Вера еле дотащилась на пятый этаж, сумка оттягивает плечо, в трех пакетах продукты небрежно уложены, того и гляди, вниз по лестнице яблоки покатятся. Один пролет остался, дотащу. Взобралась на площадку, и голова кружится. Состояние полуобморочное, но привычное — удержусь на ногах, не впервой. Вера прислонилась к двери, две минуты бы отдышаться. Ну вот, отпускает вроде, обычная усталость. В проеме широко распахнувшихся дверей показалась добродушная физиономия Ильи. Излучающий спокойствие гражданский муж сходу в щеку чмок, подхватил пакеты — и в очередной раз проворчал, что надо себя беречь, Вера истязает себя работой и хлопотами. Она улыбнулась:
— Илюшенька, по дороге домой заскочила в супер, не могла пройти мимо. Зато у нас все есть, не нужно в такую погоду из дому выходить. Закроем дверь, внутри уют и покой, мечта!
Чтобы дойти до кухни, по длинному коридору топаешь, но это пусть Илюша, рыцарь мой, туда притащит груз. Кисти рук горят, красным исполосованы, пластиковые пакеты надавили, следы оставили. Она встряхивала ладонями, расслабляясь. Переодеться, в порядок себя привести. Любое действие после той жуткой болезни требует усилий, поэтому она сидит на табурете перед дверью и не двигается. Две неудачные попытки снять сапоги, да и желания нет. Вот так бы и сидела, прислонившись к стене. Завыть хочется, но вопросы начнутся — что с тобой, Верочка, как тебе помочь? Научил бы лучше, как привыкнуть к новости. Хорошей новости, на работе медсестры все уши прожужжали поздравлениями. Ленка забеременела, а дети это счастье, так на каждом плакате написано, только мне биться о стену головой сейчас в самый раз, и повторять — дети это счастье, дети это счастье, какое счастье!
Вера уцепилась за пятку сапога и медленно стащила один, потом второй. Никто же не видит, как это трудно. Секрет. И пальто на крючок закинула, и волосы растрепала перед зеркалом — хорошенькая блондинка по-прежнему, но большая уж больно. Проклятая болезнь отступила вроде, но рак покусал изрядно — перед тем, как отступить. Отползти. Кусок груди основательный, а грудью Вера всегда гордилась — туда же, в пучину морскую уволок. И сердце на память искромсал, сижу теперь на таблетках, от которых постоянно кружится голова, но отказаться от них ни-ни.
Десять кило плюс, подумать только! И сбросить их не выходит. Да ладно, я себя как сексуальный объект не рассматриваю, мне все равно. — Вера стоит перед зеркалом, вглядывается в отражение. — А плевать как я выгляжу, сколько там осталось, дотяну. Пустое. Зинаида моя долбит: жизнь требует мужества, ты всем нужна, без тебя Ленка пропадет! Она что со мной, что без меня пропадет, дорогая подруга Зиночка. Никому об этом не говорю, но себе самой врать незачем. Жизнь коту под хвост, если вдуматься, а ведь как, как…
— Вера, я твои любимые сырники жарю, ты бы появилась, душа моя. Чайку горячего с брусникой — о ветреной погоде забудешь, иди сюда! Я писал весь день, дедлайн как всегда, дедлайн ты мой дедлайн, и показать тебе кое-что надо. У тебя реакция правильная, за что и люблю.
Это их давняя игра, Илья, непременно добавляет к любому пассажу — “за что и люблю”. Она напоказ обижается, он настаивает, потом целоваться лезет, дальше идиллия. Здоровенный мужик в затертом махровом халате, пузцо просматривается, а пригрелся в ее квартире на манер добродушного кота. Денег никаких, но с ним спокойно, оазис безмятежности. И в армию его не заберут, возраст приличный уже.
В огромной кухне (добротный питерский дом, старый фонд; Вера из бывшей коммуналки красоту эту сделала — меняла, покупала, ремонтировала. И сил хватало подвиги совершать!) Илья заканчивает сервировку стола — олдскульный ты мой, умеет. — За что и люблю, — сказала Вера вслух, Илья рассмеялся.
— Любовь, Веруся, либо есть, либо нет. Чем чаще мы это слово повторяем, тем волшебней оно становится. Как страдают семьи, где не произносят к месту и не к месту: люблю, люблю, люблю!
— Мы с тобой явно не страдаем, ты повторяешь с избытком, но я не против. Лучше про любовь, чем про ненависть и войну. Не могу больше, измучилась за этот год. В лица на улицах всматриваюсь и думаю: исстрадались люди! Скрывают от самих себя, но боль в глазах и усталость.
— Вера, подавляющее большинство, поверь, просто живет как всегда. Жизнь и смерть рядом ходят. Без войны об этом редко думаешь, сейчас тем более нет смысла голову себе морочить. Нам хорошо вместе — и абажур над столом, и тепло. Зима заканчивается. В Питере она месяцами заканчивается, но город день за днем светлее и милей!
Вера улыбнулась, но не заученной улыбкой. На этот раз. Вздохнула с облегчением. Когда тревоги оставляли ее, и уходило состояние остолбенелого ужаса, в котором она жила последний год, сердце переставало бешено колотиться. Будто выздоровела. Илья прав, ей бы успокоиться, расслабиться. Успокоиться, расслабиться, стать беззаботной. “Ты же знаешь, Веруся, все болезни от нервов, а у тебя они как струны натянуты, не бережешь себя”. Он повторяет это часто, но ни разу не объяснил, как именно она должна себя беречь. Ему-то хорошо говорить, сидя дома за книгами и компьютером, думая о важном. Журнал иногда какие-то копейки платит (хорошо, что Илья не курит, и на сигареты бы не хватило). А Вера деньги зарабатывает, оплачивает присутствие в доме мудрого мужа, пусть и гражданского. Прописывать Илью она не собирается — не из страха, нет. Из принципа. Так что, пусть витийствует и пишет тексты, сколько угодно. Он добродушный, это качество в мужчинах дорогого стоит.
Деньги Веру никогда не интересовали, кто платит, кто нет, какая разница. Поэтому и богачкой не была, но крепкий средний класс, копеечка к копеечке. Машина в кредит, ремонт в квартире, когда припрет (ох, и прямо сейчас стоматолог с имплантами, как пережить?), и Ленке судьбу сочинила славную.
Илья текстам своим радуется, а я Илье. Мозговой центр и грубая мужская сила в одном флаконе. Нет, практически не пьет. Алкоголиков после благоверного своего, царствие ему небесное, Вера на дух не переносит. Свободная и самостоятельная, все под контролем.
Вере это радость доставляет. Пациенты психические тоже забавны. Психические не смысле, что они доктора нервируют, нет. Работа у Веры такая, а специалист она первоклассный. Неврологические обследования и диагностика — часто приходят к ней не очень нормальные люди, но на работе Вера сохраняет спокойствие. Недавно вышла из себя на минуту — к ней девочку привели лет шести, а мама о воспитании знает только одно: Насте можно все!
Настя и прыгнула Вере на ноги, не наступила, а именно прыгнула изо всей дури — скок! Преднамеренно и рассчитано, Вера вскрикнула, предложила маме следить за ребенком, и что там началось! Да как вы можете, девочка ведет себя прекрасно, она живая и непосредственная, стыдитесь! Вера туфли сняла, пальцы растерла… холод бы приложить, да некогда. Боль зверская, но понемногу прошло. Мамаша в шестимесячном перманенте лекцию о свободе детей читала, пока Вера очухивалась от Настиного прыжка.
Ненормальных много, но такое впервые. Надо дистанцию два метра держать, новое правило на будущее.
Получила Настя результат, убралась восвояси мамаша с бешеной дочкой. Прямо по Куприну история. Но в «Белом пуделе» мальчик нá пол падал, на людей не прыгал, такое писателю бы и в голову не пришло. Тогда другое время было, детей правилам учили. Сейчас их учат одному: делай, что заблагорассудится, ты нежный ребенок!
А моя Лена нормальная, интересно?.. Тоже плакатными фразами разговаривает, и голос слегка механический. Как у робота. “Это настоящий петербургский акцент”, — говорит Вера, отвергая настойчивые советы навестить логопеда. Зина одно время усердствовала, специалиста нашла. Вера решительно отказалась с ним встречаться. А теперь поздно логопеда навещать, дочка выросла, вчера сообщила, что она взрослая женщина и принимает собственные решения. Да, Лене тридцать с гаком, но как-то обходилась до сих пор без собственных решений. По каждому поводу звонит, чтó мама скажет, то и делает. Делала, вернее.
