокировала мир в январе 2023 года своей внезапной отставкой, сославшись на резкую реакцию дома и за рубежом на политику в отношении COVID-19, которую она курировала. Также в январе премьер‑министр Японии Фумио Кишида объявил, что к маю его страна понизит уровень опасений по поводу COVID-19, сравнив угрозу коронавируса с угрозой гриппа. Несколько дней спустя президент США Джо Байден сделал аналогичное заявление, сказав, что с 11 мая в Соединенных Штатах отменяется особый статус чрезвычайного положения, связанного с COVID-19 — обещание, которое он сдержал, и по всему миру правительства последовали его примеру.
Научная консультативная группа, изучающая эпидемии для Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) — и определяющая, представляет ли данный микроб чрезвычайную угрозу человечеству — сказала генеральному директору агентства, что чрезвычайная ситуация в области общественного здравоохранения, имеющая международное значение, должна быть отменена, и утром 5 мая в Женеве Тедрос Аданом Гебреисус сделал это.
Предсказывая 36-месячную борьбу с COVID-19 еще в 2020 году, я представила ее как поражение человечества. Несмотря на наши технологические инструменты, беспрецедентные суммы денег и ресурсов, выделенные на эту задачу, огромные экономические издержки для мировой экономики и впечатляющие достижения в генетическом секвенировании и аналитических технологиях, вирус распространился по всему миру, убив миллионы людей. Мы можем только догадываться, сколько людей умерло от вируса и сколько еще страдают от ужасных длительных заболеваний, вызванных COVID-19, которые, вероятно, будут иметь необратимые последствия. Десятки миллионов случаев длительного протекания COVID-19 были диагностированы во всем мире — конечно, учет занижен — по крайней мере, треть пострадавших страдает неврологическими или сердечно-сосудистыми повреждениями, которые приводят к инвалидности.
Хуже того, вирус остается на ранних стадиях эволюции, адаптируясь не только к Homo sapiens, но и к десяткам (если не сотням) других видов млекопитающих, от бегемотов до муравьедов. Для распространения COVID-19 нет предсказуемой траектории. Те, кто сравнивают коронавирус с гриппом, отмечают, что форма гриппа H1N1, унесшая жизни от 75 до 100 миллионов человек в 1918-1919 годах, остается распространенной и сегодня, хотя и в менее смертоносных формах, которые большинство людей воспринимают как легкое заболевание. Есть надежда, что COVID-19 будет следовать аналогичной траектории, со временем ослабляя свою вирулентность и патогенность и становясь, как прогнозирует Кишида, таким же, как грипп.
Но есть еще одна пандемия, к которой можно обратиться, прогнозируя будущее COVID-19: ВИЧ и СПИД. Пандемия СПИДа никогда не прекращалась — человечество просто перестало обращать на нее внимание, как только было найдено эффективное лечение, которое одновременно снижает риск тяжелых заболеваний и снижает количество вируса в крови людей почти до нуля, насколько это возможно измерить, снижая вероятность передачи его другим людям половым путем или через зараженную кровь и иглы. Но ВИЧ все еще распространяется, вызывает отвращение и убивает. Он никогда не «исчезал», и все еще развивающийся вирус не проявляет никаких признаков снижения своей патогенности или трансмиссивности. Более того, люди должны принимать свои лекарства всю жизнь, а вирусы внутри них могут развить устойчивость к первой или второй линии терапии, вынуждая использовать более сложные коктейли из все более дорогих методов лечения. Только с 2000 по 2015 год глобальные расходы на борьбу с пандемией ВИЧ/СПИД приблизились к 600 миллиардам долларов, достигнув пика в 2013 году и с тех пор снижаясь.
Именно такая трагическая история пришла мне на ум, когда я прочитала эти два предложения в заявлении ВОЗ, объявляющем об окончании чрезвычайной ситуации в области общественного здравоохранения, связанной с COVID-19:
«Этот вирус остается с нами. Он все еще убивает и все еще меняется. Сохраняется риск появления новых вариантов, которые вызывают новые всплески заболеваемости и смертности».