— У меня семья, — так Вере сказано, — и у нас своя жизнь. Дети это счастье, как ты не понимаешь. Вот мама Игоря — за! “Ничего не делайте с этим ребенком!”— плачет она в трубку. Да, мы счастливы, а ты злая тетка, ты всегда такой была.
Приехали.
Хорошо из Твери в телефонную трубку плакать. Эта распухшая как от водянки женщина, стеклянным голосом повторяющая, что она больна и немощна — теперь твоя, Вера, родственница. А папаша Игоря, такой же как и сын не пришей кобыле хвост, твой новый родственник. Игорь в маме с папой души не чает, а те в свою очередь в нем. Представляю, как они соседям рассказывают: сын наш в военном училище работает, в Санкт-Петербурге живет! у него жена и ребенок, и ждут второго!..
И не денешься от них никуда, они же Лене шесть тысяч рублей на рождение Надежды прислали! Любой обзавидуется.
Разводиться Лена ни в какую, муж и дети — ее мечта. “Лена, ты же знаешь, я не такая, как раньше. И помощи особо не жди, я не смогу”. Дочь не слушает. “Мы обойдемся, ты нам ни в чем не помогала”. Это самое обидное. И рак пережила, и аритмию одолеваю… Но то, что я ничего для нее не делала… это слишком. Пережить невозможно. За гранью добра и зла, как Илья говорит. Предупреждала меня Зина — ты ей операции организовываешь, мужа нашла, ЭКО вне очереди твоя заслуга... дальше перечислять?
Да зачем, не надо. Скучно Верины подвиги вспоминать. Тогда выходит, что Лена просто плохо соображает, и Нина Васильевна, нежно любившая внучку, была права.
Где же ошибка? Вера просчиталась, теперь поздно исправлять. “Дети — это счастье”… Игоря, между прочим, призовут в любую минуту. Он успокаивает — не призовут, я тренирую молодых. Меня на передовую не пошлют, я в тылу нужен.
Ну да, кто бы сомневался. В тылу. В этом “тылу” каждый день что-то происходит, и непонятно — здесь все еще тыл или уже война. Ладно, нельзя и думать такое, Зина правильно говорит, что я вечно драматизирую. Депрессивная, мол, и вижу мир в черных красках. Я своими именами называю вещи, только и всего. Кто ж виноват, что они так называются?
Что вижу, то и говорю. Сейчас полный туман и не разглядеть ничего, какие “дети это счастье”? Чтобы себе и мне доказать “я это могу”!?
А как остальные мелочи бытия? Мелочи Лене не интересны, она о жизни не знает ничего. Я от нее реальность собой закрывала, как амбразуру.
Теперь у них собственные решения и мы с Игорем так счастливы. Мечтали о втором ребенке, ага. А кто Надежду на руки поднимет, когда Лена будет на девятом месяце, в их светлые мысли не помещается.
“Кто-то поднимет, как-то образуется. В больницу Лену заберут — мой папа из Твери приедет”, — Игорь успокоил. Вера чаем поперхнулась от неожиданности.
— В смысле, телевизор будете вместе смотреть? А кормить папу и обстирывать — это мы с Леной, да? Или я одна за папашей ухаживать примусь? Две недели назад меня с работы в реанимацию увезли, Игорь, ты что, забыл?
Дети наше счастье, но оба знаете, что ситуация для нового ребенка не складывается. И время военное, никто не в курсе, что завтра будет. Вы же ответственности никогда не несли, ни за что и никакой. Игорь — любимое мамино дитя, Лена мое любимое дитя, — и почему вам для счастья одной на удивление подарочной Надежды мало? Она спокойная, здоровенькая, массажистка за полторы тысячи сеанс ей ручки-ножки разминает, тренер в детском центре плаванию учит, это три тысячи за сеанс, — а средства у вас найдутся на то, чтобы второй ребенок без необходимого не остался? Или “все образуется”, прямо по Льву Толстому? Там в доме Облонских мы знаем, как образовалось.
— А как? — спросил Игорь.
— Так что же, я должна убить свое дитя? Он мне ночью сниться будет, я не мать-убийца! — кричит Лена ей вслед. Пять недель задержки и такие причитания, Офелия, о нимфа. Воспитала девочку. Пестовала-пестовала, и выпестовала.
Может, еще обойдется? — безнадежно подумала Вера, ожидая лифта. Дверь в квартиру, где она растила дочку, с шумом захлопнулась.
Забеременеть Лена долго не могла, Надежде восемь месяцев, образцовая девочка во всех смыслах. Здоровенькая и развивается как предписано. Удачное искусственное оплодотворение, проще говоря, ЭКО.
Надежда активная, еще в материнской утробе выпихнула братца из пузыря — и двойни, что часто при искусственном бывает, нет. И ведь еще три дня назад полное спокойствие! Покой и счастье, даже не верилось, что все так хорошо.
Игорь хоть и никчемный муж, но с ребенком гуляет, и дома на часок-другой с ним дочку оставляют. Как гром среди ясного неба (какого там ясного, то взрыва боишься, то теракта, не говоря уже о том, что непонятно, чего в целом ждать, новости одна другой кошмарнее).
А Лена, ну это ж надо! — после пятнадцати лет полного бесплодия забеременела самостоятельно (гормоны взыграли, она кормящая мать… адекватности от нее не дождешься, теперь уж точно) и счастлива, что у Надежды появится маленькая сестричка.
Автоматическим голосом с утра до вечера речитатив, Лена плакаты из женской консультации наизусть выучила. Дети это счастье, аборт это преступное убийство, а от себя добавляет такое, что слушать страшно. “Денег у нас нет, но не деньги главное, ты говорила это много раз. Вырастим. Любовью девочку назовем — в честь тебя, мама. Будет полный комплект имен, ты рада?”.
Игорь включается: огромный процент россиян живет на гораздо более скромные суммы, чем те, что я в своем училище зарабатываю. Приехали. Как раз для того, чтобы войти в “огромный процент россиян” Вера и надрывалась. И Лена с врожденным пороком сердца собирается поднимать и опускать крепенькую Надежду, крутиться, как белка в колесе кухня-кроватка-манеж, между делом родить второго ребенка, — и потом растить двоих. Каким-то образом. А время по-прежнему военное.
Она точно не соображает, разница с попрыгуньей Настей небольшая, да и я от той мамаши с перманентом недалеко ушла, — вздохнула Вера.
Лена росла как диковинный цветок, пылинки с цветка сдувать разрешалось, а ограничивать в чем-то — ни-ни. Что посеешь, то и пожнешь. Зинка сколько раз твердила — дай ей больше свободы, не диктуй каждый шаг! Только обижалась и отмахивалась. Моя прекрасная Елена, моя плакса-хохотушка, мы с ней одно целое. И так годами.
Школа, институт — с мамой и под мамину диктовку. Эгоизм, теперь понимаю. Но тогда, в 18 лет, что я понимала? Сама еще ребенок, муж Николай на двенадцать лет старше, главный специалист где-то там, охренительно удачный брак! Это потом выяснилось, что родители уехали на Кубу, квартира свободна, и у парня был шанс жениться.
При властной Нине Васильевне его зазнобы одобрения не удостаивались. А Коле так хотелось семью и детей! В жарком городе Анапе встретил он Верочку, совсем зеленую девочку, они сразу поженились. Еще бы, коренной петербуржец - интеллектуал, собой хорош и прекрасно образован, а уж как начитан! Вера в Первый Медицинский перевелась, приехала к нему с вещами — и начали они новую жизнь.
Дочь появилась на свет в аккурат через девять месяцев после свадьбы, так что вернувшиеся с Кубы родители могли только радоваться новой семье, поселившейся в их квартире. Белокурая студентка-медичка, годовалая Лена и серьезный Коля, кровиночка Нины Васильевны, не уберегла. Мужу-начальнику она по ночам выговаривала за авантюру с Кубой, — на фиг мы туда потащились? Не сидится тебе дома, сына проворонили, он провинциалку в дом приволок, еще и женился!
И ребенок с ненормально большой головой, я как педиатр тебе говорю, с девочкой не все в порядке. Какие были причины для трехлетних мучений на Кубе? Шмотки и телевизоры привезли и продаем за бесценок, стыдно!
Незлобивый подкаблучник Пал Палыч слушал, кивал и уговаривал Ниночку не драматизировать события. Целовал жену в щечку и обнимал, в конце концов она засыпала. Сам Павел браком сына вовсе не огорчен, даже гордился, что тот оперативно решил свои проблемы.
— Нин, ему за тридцать, ничего в холостяцкой жизни хорошего нет. И Вера мне нравится, а Леночка чудесный ребенок! У меня во младенчестве огро-омная голова была. Как видишь, вполне дееспособным гражданином вырос, и очень тебя люблю. Моя мама тебя тоже не жаловала, помнишь? Тебе обидно до сих пор, зачем же Веру обижать? Хорошая жена у Николая, врачом скоро станет. Будет как ты, моя лапушка.