Как и в случае со СПИДом, тихая победа теперь заключалась в том, что борьба с COVID-19 был «выиграна» с помощью жесткого сочетания поведенческих ограничений (меньше секса в случае СПИДа, меньше массовых мероприятий в случае COVID-19), барьеров (презервативы/маски), наркотиков (антиретровирусные/противовирусные препараты) и «вакцин». Около 20 лет назад голландский врач Юп Ланге заявил, что антиретровирусные препараты настолько эффективно блокируют передачу вируса, что лечение становится профилактикой. Вне поля зрения, на встречах с коллегами-исследователями ВИЧ, Ланге утверждал, что препараты, принимаемые в качестве профилактики (получившие название PrEP) сексуально активными людьми, были «вакцинами», поскольку лекарства предотвращали большинство длительных инфекций.
И на практике PrEP сейчас широко используются для профилактики ВИЧ‑инфекции. Но лекарства не являются настоящими вакцинами, как, например, иммунизация против кори, поскольку их нельзя вводить и усиливать, чтобы обеспечить пожизненную защиту от инфекции. Таким образом, финансовый поток должен течь постоянно, и сексуально активные взрослые, опасающиеся, что их партнеры являются переносчиками ВИЧ, и потребители наркотиков, пользующиеся общими шприцами, должны усердно и часто принимать PrEP.
Лекарства от СПИДа не существует, несмотря на несколько отдельных случаев, когда люди применяли героические меры для эффективного удаления ВИЧ из своего тела. И вакцины от ВИЧ нет.
Мы пошли по тому же пути с COVID-19. «Вакцины» с мРНК, которые используют миллиарды людей, не блокируют заражение COVID-19 и не предотвращают передачу вируса от вакцинированного человека другим. Более того, эффективность вакцины в предотвращении острого заболевания и смерти от COVID-19 снижается в течение нескольких месяцев, поскольку сегодня процесс эволюции вируса представляется в основном явлением естественного отбора, направленным на уклонение от иммунной системы хозяина (естественная инфекция также обеспечивает очень кратковременную защиту от будущих повторных инфекций и тяжелых заболеваний).
Если PrEP приравнивается к «вакцине» против ВИЧ, то продукты мРНК также являются вакцинами. Но ни одна из них не соответствует классическим определениям иммунизации в области общественного здравоохранения. Обе являются дорогостоящими медицинскими решениями катастроф общественного здравоохранения.
Сейчас мы вступили в постпандемическую фазу COVID-19, когда все еще реальная вирусная угроза будет упоминаться в прошедшем времени, все поведенческие и социальные ограничения, направленные на сдерживание распространения, исчезнут, бюджеты на каждый аспект борьбы с вирусами сократятся или испарятся, а политики обратятся к игре в обвинения, выискивая людей, которые выступят в роли козлов отпущения или будут «прикованы к позорному столбу»: выставлены в неприглядном свете в социальных сетях. Некоторые из целей этой игры знакомы, так как они подвергаются наказанию после каждой серьезной вспышки болезни: Всемирная организация здравоохранения, Центры по контролю и профилактике заболеваний в США и их партнерские агентства в других странах; Всемирный банк и другие глобальные спонсоры; BigFarma; также будут затронуты общие темы неравенства, разрыва в уровне благосостояния, нехватки медицинских работников и отсутствия четкого руководства. Кризис COVID-19 породил некоторые дополнительные цели для «постпандемического» поиска виноватых, включая науку (в широком смысле), Национальные институты здравоохранения США, правильность действий, Энтони Фаучи, работников общественного здравоохранения, сторонников вакцин и, что неизбежно, Китай (или Соединенные Штаты, если вы китаец).