— Я не лапушка. Я педиатр, если ты помнишь, и что-то понимаю в профессии. Меня Лена тревожит. — Нина Васильевна — полная противоположность незлобивому мужу. В добром расположении духа не бывает, она постоянно огорчена. Сплошные советы, как именно следует воспитывать Леночку.
Нина Васильевна норовила успокоительными ребенка пичкать. Как Вера со свекровью ссорилась! И обойтись без нее нельзя — институт, лекции, девяностые годы, веселая молодость и отчаянная бедность. Вера и с лотком на ремне ходила, про «Тампаксы» выкрикивала, тогда все чем-то приторговывали.
Колина контора приказала долго жить, дружище Виля Миркин, единственная темная лошадка среди обширного Колиного круга друзей (сплошь порядочные и основательные люди, мгновенно потерявшиеся в пестром перестроечном бытии) — удачливый торговец товарами повышенного спроса, владелец ларьков и киосков, барыга, проще говоря — позаботился, пристроил Коляна водку продавать в круглосуточную палатку.
Николай на великой идее служения Вере и счастью семьи продержался недолго. В обшарпанной палатке мысли о собственной никчемности не покидали, одолели раздумья о несправедливости судьбы и вопросы “за что”?
Он спился за несколько месяцев, а в какую-то светлую ночь раздавал желающим бесплатную водку, пребывая в состоянии абсолютного и счастливого опьянения. Миркин его со скандалом выгнал, устроиться Коля никуда не смог и его роль в Вериной жизни свелась к бесконечному цитированию литературного наследия. Он декламировал огромные куски из Ключевского (“Историю государства Российского” Коля знал наизусть), читал Пушкина подрастающей Леночке перед сном, после чего выпрашивал деньги на бутылку и скрывался в ночи.
Нина Васильевна помогала сыну, но и у них начались финансовые затруднения, безоблачные времена канули в Лету. Отдельное жилье успели до перестройки получить (ну, переехали в отдаленный район, зато полноценная двухкомнатная квартира!). Не то, что хрущоба-книжка с малюсенькой кухней, теперь перешедшая сыну во владение. Коля — единственная настоящая любовь Нины Васильевны, ради сына она готова на лишения. Готова страдать.
Настоящая любовь взаимности не требует, поэтому Коле прощалась любая выходка. Мать находила оправдание его слабости. Нина всецело предана сыну, смотрит на него с обожанием, так что кое-какие деньжата Коле перепадали. Увы, тратил он их на бухло.
Неожиданно выяснилось, что брат Нины Васильевны, о нем прежде не вспоминали, был законченным алкоголиком. И другие ветви генеалогического древа семьи коренных петербуржцев оказались насквозь прогнившими. Для Веры полнейшая неожиданность, но склонность к выпивке в мужнином анамнезе обнаруживалась мощно.
Вот это да, жена алкоголика! Из Петербурга уезжать не хотелось. Зачем ей куда-то уезжать? У меня семья, — решила Вера. — Муж алкоголик-интеллектуал. И Елена в свои десять лет стихи пишет… Пусть девочка растет в городе Петра, город хорош вполне, тут гармония пространства, ширь и простор… Остальное приложится.
Сила и твердость, неразличимые на первый взгляд — кудрявая девушка, сама наивность — в ней всегда присутствовали. Зина завидовала: Вера ничего не боится! Романы закручивались и раскручивались, дочка росла, даже работа у Веры вполне приличная. Вначале бюджетная организация казалась бесперспективной. Позже выяснилось, что это счастливый лотерейный билет. Всех трясет и неуверенность вокруг, вот как сейчас, а у Веры стабильность и премии выплачивают.
Олигархом не сделаешься, но и от голода не умрешь, — привычно шутила она. Контору свою любила, устроилась с пылу с жару, только-только диплом получив, — и с места на место не бегала. Ей говорили, что должна искать, это такое невзрачное прибежище для невролога, столько европейских клиник открывается…
Кому и что она должна? Ничего и никому, вам нравится вы и бегайте, а я свое нашла. Какая нынче уверенность в завтрашнем дне? Слова смешные. Если повезет, место надежное. А не повезет, любая фирма завтра закроется, гарантий нет, сплошное поминай как звали. В моей бюджетке задокументировано даже то, что фиксации не поддается. Бесследно контора не пропадет, это главное.
Зато какое яркое было студенчество, и вспомнить приятно. Богемный круг — Зина отчаянная тусовщица, водила ее с собой повсюду. И концерты рок-музыкантов, и мастерские художников, и непременное красное вино ручьями и потоками… Но училась Вера серьезно. Университетская медицина, не кот чихнул. Как успевала Ленкой заниматься, романы крутить и с мужем разбираться — непонятно до сих пор. Но успевала!
С мужем быстрей всего разобрались, Коля заявил, что теперь у них открытая семья и перестал с ней спать. Вера в общем, не возражала. Секс с вечно пьяным мужчиной радость та еще… да и раньше, в доалкогольный период он тоску нагонял. Непременно пробурчит “сейчас пойду помоюсь” (как начало любовной игры). Романтическая присказка для близости, где он этого поднабрался? Или от природы деревянный, а она сразу не поняла? Отчаянно хотелось замуж и от мамы подальше, на такие детали внимания не обращала?
А что мы в восемнадцать лет о природе своей чувственности знаем? Мы активно любознательны, это да. Но осознание приходит позже, много позже. Когда и дети щебечут, и квартиры куплены/обставлены, а единственный выход — развод.
Или как у нее с Николаем — открытая семья, а что это такое — выбирай любую трактовку, какая сердцу кажется милей. Коля ведь славный человек, зануда и пьющий, но много хорошего сделал. Квартиру эту купили, деньги на ремонт нашел, целая история! И хоррор, и обхохочешься. Но Вера в центре Питера живет, трехкомнатные хоромы с внушительной кухней. Не сразу обитель строилась, но не стыдно… да что там стыдно, просто комфортная квартира. С прорвой недостатков, кстати. Но удобная. Так часто бывает, не замечали? — дома без недостатков, а жить в них не радостно. А здесь хорошо. Вере нравится.
Будто откуда-то издалека донесся голос Ильи:
— Ну как тебе идея? Целый день собираю материалы, выискал множество подтверждений! — Чему подтверждений, Вера не спросила. Понятно, что она провалилась в воспоминания, но сохраняла заинтересованный вид — он говорил, она слушала. И не просто слушала: сырники съедены и чай выпит, опять не удалось вечернюю диету соблюсти, когда же начну худеть? Неужели Зина права, и я могу попрощаться с сорок шестым размером? «Да и вообще, Вера, тебе так лучше. Ты основательная женщина, хозяйка своей жизни, уверенно и крепко стоящая на ногах». Вера чуть под стол от хохота не свалилась — это я основательнная и… и крепко на ногах?.. Зина, у меня по всем пунктам полный пи… приезд. Приехала на станцию под названием «а что ты думала раньше»? Бывают такие станции, господи не приведи на них оказываться.
— Илюшенька, дорогой! — гражданский муж давно знал: подчеркнутая любезность означает, что она его не слушала. Снова. Но так мила, и родное лицо с виноватым выражением… — Я отключилась, сознание улетело на пять минут, ты прости меня, глупую. Еще разок рецу повторишь? Слушаю и внемлю, правда.
— У тебя неприятности, что-то случилось, Вер? — забеспокоился Илья. Чует правду и не обманешь… а про Ленкину беременность не выговаривается.
— Просто устала. Зверски. Есть книга о разных формах усталости. Уход в себя как способ расслабления, иногда это зовут медитацией.
— Медитация, по-моему, нечто другое — нужно на коврик сесть в определенную позу, лицом к солнцу… и обязательна музыка, тихая и заунывная.
— Терпеть не могу эту их музыку, у меня от нее нервный тик. Так чему там множество подтверждений-то?
— Да так, пришла в голову идея. Документальнай фильм. Получасовка, фильм-размышление. Моя телекомпания в последнее время оживилась, отношения у нас не очень, но думаю, их заинтересует. Помнишь, я тебе голову морочил моей дышащей на ладан ТК “Планета людей”? Что одни завистливые женщины там работают, и эфиры дают в ночное время, и тексты украли пару раз…
Позвонили сегодня, нет ли чего-то нового. А я как раз наткнулся на эту историю, ты наверняка о ней слышала. Гениальная акртиса Ия Саввина родила сына Сережу с лишней хромосомой. И все, солнечный ребенок, даун, проще говоря. Одна лишняя хромосома — и он до конца дней как малое дитя. Ия приспосабливала его к жизни, ценой невероятных усилий научила его читать и считать. Сережа картины начал писать, Саввина ему выставки устраивала. И страшно ей было, что уйдет в мир иной раньше сына:
"Я молю Бога, только чтобы он меня и Серёжу взял одновременно. Ни мне без него не жить, ни ему без меня". Тут крыть нечем, правда. Ему без нее точно не жить. Кстати, обычно такие дети успевают умереть раньше родителей, так что обходится без катастроф. Но Сережа дольше шестидесяти лет жил, исключение. И когда в 2011 году Ия и её первый муж скончались с разницей в четыре месяца, по наследству Сереже досталась недвижимость стоимостью более 35 миллионов рублей. Нужно проверить, что именно случилось — есть информация, что второй муж Саввиной, актер Анатолий Васильев, возился с приемным сыном до смерти, до Сережиной смерти, в смысле.
Но недвижимость в итоге досталась родственникам, никакого участия в судьбе трудного ребенка не принимавших. Сережа вряд ли был в состоянии хоть что-то понять о наследстве. Мамины заботы, она без остатка посвящала жизнь горячо любимым Сереже и театру, две ее настоящие страсти. И на театре любили, и Сережа ее обожал. Если вдуматься, абсолютно счастливая женщина.
Но Сережа как символ вечного ребенка не выходит у меня из головы. Рождается человек, родители наделяют его качествами, которые видят только они — и нет попыток соотнести фантазии с реальностью.
Фантомные дети, существующие лишь в воображении родителей. Нет, они дышат, растут и живут — но папа с мамой наделяют их качествами, которых нет и в помине. Отпрыск послушен старшим, ему незачем развиваться и взрослеть, он вправе оставаться вечным ребенком: счастливое детство, растянутое до конца дней.
Это так распространено, так популярно! Дети, чьи способности и таланты — родительская фантазия. И Саввина недаром молила Бога, чтобы умерли они в один день — понимала, что Сережу ждет незавидная судьба.
От этой истории я собираюсь оттолкнуться. И развивать тему. Ведь инфантильность отпрысков, особенно в семьях с достатком, сейчас ни в какие рамки не лезет. Я уже молчу о детях по-настоящему богатых людей. Вот где растут сыны и дочери, не имеющие права, да что права — желания! — хоть однажды сделать что-то самостоятельно.
Им это не нужно, так нравится тусовочная жизнь, модные шмотки, они охотно исполняют волю родителей. “К сожалению, мы вырастили поколение неженок, вечных мальчиков и девочек, которые никогда не станут настоящими мужчинами и женщинами”, — сказал американский публицист Майкл Снайдер.
Правда, они часто становятся законченными наркоманами, это одна из побочек детства длиною в жизнь. Безмерная любовь переходит в привычку, а далее мы получаем еще одну беспомощную личность. Вечные дети не в состоянии принимать верные решения, не в силах приноровиться к жизни, да им и незачем — все организовывают родители. Что за примерами далеко ходить, я сам фантомный ребенок… в какой-то степени. Вплоть до кончины матери жил с ней рядом и ее мнение являлось решающим.
— А после смерти матери ты очень быстро переместился в мою квартиру, одну мамочку сменил на другую. Легко и плавно. — Вера это прекрасно знала, просто случай еще раз вспомнить. Для Илюши его зависимость от матери бедой не стала. Он развивался, мыслил и много читал, путешествовал. Молодость прошла в угаре производственных подвигов и любовных авантюр, после журфака МГУ сменил несколько газет и телестудий, женщинами был обласкан, дети — ни-ни, и не мечтайте, девушки. Вполне комфортабельную прожил жизнь, в этом же духе и продолжает.
Его и дураком назвать сложно, голова работает превосходно. Детей у Ильи нет и не было не потому, что не сложилось, а просто свободу свою превыше всего ценил. Мужчина интересный, Вера уверена, что женщины годами ждали предложения основать новую семью. Но нет, семьей была мама. Зато хоть честно.
— Верочка, если бы я не встретил тебя на том представлении в Мариинке, вряд ли нашел утешение в чьих-то объятьях . Ты особенная, и прекрасно это знаешь.
— Я особенная, не спорю. Ни крепкая семья мне не нужна, ни дети, ни штамп в паспорте. Мы идеальная пара, не шучу (конечно, в этот момент он ее поцеловал, пытался продолжить ласки, но Вера отмахнулась: потом, потом!).
Вот я слушала тебя внимательно… Лена моя, получается, тот же фантомный ребенок. Я принимала решения за нее. Институт культуры за мои деньги — по договоренности, «по блату»… Зато она стала много читать, факультет-то библиотечный! И мужа ей нашла… один сбежал, другой отыскался.
Квартира, в которой они с Игорем и Надеждой живут, уплыла бы бесследно. Если бы не я. Сколько сил угробила, чтобы папаша отписал жилплощадь на дочкино имя!
И вторую квартиру высидела, вымучила, но не потеряла ничего. Родители его тяжело болели, умирали — мы в разводе давно, а я по больницам бегала, и продукты тащила в их дом. Все для нее, для Ленки! Но Игорь и Елена теперь искренне уверены, что это и правда мои проблемы, не их! Я две квартирки продаю, одну — повместительней — покупаю, ремонтирую, а они рожают деток — и полное счастье. На моих костях. В данном случае это констатация факта, а не метафора.
— Вера, ты спасаешь дочь. Это материнский подвиг. Ты социализировала ее, не приспособленную к жизни, она работает, и у нее прекрасная семья.
— Работает в компании, где платят копейки, и дочь моя о продвижении не помышляет, ее все устраивает. Машину ей купила я. Она не просила, я знаю. Лена вообще неприхотлива. Всегда такой была, ей много не нужно. Не требовала дорогих вещей. Скромница моя, — в голосе у Веры появилась неизбежная в таких случаях мягкость.
Дочка всегда с ней советуется. С Надеждой в гости приходит. Как свет в окошке, прехорошенькая Леночка, чудо и солнышко Надежда. Игрушками у них полкомнаты завалено, а знаешь, почему? Соседка в няньках служит много лет, дарит Надежде то, что хозяйской дочке уже не нужно. Мешками. Там дом богатый, и девочка растет. Склад дорогих предметов, такие и в кино не не увидишь! Механическая кошка мяукает, собачка на батарейках лает… а медсестра из детской поликлиники сообщила, что Надя должна пирамидку складывать. В методичке так написано. Малышка пирамидку сроду не видела, нету в доме пирамидки.
И мы не знаем, умеет ли Надя пирамидку согласно инструкции сложить. У нее обычных игрушек не было. Благодаря соседке. — А муж, часть счастливой семьи, каждый день пять часов кряду проводит в тренажерном зале, остальное время занят в училище. Ах да, он умеет посидеть с ребенком, мне Лена каждый день напоминает. Девочку с Игорем не страшно оставлять. Теоретически. Уф… — потускнел Верин взгляд, в нем затаенная обида. — Прекрасна там только Надежда, подарок судьбы.
— А почему ее полным именем величают? Я не слышал, чтобы Лена хоть однажды произнесла Надя, всегда «Надежда».
— Не знаю. Нам обеим так нравится. Надежда. А красивая девка, правда? И ночами спит, улыбается постоянно.
— Здоровые дети всегда улыбчивы. У ребенка в норме любые показатели, можно позавидовать.
— Ага. Я и завидую. Сама себе завидую, особенно, когда топая на осмотр очередной квартиры в питерской тьмутаракани, я поскользнулась и грохнулась на землю. Без страховки, плашмя. Спасибо, Лена меня подняла. Лучше бы вовремя за локоть поддержала. До машины мы с ней дошли… но левая грудь, раком укушенная, долго болела! Я рентген сделала — локальный воспалительный процесс. Вроде обошлось. Ты помнишь тот случай, так ведь?
А счастливая семья, ради которой мать из последних сил по городу мечется, моему предложению искать квартиру самостоятельно удивляется! Они оскорблены! Убеждены, что это моя проблема, только моя. А Лена и Игорь должны быть счастливы, поинт.
Не могу, я надорвусь! Да, готова умереть ради дочери. Но почему здоровенный мужик Игорь не может квартирой заниматься? Только потому что он идиот? все равно ничего не купит и его роль — бык-производитель? А мой скромный вклад — продать и купить, не напороться на мошенников, сделать доступный по цене ремонт в новом обиталище — и cдохнуть? сразу — или вначале слечь окончательно?