По мере того, как волна обвинений будет нарастать, по крайней мере, в течение одного раунда национальных избирательных циклов по всему миру, подпитываемая оппозиционными политиками, волна реформ также будет набирать силу, отмеченная бесконечным парадом экспертных групп, публикующих отчеты с описанием того, что пошло не так с реагированием на COVID-19, и какое великое преобразование должно произойти немедленно, чтобы лучше подготовиться к следующему вызову. В конце концов, имея опыт личной работы в нескольких таких экспертных группах, я уверена, что амбициозная программа реформ сведется к списку в значительной степени символических изменений как внутри стран, так и в глобальной архитектуре реагирования на пандемию. Вина и реформа смешиваются, что часто приводит к изменениям в правительстве или здравоохранении, которые позволяют отомстить предположительно злонамеренным или некомпетентным лицам и учреждениям, но на самом деле не обеспечивают защиты от следующего крупного инфекционного события.
Когда в 2022 году возникла вспышка обезьяньей оспы (теперь получившей название оспа обезьян), многие геи в Северной Америке и Европе, а также лидеры общественного здравоохранения в Африке возмутились повторением ошибок, допущенных при реакции на ВИЧ в 1980–1990-х годах и COVID-19 в 2020–2022 годах: стигматизирование проблемы, неравенство в доступе к инструментам и методам лечения, неспособность предоставить четкие поведенческие и социальные рекомендации группам населения, подвергающимся наибольшему риску, отсутствие данных и отслеживания, а также мучительно медленное реагирование. Как и в случае с ВИЧ/СПИДом, гей‑сообщества взяли на себя инициативу и управление поведенческими изменениями, которые быстро и резко снизили распространение оспы. Они не ждали правительства или неуловимых фармацевтических чудес. И хотя новая форма вируса оспы продолжает циркулировать по крайней мере в нескольких странах мира, вызывая болезни и смерть, неравенство в доступе к вакцинам происходит параллельно с амнезией богатого мира, забывающего о болезни после того, как североамериканцы и европейцы перестали страдать ей.
Но вырисовываются другие угрозы. Некоторые формы птичьего гриппа, особенно чрезвычайно летальный H5N1, в настоящее время распространяются по всему миру, заражая различных животных (таких как норки, медведи и горные львы, калифорнийские кондоры, хорьки, морские львы, собаки, киты и дельфины, тюлени, скунсы и еноты), иногда и людей. Птицеводы во всем мире несут основную тяжесть борьбы с этой последней эволюционной формой H5N1, уничтожая буквально миллиарды инфицированных кур, уток, индеек и другого птичьего скота. Но мы не готовы к такому. Хотя H5N1 циркулирует среди птиц, а иногда и среди людей, с середины 1990-х годов нет коммерчески доступных вакцин, лечения или даже экспресс-диагностики по месту оказания медицинской помощи.
Между тем, ученые, специализирующиеся на гриппе, которые отслеживают вирусы, секвенируют их геномы и пытаются определить, способна ли та или иная новая форма передаваться от одного человека к другому, подвергаются нападкам. Попав в ловушку игры с обвинением в COVID-19, они скованы теми, кто настаивает на том, что вирус был «создан» в лаборатории в Ухане с использованием исследований с усилением функции — типа генетического анализа, который направлен на выявление форм вирусов, способных вызывать катастрофические пандемии. Некоторые республиканцы в Соединенных Штатах выступают за запрет всех форм исследований, направленных на усиление функции, и стремятся лишить Национальные институты здравоохранения финансирования любых форм исследований, которые теоретически могут усилить вирус. Исследователи гриппа говорят мне, что они боятся выполнять свою работу, опасаясь потери финансирования исследований, и не могут подготовить мир к потенциальной пандемии H5N1 (или H3N8, H7N9 или любого другого птичьего гриппа) путем разработки экспресс-диагностики или вакцин.
Итак, с тяжелым сердцем я признаю, что была чрезмерно оптимистична в начале 2020 года — я отстала на два месяца. И с грустью повторяю мудрые слова великого мудреца Йоги Берра: «Опять дежавю».