— Верочка, что-то явно случилось. Я тебе столько раз говорил, что квартира это их проблема, но ты отмахивалась. Повторяла, что Лена не в состоянии этим заниматься, она не сумеет. Так оптимистически относилась к этой действительно невыполнимой миссии!
— Кончился оптимизм. Потом расскажу, устала зверски. — Вера вздохнула глубоко, снова воздуха не хватает. — Илюша, пора спать, у нас обоих был трудный день.
— Я поработаю еще немного, не возражаешь?
Конечно, она не возражает. Илья подолгу сидит на кухне, пьет дешевый коньяк, но в мизерных количествах, телевизор смотрит. Расслабляется так. В кабинет их общий отправится за компом посидеть до полуночи, свободен в действиях полностью.
Вот куда подевались хваткие риэлтеры? Их не счесть было, и знали как заработать на клиентах, самостоятельно продать и купить, любые головоломки решали. Теперь Вера занимается этой мутотенью сама. А почему? Звонят мальчики и девочки, ничему не обученные, из полезного умеют заученные фразы выговорить. “Мы с вами работаем после того, как вы внесете 600 тысяч.” И нет гарантии, что до конца доведут, заплатишь и поминай, как звали. Вера, после месяца безрезультатных попыток найти толкового маклера, пришла в отчаяние. Раньше только свистнуть — и помощники тут как тут. Наперегонки.
Теперь автоматические молодые голоса в трубке. Ответственности обладатели голосов не несут и нести не собираются. Начальство приказало так отвечать — они исполняют. Инициативы ноль, да и какая такая инициатива, нам не велено.
Набирает агентство девочек и мальчиков с улицы, таких же веселых, какой и Вера была в пору торговли “Тампаксами”. Платят копейки, а им по какой-то причине, больше не требуется. Тут поработают, там посидят… потом мама с папой куда-то пристроят, их не волнует, куда. У них ночные клубы после работы, брызги шампанского и искры из глаз по разным причинам, наутро мало что помнят… Им, снежинкам и вечным тинейджерам, скучно с клиентами объясняться.
После переговоров чуть ли не со всеми агентствами, Вера поняла, что правила поменялись, прошлый удачный опыт надо забыть. Деньги, выделенные мамой, тогда лежали дома. В плюшевом медведе. Надежно спрятаны, другие способы не работали.
А сейчас как быть? Карты, банки, никаких наличных в доме, боже упаси! Грабители не дремлют, придумывают способы обогащения. А если деньги на карте в одно хмурое утро обнулятся? Где ты, мишка мой плюшевый, приди!
Она встречалась с продавцами больших квартир, одна или две вполне пригодны и «надо брать», владельцы ждать и договариваться не желали. Ну и глупо, в Питере попробуй что-то продай. Люди затихли, ждут перемен. Ежедневно ждут. С утра просыпаются и ждут сокрушительных событий, период непредсказуемости в разгаре.
А у нас такие мирные планы! мы второго ребенка рожаем, недвижимостью обзаводимся, обустраиваемся на века. При том, что народ живет одним днем, о завтрашнем дне не задумывается. Смысла нет.
Маленькие квартиры уходят легче, всегда есть обстоятельства, вынуждающие купить “прямо сейчас”. Стороны договариваются, сходятся в цене. А как до сделки доходит, начинается цирк. И ведь каждый момент ей прожить пришлось! “Сбавьте цену на пятьсот тысяч! Эти деньги мы вложим ремонт, иначе мои дети обречены на нищету!” — “Покупайте другую квартиру, я никакого отношения к судьбе ваших детей не имею, у меня свои есть”.
“Мы твердо решили купить вашу квартиру, но нам нужны документы, подтверждающие, что наследство оформлено по всем правилам” — “Оформлено тщательно, мы это обсуждали” — “Сделайте выписку из архива, что прошлые собственники умерли, сделайте наследование убедительным, мы хотим быть уверены, что никто завтра не выйдет из тюрьмы и не отберет у нас…” — “Какая тюрьма? Квартира принадлежит мне уже несколько лет, заявлений о претензиях нет. Документы чисты как слеза, все печати и подписи собраны, я дотошный и обстоятельный человек.” — “Но мы должны быть уверены”. — “Таким макаром вы действительно в конечном итоге окажетесь на улице. Ждете подвоха и дождетесь, — взъярилась Вера. — Мы с вами прощаемся, желаю удачи с другими продавцами”.
— Но мы же договорились!.. — Вера положила трубку и заблокировала мамочку великовозрастной дочки, дальше пусть не со мной.
Наутро воскресенье, с утра свистопляска началась: неизвестный ей житель Иркутска названивал каждый час. — “Мне подходит ваша квартира, я оформлю сделку, не приезжая в Петербург!” — “Но так нельзя, посмотрите квартиру вначале”. — “Да я уверен, что она мне подходит, зарезервируйте!”
Наверное он решил, что у нее отель. Вере стало смешно, следующий звонок был самым бодрым:
— Я в аэропорту, вылетаю сегодня! — После чего стихло. Общение прекратилось, и Вера о жителе Иркутска больше не слышала. Он исчез бесследно, растворился. Передумал, наверное, не выходя из аэропорта.
Казусов масса, а Вера только месяц этим занимается. И явно не тянет, невозможно общаться с не очень адекватными людьми и постоянно пить таблетки, которые так трудно доставать, Илья в прошлый раз где-то в пригороде нашел заветную коробочку. Три раза в день, гласит рецепт, а как от них тошнит! Что лучше, тошнота или обморок на улице? Или потеря сознания за рулем, например?
Нет, квартира — не моя проблема. Взрослые люди Лена и Игорь теперь принимают решения, я и так двадцать лет угробила, чтобы Ленке наследство организовать.
Нина Васильевна после смерти мужа перестала выходить из дому, сделалась отчаянно религиозной. С мрачным подозрением относилась к Вериным попыткам привести нотариуса домой. Нотариус, кстати, тоже сопротивлялась. Но Вера добилась! Отписали на Леночку часть жилища: “Любимой внучке. Красавице нашей.”— причитала Нина Васильевна по дороге в бюро, где бумаги оформляют. И сюрприз- сюрприз! — половину оформила на сына Колю, чтобы тот на улице не остался. Хотя там, где сейчас Лена с мужем живет, бесприютный сын тоже прописан, огромное количество схронов от бездомности!
Очень скоро все это перестало быть важным. После смерти матери, которую он частенько поколачивал, Коля, допившийся до невменяемости, разбился в ванной, где его и нашли через три дня. Зеркало разбито, вокруг засохшая кровь. На основании судмедэкспертизы записали, что смерть наступила от травм при падении в состоянии крайнего алкогольного опьянения.
Похороны организовывала Вера. Ей не привыкать уже — вначале мама ушла, потом по очереди семья бывшего супруга в полном составе... Формальности соблюдены, документы оформлены, Вера и правда очень основательная женщина, любит порядок и наличие необходимых печатей, доводит ритуальные хлопоты до конца. И как-то удавалось на переживаниях не зацикливалаться. Автоматически совершала действия, только Зине разве что жаловалась. Но такие у них отношения, со студенчества делить тяготы жизни. Выслушивать друг друга, быть в курсе событий. Мнения часто не совпадают, но душу излить, даже истерику устроить, всегда есть кому. Это помогает, кстати. Любимая моя Зина, — подумала Вера, засыпая. “Придет серенький волчок и укусит за бочок”, — как мама пела, теперь Лена своей покладистой Надежде про волчка поет, ходит песенка по кругу…
***
Каких трудов ей стоило на работу добраться! Дождь зарядил, возможно день и становится светлей, но в глаза это не бросается. Вера закрылась в кабинете, есть минут пятнадцать, чтобы себя в порядок привести, но Лилия Семеновна, дородная женщина с основательными чертами лица, пришла, как всегда, вовремя. И вместо обычных сплетен (она большая любительница новости, курсирующие в коллективе, пересказывать), вдруг заговорила о себе. Сын у нее на передовой уже полгода, она раньше ни слова об этом не говорила. Вера охнула сочувственно, но Лиль Семенна плакать не собирается. Наоборот, описывает армейские будни с юмором. Шутит, сама же смеется. Ждут разрекламированного наступления, а месяц никаких движений, затишье в том местечке, где часть расположена. “Скорей бы уже в атаку пошли, нет сил ежедневно ждать и ничего не происходит, прямо пытка”, — это она слова сына передает.
Какое самообладание! Вера так медсестре и сказала, а та возразила:
— Я спокойна, Вера Владимировна. Родину надо защищать, а Витька мой правильный парень. И воевать умеет, его уважают. Прорвемся. Такая часть жизни: нас пугают, а нам не страшно.
Ей и правда не страшно. Это мы, слабые духом, волнуемся попусту, повестку каждый день ждем. Если Игорь уедет, как с новой беременностью разбираться? Совсем вокруг Лены никого, и я с моей аритмией и таблетками, несовместимыми с жизнью, а я их трижды в день глотаю, точно по графику.
Надежда, конечно, идеальная девочка. И Лена уверена, что снова девочка будет, ее Любовью назовут. Охо-хонюшки, какая тут любовь…
В этот момент первый пациент постучался, его записать нужно, обследовать… Вера автоматически проводила прием, обязанности выполняла четко, но будто раздваивалась, внутри шел беспрерывный монолог. Время-то действительно военное, надо с Ленкой что-то делать. Что-то придумать, я непременно придумаю! Моя ты красота, Офелия, о нимфа, какое впечатлительное существо из дочки выросло, а ведь 35 лет уже! Но вечные четырнадцать, если по правде. Может, я излишне строга.
Полчаса перерыва. Вера сидела за столом, лихорадочно ставила в строку поиска “Как избавиться от беременности”. Яндекс новое и новое находит, но принцип один — или таблетки, или травы. Листья лавра с пижмой советуют чаще всего. Еще хороши ванна и сауна, физические нагрузки и подъем тяжестей.
Окситоцин, спазмы вызывать? Опасно. Раньше попала бы в переплет, так эти методы применяла бы по очереди, на себе эксперименты ставить не заказано. Да нет, она бы аборт предпочла, в каждом народном средстве, включая тяжести и ванну, присутствовала тревожная пометка: необходимо сделать полную чистку матки после применения этих средств. Чтобы плод не мумифицировался, не возник сепсис или раздражение слизистой, что приводит к инфекции. В случае сильного кровотечения необходимо вызывать “неотложку”. И везде предупреждение — возможен летальный исход.
Это как на любом лекарстве три страницы побочных эффектов, они редко случаются, но указать производитель обязан. Так и здесь, нас пугают, а нам — страшно или нет? Рисковать жизнью дочери Вера никак не собирается. Самое главное в ее жизни — Лена. Подружка моя, забота моя и головная боль беспрерывная, но я же не против. Дочка, фантомный мой ребенок, не хочу, чтобы у тебя так сложно было. Столько лет мечтала, что и легче и радостней судьба сложится. Легче, чем моя. Я ж на все готова ради тебя, что значит “не мои проблемы”?.. Нет, все-таки на этом и остановлюсь. Самое безобидное. Отвар лаврового листа ничего ужасного не натворит. И по ложечке буду Ленке в еду добавлять, она не почувствует. Вера представила себе, как она по ложечке, по щепотке что-то дочке подсыпает — смешно стало. Только непонятно, смеяться тут или плакать.
Снова пациенты — где Лиля, почему не предупредила? “Пишите согласие”, — заученно произнесла Вера, с этого прием начинается. Формуляр специальный, любое действие сто подписей подразумевает. По правилам.
— Прочтите и распишитесь, пожалуйста, — Вера протянула листок, — готовая форма, только данные вписать надо. — В коридоре очень пожилая пара, видно, что они передвигаются друг за дружку держась, с трудом. Поодиночке, наверное, никуда не ходят.
— Михаила направили к вам, у него боли в бедре. — Поясняет бабушка в теплом платке, усаживаясь в кресле напротив.
— Да и так вижу, что боли, в направлении написано. — Дошло до осмотра, а у старика обнаружился тромб в бедренной вене, срочная госпитализация требуется. Остро требуется, немедленно, Вера его не имеет права домой отпустить, этот самый летальный исход в любой момент произойдет.
— У него же тромб! Вы понимаете, чем это грозит? Я вам Скорую вызову, они быстро приезжают, не волнуйтесь. — Что тут началось! Старушка запротестовала с решительностью, которой трудно было от нее ожидать. — Ни в коем случае мужа в больницу не отдам! Его там ковидом заразят, он не выдержит, Миша без меня умрет тут же!
Насильно даже в таких случаях не госпитализируют, против воли больного нельзя, ох уж эти правила. Как быть? Если с ним что-нибудь случится, решительная бабушка точняк напишет, что врач не рассказала о ситуации так, чтобы больной правильно понял. И где Лиля моя, не понимаю. Пусть бы и увещевала пожилую пару — Скорая к нам прибудет через две-три минуты, они расположены через дорогу.
— В больницу вашего мужа нужно — и прямо сейчас.
— Какая больница! Там ковид… он на койке умрет! — снова и снова повторяла жена. На самом деле она не понимала, как вернуться одной. Как дойти до дома. Они передвигались только парой. И в больницу их, что ли, вместе класть? Вера в сотый раз объясняла, что по закону несет ответственость за его жизнь.
Как специалист, знающий о критическом состоянии пациента, она обязана принять меры, согласно протоколу. Старушка жалобно причитала, дедок сидел смирно, тупо уставившись в противоположную стену. Наконец, появилась Лиля.
— Да где ж ты была? Свидетели нужны, пригласи сюда коллег. Госпитализироваться пациент отказывается, пусть придут те, кто на приеме. И завотделом тоже. Подтвердить, что опасность заболевания доктор разъяснил.
Врач — опасная работа, тут как на передовой. Не знаешь, откуда прилетит.
— Вы в медицинском учреждении, мы обязаны вам помочь, — Вера произнесла твердым голосом, не допускающим возражений.
Бабушкиному возмущению нет предела, уперлась и опять за свое: “Отпустите нас, нам пора домой. Я мужа чаем напою, спать уложу, ни в какую больницу он не поедет”.
Завотделом прибежала быстро, оформила бумагу, что врач Калатозова В. В. к выполнению своих обязанностей отнеслась со всей серьезностью, о необходимости срочной госпитализации пациент знает, но от медицинской помощи отказывается.
Подписи сторон. Врачи и пациент заверили документ письменно, старушка увела своего Михаила. Он в хорошем, видимо, недавно справленном пуховике. И кепка на голове у него теплая, скроена на английский манер. Оба собирались жить долго-долго, и на тромбы им наплевать, обойдется. Лишь бы не ковид.
Они уверенно шли, не сомневаясь в правильности своего решения. Позавидовать можно. Как бы Вере хотелось принять единственно верное решение — чтобы никаких сомнений!
Картина мира, благодаря этой случайно найденной работе, расширяется неимоверно, кстати. Такие случаи в этом кабинете происходят!
Все боятся повесток… Как бы не так! Решительно настроенный мужчина сорока пяти лет явился к ней, и с порога заявляет: я воевать хочу, иду добровольцем на фронт. Дайте справку, что годен! Стали на дуплексе смотреть, а у него на ноге артерии забиты. Вены курильщика. Операция нужна. “Вы же без ног останетесь! Стенты поставят или шпунтирование сделают, как хирург решит. Хорошо, что проблему выявили, еще немного, и… не хочу вас пугать, но гангрена не самое приятное испытание”. Он выслушал приговор — и опять за свое: доктор, я согласен на операцию, направляйте! Вылечусь — и сразу на фронт!
Вера твердила, что в теперешнем состоянии он в армии служить не может, война подвижности требует. И после операции бегать и прыгать не скоро начнет. Война, надеюсь, ко времени вашего полного выздоровления, закончится. Так что “выздоравливайте поскорей” сказала, уместно было.
Сейчас принято желать скорейшего выздоровления, многие уверены, что фраза вежливая и автоматом причисляет к добрым и хорошо образованным людям. Какая чушь! Это при гриппе желайте ни в чем себе не отказывайте. Но если вы не в курсе, чтó с человеком произошло, то лучше промолчите или “все будет хорошо” скажите, не так обидно. Есть ситуации, где не то что “скорейшее” не просматривается, а и вообще выздоровление не грозит… только во все хорошее верить и остается. Много таких случаев, пруд пруди. Так что скажите нечто, ни к чему не обязывающее — или промолчите. Я понимаю, что вы уже обиделись, от всей души ведь желали! Но если сто раз в день “скорейшего вам” слышать, то осатанеть можно, по голове тяжелым предметом запустить. Не рискуйте.
Очень расстроился мужик, заявил, что она хороший врач, но возможности человеческого организма безграничны. Было бы желание. Бегать буду и прыгать, вот увидите. Решительным шагом из кабинета вышел, нисколько не усомнившись, что вскорости отправится на фронт. И повестка не пугает, и на фронт его не возьмут. Вот как бывает.
И незабываемый морячок год назад приходил. Коренастый и ладный, коротко стриженый “морской волк”. Вера водоплавающих мужчин морскими волками величала, не делая различия, чем они, бороздя водные пучины, заняты. Данный морской волк сострадание вызывал, глаза умоляющие. Сходу заговорил о горе своем: «К вам обратиться велели. Не верят, что годен к работе. А мне без моря никак нельзя. Только в рейсе я живой, настоящий. Судно мое на приколе стоит, но команде объявлена готовность номер один. Документы собираю, медкомиссии прохожу заново — и не понимаю, зачем.
Напишите, доктор, такой результат, что все у меня в порядке, очень прошу”. А у него состояние предынсультное. Вера датчиком по телу сонной артерии водит, а там бляшки на 70 процентов. Кровоток замедленный. Морской волк сам концы в любой момент отдаст, а “отдать концы” не прокричит, не успеет. Срочно на койку ложиться надо. Морячок тоже спорил и упирался — доктор, поймите, я без моря жить не могу! — так вы, любезнейший, и с морем жить не сможете, а медицина сейчас чудеса творит. Спасут вас, а если не вмешиваться… вы же обаятельный, обходительный, настоящий джентльмен, вам еще жить и жить! Насильно не лечим, но я себе не прощу, если в пустоту мои доводы улетели.
Таким вот макаром, играя словами, почти вышедшими из употребления, Вера уговорила парня лечиться. И настроение ему подняла, пообещала на голубом глазу, что вены прочистят, продуют — и будет парень как новенький. В какой-то степени правда, если герой постарается докторам не перечить.
Водушевился морской волк, они расстались почти друзьями. И долгим гулом отдавались его шаги в пустом коридоре, понемногу затихая.
Тот день прошел не зря.
А этот явно не задался. На ровном месте проблема возникла, и деда жалко, и добровольца несостоявшегося… всех жалко. И себя тоже.
Вера снова вперилась в экран компьютера. Домой идти никакого желания нет. Она будто приросла к рабочему месту, в нем спасение. Укрытие от невзгод. Стабильно, надежно, а главное, она здесь себя уверенно чувствует. Врач высшей категории, не кот чихнул. К ней со всего Питера едут, имя уважаемое.
Она снова и снова листала интернет, читала про испытанные способы, никогда такого любопытства не возникало. А тут горячий интерес, горячей некуда! «Молоко с йодом для прерывания беременности. В стакан молока комнатной температуры нужно добавить несколько капель спиртовой настойки йода и выпить. Важно учитывать, что настойка токсична, негативно действует на пищевод и желудок. Комбинация этих компонентов не всегда способна выполнить основную задачу. Но при этом может спровоцировать опасные последствия (пищевая аллергия, нарушение работы сердечной мышцы, потеря сознания, маточное кровотечение, интоксикация)». О господи, ни одного способа нет, чтобы таких приписок не было. Что мне делать ума не приложу… «Подъем тяжестей, прыжки и физические нагрузки. На раннем сроке беременности плодное яйцо еще слабо прикреплено к стенке матки. Физические нагрузки вызывают сокращение маточной мускулатуры и провоцируют выкидыш. Метод опасен открытием обильного маточного кровотечения…».
Из оцепенения ее вывел Зинкин звонок. Вера мигом собралась и машина завелась на удивление бойко. Через полчаса они сидели в кафе на Невском и наговориться не могли. Не то, что всегда и во всем согласны, но доверяли друг другу любые тайны без опаски. В медицинском подружились, один курс, одна группа. Тогда две красотки, блондинка и брюнетка, стройные и разбитные. Судьба девчонок не очень баловала, но вместе по жизни шаг за шагом шли.
Лица меняются (в лучшую сторону, как Зина говорит), время никого не щадит, но они столько лет рядом! Баженова тусовщицей заядлой была, до трагедии. А потом как подменили. Девушка свободных взглядов, независимая в суждениях, Зинкины хлесткие шутки в медине наперебой цитировали… она пользовалась невероятной популярностью среди сокурсников, да разве только среди них! Несколько языков легко освоила, устраивала частные экскурсии для друзей-иностранцев, иногда до утра они шлялись по городу, в Питере же белые ночи! Одна из таких ночей стала роковой. Не для Зины, для сыночка ее двухлетнего.
Она родила на втором курсе от страстно влюбленного парня, но отношения с ним решительно прекратила, когда узнала о беременности. Ей нужен был свой собственный ребенок, у него будет мама, а папа пусть лесом идет. Тимоша таким славным уродился, хорошенький и сообразительный! Зина растила его вместе с родителями — те наукой заняты, преподаватели университетов, но время по уходу делили на троих. Дружная семья, Вера завидовала.
В ту субботнюю ночь Тимоша под присмотром бабушки и дедушки, никакого повода для волнений. Вечером на десять минут одного в большой комнате оставили, где модная в то время мебельная стенка стояла. Бабушка задремала, дедушка бумагами занят, да и что случиться может, такой понятливый ребенок! В комнате шкаф с полочками, и в нижнем ящике лекаство, чтобы седцебиение замедлять, Зинин родитель от перебоев страдал. Тимоше двух таблеток хватило.
Всполошились, да что же он там затих? И увидела бабушка лежащего на полу бездыханного внука, когда уже поздно было. Врачи Скорой приехали к мертвому мальчику.
После его нелепой гибели Зина очень переменилась. Стала подчеркнуто набожной и спокойной, взгляд ее поблек. Она вышла замуж за сокурсника, родила двух девочек с разницей почти в семь лет. Была примерной матерью и преданной женой. Мужа Костю она любила. Артистическая натура, ни на кого не похож! Он денег не зарабатывал, любил на гитаре упражняться. Зина смиренно реагировала, не перечила. Чем бы дитя не тешилось. Работу нашла высокооплачиваемую, сотрудничала с западной фирмой, производящей лекарства. И на долю не жаловалась, несла свой крест.
Может быть, это их и связало так крепко, через жизненные передряги вместе шли. Когда у Веры рак груди обнаружился, Зина контакты хороших врачей присылала. Выяснилось, что нужных Вера нашла сама, но заранее разве можно знать? К тому же Вера крепко усвоила: онкологи это специальные люди… а может и не люди вовсе. Пациенты у них перепуганные, растерянные, есть такое выражение: бездонные глаза. У раковых больных всегда бездонные глаза, там бездна ужаса и отчаяния. Большинство из них обречены, и каждодневое общение с ними… у онкологов вырабатывается железобетонная защита от чужой боли, равнодушие. Они ведь помочь не пытаются, просто выполняют свои обязанности. Им все равно. Что понятно и объяснимо, на каждого страждущего никакой эмпатии не хватит… Но очень не хочется с ними снова встретиться. Лучше в петлю сразу, Вера так решила. Если что. Но пока бог миловал вроде, об онкологах и думать забыла.
— Вер, ну что ты такую проблему из Ленкиной беременности делаешь. Дети как-то вырастают. И во время войны вырастают, и в голоде и холоде выживают каким-то образом. Бог поможет, они с мужем справятся.
— Только муж у нее идиот. И безрукий к тому же. В смысле, и гвоздь в стену не вбивается. Ноль. — Глаза у Веры сверкнули молнией, воспоминание об Игоре ее преобразило. — Он умеет команду борцов сколотить, отбрать способных ребят и учить их приемам. Все. Этим его умения ограничиваются. Раньше губастыми и грудастыми девками интересовался, полный телефон фотографий, я же видела.
Бывший Колин друг из чувства вины, я так думаю (Коле в свое время не помог, а нашему недотепе еще как помог!), живейшее участие принял в судьбе молодого офицера. Игоря повысили в должности, но каких трудов это стоило! Офицер наш двух слов связать не может, а требование — научную работу написать. Как-то они этот вопрос решили, но Игорю невдомек, что его «по блату» продвинули. Он ко мне снова год назад обратился — а почему меня не повышают? Почему «тот человек», как Игорь выразился, не предлагает мою кандидатуру, ведь вакансия была. Святая простота.
В Твери мои новые родственники живут, гордятся успешным сыном, там что мама что папа полный мрак. — Вера хмыкнула и глаза сверкнули. — Успешного… Весь его успех в том, что Лена замуж хотела, а теперь боится матерью-одиночкой стать. Страна одиноких женщин, как известно. Игорь грозит, что если она еще одного не родит, то он из семьи уйдет. Как по мне, после таких заявлений мужу говорят два простых слова «скатертью дорога». С глаз долой, из сердца вон, Надежду нашу мы и сами осилим. Без него.
— А ты уверена? Может, вам Игоря бог послал? Ты больна и надеяться, что на ноги чужого ребенка поставишь — по меньшей мере… не знаю даже как сказать. У Лены муж, готов быть отцом, ну не перебивай — да, он программу «двое детей это минимум для нормальной семьи» отрабатывает, ну и что? Тебе какая разница? Да может он и примитивный человек, но твой высокоразвитый Коля пьяным по двору с ружьем бегал, а потом в квартире скрылся и в потолок стрелял. Ты тогда из дому убежала к его родителям. Помнишь? Случай показательный. Скажи спасибо, что вы с Леной живы остались после его выходок. И у тебя лицо было такое… круглосуточно покорное своей доле. Сейчас вон какая стала, любо-дорого глядеть! Хозяйка своей жизни. Уверенная и властная. Несмотря на перенесенные страдания, кстати. Страдания часть нашей жизни, по силам нашим дается, не забывай.
— Хорошо, мне по силам, а Ленке моей ничего не по силам. Не хочу я ей страданий. Я вместо нее отстрадаю. Я согласна. У нее не так много сил.
— Откуда ты знаешь, сколько сил у дочери? Она пятнадцать лет мучилась от своей неполноценности, каждый ей в нос тыкал: ты бесплодная, детей не можешь иметь! У нас же это запросто, ты жаловалась, что и первый муж из-за этого ушел, и на работе беспрестанно шпыняли сотрудники.
— Два неудачливых поклонника, тоже мне сотрудники. Оба приударяли за ней, а потом объединились и злость на Ленке вымещали. Ну и что, мол, что ты замужем, а детей не будет никогда.
— Ты представь себе на минуту каждодневную боль от сознания собственного уродства, именно как уродство женщина бесплодие воспринимает. Неполноценность. Игорь, кстати, уйти может, если она не родит. Муж в своем праве, двоих детей хочет, вот она и старается. И счастлива, что никто не скажет — бесплодная ты, инвалид. Полноценная женщина на любые усилия готова — вырастит и на ноги поставит. — Зина говорила и ей нравилось себя слушать.Запал какой, героическая Лена в сложное время рожает каждый год, и это подвиг. Вера пафоса не переносила.
— Ага. Она Игоря на ноги поставит, он зарабатывать по-человечески начнет. И ремонт сама сделает, и двоих детей вырастит, улыбаясь и изображая счастье от свалившейся ей на голову полноценности. От переизбытка гормонов беременность, она же кормит грудью. Надежду кормит! и следующего ребенка ждет.
Тут взрыва в любой момент ждешь, я в метро войти боюсь. Мне каждый день страшно: что-то случится, что-то еще случится. Непоправимое. И знаешь, что покоя не дает? Лена в той же квартире живет, где мы с Колей скандалили много лет, и выстрелы в потолок гремели, папаша напивался и развлекал семью, как мог… Эх, веселая квартира была. Теперь Лена повторит мою судьбу? Да ни за что. Пусть уверенностью напитывается, щекастую дочку воспитывает. Надежда наша каждый день радость приносит. Углубленные раздумья Ленке и не нужны, пусть спокойно живет. Без лишних мыслей.
— Ты ничего не путаешь? В наше время спокойно пусть живет? Сейчас кому-то спокойно и благостно, что ли?
— Сорок бочек арестантов у тебя в голове, Зиночка. Только что рожаем каждый год, теперь вспомнила, что время неподходящее. Я же об этом битый час говорю. Подвиги на передовой совершают, сегодня это не фигура речи. А у нее сердце, врожденный порок… и у меня сердце после той радиации на убой, лечебной и для здоровья пользительной… Простой вопрос, а кто ребенка будет на руки поднимать, когда Лена уже следующим беременна? Я ей так и сказала — Надежда чем виновата? У тебя же сил на нее не останется! Если сердце снова напомнит о себе, как не раз было? Это же сумасшествие!
— А Лена что?
— Лена… а Лена… — у Веры дыхание перехватило. Дышать трудно стало. — Принеси мне воду, Зинуля, только прямо сейчас, что-то нехорошо мне. — Зина метнулась к бару, стакан воды из-под крана головную боль снял, испытанный способ. — У меня когнитивный диссонас от этой истории, я не ожидала. Не знаю как быть, бредовые мысли в голову лезут. Я ведь суетилась, большую квартиру для них выискивала, почти нашла. И как по голове пыльным мешком — мама, я всю жизнь мечтала сама забеременеть, я счастлива! Никогда ведь… какое-то беспричинное бесплодие… а тут гормоны взыграли.
— Вер, еще водички выпей, успокойся. Какую квартиру ты собралась покупать? Тебе гулять по улицам, а лучше по паркам с Илюшей под ручку надо Вместо квартирной суеты. Расслабься. Ты Ленке жизнь посвятила. Каждый божий день — Лене то нужно, теперь это. Дочь твоя выросла давно. Не твоя печаль, сколько у нее детей, и где их разместят — в старой хрущевке или в большой, но не купленной. Понимаешь?
— Понимаю, Зина. Ты права, как всегда. — И тут телефон в сумке Вериной зазвонил так громко, что люди с соседних столиков оглянулись неодобрительно. Ну да, всем только свои звонки нравятся, обычное дело.
Вера запустила руку в кармашек, достала изящную пластину с экранчиком — и сердце ёкнуло, Лена звонит! Она нажала на соединение, в трубке раздался срывающийся голос, перешедший в плач, а потом в рев со всхлипами: «Мама, я ребенка потеряла! Мам, я так… так боюсь! Я Надежду подняла сегодня несколько раз, она все время падает на пол, плачет и снова встает — ходить пытается, пришлось ее на руках держать. И в кроватку класть, а потом… У меня такое кровотечение! И остановить не могу. Минут пятнадцать уже!» — «Лена, Скорую вызвала? Вызывай немедленно! Я еду к тебе! Вдруг успею раньше… Леночка, держись, я с тобой! Я рядом»!
Вера ехала по знакомому маршруту и старалась спокойствие сохранять. Не хватало в аварию попасть, нервы на пределе. Один светофор, второй. Красный свет — стой как вкопанная, я помню. Господи, да не допусти этого обильного кровотечения сверх меры! Я же в пути, я помогу тебе, Леночка. Ты только держись!
Звонок телефона наполнил машину шумом, она нажала кнопку, — Илюша, тут такое! К Лене еду, кровотечение у нее, она, по всей видимости, ребенка потеряла! Она же беременна заново, я и говорить об этом не могла.
Голос у Ильи ровный, он как успокоительное действует.
— Не волнуйся, Верочка, это же обычное дело, бывает. Она что-то подняла?
— Надежда тяжеленькая, целый день ее таскать… и не будучи беременной трудно. Срок-то маленький. Раньше Скорой успею, я кровеостанавливающее уколю, оно дома у нее в аптечке. Припасли на всякий случай. А тут светофор за светофором красный, как сговорились.
— Час пик, не удивительно. Вера, а моя вещательная компания программу зарубила. Фантомные дети, говорят, это такая скользкая тема. Лучше не трогать. Детей у нас холят и лелеют. Они потом родителей токсичными объявляют, это новая норма. Ты же знаешь, родная, сейчас ни одна теория логичной не бывает. Смысловые концы с сюжетными концами не сходятся. К детям нежность и мягкость, они вырастают снежинками — и широко раскрытыми глазами смотрят по сторонам, на людей взирают с беспрерывным изумлением, включая собственное начальство. У них одно «господа, вы звери!» — в выражении глаз. Вера Холодная, а вернее, актриса Елена Соловей, в «Рабе любви» фильм так завершала. Едет она в пустом трамвае, помнишь? — смотрит на преследователей, и повторяет насчет господ, которые зверье. Предсказание.
Родители-звери лишают тридцатипятилетних отпрысков карманных денег за то, что те кальсоны перестали носить. Вечное детство, а счастливое или несчастное — от индивидуального восприятия зависит. В общем, сценарный план мне зарубили во избежание. Рискованная тема. Нынче, Верочка, не рискованные остались? По-моему, нет. Но это период такой. Ты позвони, как там Лена. И поздно и рано звони, жду. Устал безумно, чай вот допью и спать завалюсь. Но телефон рядом положу, звони! Непростая ситуация у Лены, я и во сне буду волноваться. И приезжай домой, обниму тебя.
— А я тебя еще и поцелую, — улыбнулась Вера и нажала отбой.
Светофоры закончились. Дорога прямая, вот-вот доеду. Говорили, еще одна девочка родится, ее Любовью назовут. В мою честь, опосредованно. Ну да. Да только нет ее, любви. — Вера вздохнула глубоко, вздох на стон похож. У подъезда машину бросила, взлетела по ступенькам крыльца, с полминуты в сумке копалась, пока нашла ключи, потом у лифта ждала, уткнувшись пальцем в покоцанную кнопку и продолжая бубнить почти неразборчивое:
— Была Любовь, да вся вышла. Вышла, и нет ее, реви не реви. Теперь одна Надежда. И пусть растет, она вон какая удачная получилась!.. Пусть растет.